Медовый рай

– Да, конечно… – согласилась с ним я. – Стас… ну… мой муж, он ставит мангал вот там… – Я показала ему утоптанную площадку слева от домика.

– Отличное место! Вы не волнуйтесь, я в этом деле бо-о-ольшой специалист! Ничего не загорится! А костровище я потом разберу, землей закрою, утопчу и будет как было!

– Я, наверно, должна рыбу почистить?

– Нет-нет! Вы ничего не должны! Уха – дело мужское! Занимайтесь своими делами. Я вас позову, когда будет готово.

– А в чем будете варить? – не отставала я. – У вас есть… в чем?

– Обижаете! – Май подмигнул. – Чтобы у рыбака не было с собой котелка – такое невозможно!

Я в десятый раз кивнула и ушла в дом вместе с лысым веником, забыв, что собиралась подмести дорожку. Впрочем, чего ее подметать-то? Это ж я собиралась делать на нервной почве. Надо сказать, что эта самая почва стала еще более нервной. Зачем я разрешила Маю хозяйничать на участке? Его же заметят соседи! Если и не сейчас, то когда всю улицу затянет дымом костра, каждый выскочит на крылечко, чтобы полюбопытствовать, нет ли какой угрозы любимой дачке. Глядь, а на моем участке посторонний мужчина! Да еще разводит костер! И варит уху! А что я скажу, когда та же Катерина спросит меня, кем мне приходится этот мужчина? Она сразу поймет, что я интересовалась ценой за съем комнаты в нашем садоводстве вовсе не для каких-то мифических знакомых, а сама собиралась ее сдать именно этому человеку. А раз я сдала ему жилье за деньги, значит, это не родственник, и нет смысла называть его, к примеру, двоюродным братом. А если жилец уже варит на участке уху, то он наверняка покажется Катерине уже не просто жильцом, а близким мне человеком… Вот ведь влипла! А если она расскажет о Мае Стасу? А что, разве я сама ему не расскажу? А как я ему расскажу, если он сразу подумает, что я… что мы… А мы вовсе и не…

Все то время, пока Май колдовал над ухой, я почти недвижимо просидела в домике, перебирая в уме самые ужасающие последствия задуманного и начатого гостем мероприятия. Когда сквозь отворенное окно в комнату потянуло острым и терпким запахом рыбного варева, мой желудок так скрутило от голода, что я мигом перестала думать о плохом и выскочила на улицу.

Над небольшим аккуратным костерком, обложенным камнями, висел видавший виды, кривобокий и хорошо прокопченный котелок, из которого струился дивный аромат наваристой ухи.

– Ага-а-а-а! – протянул Май, взглянув на меня. – Не выдержали! Я так и знал! Этот запах мертвого поднимет! Еще чуть-чуть, и будет готово! Несите миски или тарелки… Ну… что-нибудь, куда наливать… Еще ложку… себе. У меня есть. И какую-нибудь поварешку, что ли… А скамеечку я взял ту, что у вас возле умывальника стояла… Ничего?

Я кивнула все в том же стиле и отправилась в дом. Кроме посуды, я взяла еще хлебной нарезки и зелень, которую купила у Катерины.

– Зелень! Отлично! – обрадовался Май. – У меня обычно с собой для ухи все, что нужно, но зелень не сохранишь, а сушеная как-то не то… Позвольте, я добавлю в котелок петрушки с укропом. – И не дожидаясь позволения, он вытащил из моих рук пучок зелени. Он коснулся моих рук своими, и у меня перехватило дыхание. Пока я приходила в себя, он часть зелени изрезал над варевом, а другую протянул мне со словами: – А это чтобы сверху посыпать… И знаете что еще?

– Что? – покорно спросила я.

– Понимаете, есть такая деталь… Если в тарелки положить по кусочку сливочного масла… У вас есть масло?

– Кажется, в холодильнике есть немного…

– Тогда тащите! – весело скомандовал он.

Я поставила на скамеечку тарелки, положила хлеб и опять пошла в дом. Когда я вернулась, Май, как мне показалось, сделал странную вещь: вытащил из костра головешку, тщательно оббил, а затем сунул одним концом в котелок, немножко подержал ее там и вернул в костер. Мокрая головешка отчаянно зашипела и неприятно задымила.

– Это зачем? – удивленно спросила я.

– Чтобы придать ухе запах дымка!

– Он же противный! Вон как гадко пахнет!

– Вот увидите, в ухе вам понравится! Ничего-то вы, женщины, в настоящей ухе не понимаете!

– Ну… не знаю… Я терпеть не могу, например, сосиски с запахом дымка… или селедку… Знаете, такая в баночках…

– Так то ж химия! Кто ж ее любит! А головешка – натуральная штука!

Я с сомнением покачала головой, а Май достал из мягкой черной сумки, с которой пришел с рыбалки, фляжку, отвинтил крышечку, налил в нее жидкость, очень похожую на водку, и отправил содержимое в уху. Потом туда пошла еще одна порция алкоголя из крышечки. Видимо, на моем лице было написано такое изумление, что мой постоялец рассмеялся и сказал:

– Ну, я вижу, вы никогда не едали настоящей ухи!

Я продолжала изумленно таращить глаза, и он вынужден был пояснить:

– В уху всегда надо добавить водки… примерно рюмку… Как раз две крышечки получаются…

– Зачем?!! – моему изумлению не было предела.

Май расхохотался и принялся терпеливо объяснять:

– Во-первых, водка отбивает тинный запах рыбы, а во-вторых, придает особый, чуть сладковатый вкус. Уверяю, вы не опьянеете! – Он опять рассмеялся, потом убрал фляжку в сумку и разлил дымящееся варево по тарелкам. В каждую положил по кусочку масла из масленки, что я принесла, и посыпал оставшейся зеленью. Потом развел руки в стороны и сказал: – Ну! Налетайте! Только осторожно – горяченная! Как говорится – с пылу с жару!

Я хотела взять в руки тарелку, но она действительно оказалась очень горячей.

– Да-а-а-а… – протянул Май. – Надо, чтобы остыло слегонца…

Мы с ним сели на скамейку с разных сторон наших тарелок и посмотрели друг другу в глаза. Я свой взгляд тут же отвела, словно институтка на первом свидании с кадетом.

– А может, пока по стопарику? – предложил Май. – За знакомство, так сказать…

– Не-е-е-е-е!!! – Я так отчаянно это выкрикнула и с такой силой опять замотала головой, что Май в очередной раз рассмеялся, а потом, даже будто бы утерев нечаянную слезу, сказал:

– Да чего вы так боитесь-то, никак не пойму! Если соседей, то об этом вам надо было бы раньше подумать, когда решились комнату мне сдать. А теперь уж меня все ваши соседи сто раз видели. А женщина во-о-о-он из того дома… – и он показала на Катеринин, – со мной сегодня очень приветливо поздоровалась!

Ложка с ухой, которую я уже донесла до рта, дрогнула у меня в руке. Я плюхнула ее обратно в тарелку. Есть мне совершенно расхотелось. Май бросил на меня ироничный взгляд.

– Да, вы правы, – вынуждена была сказать я. – Надо было раньше думать… Теперь уж что…

– У вас ревнивый муж? – спросил он.

– У меня муж… нормальный… Но любому самому нормальному мужу вряд ли понравились бы вот эти наши с вами посиделки… Не находите?

– Да… как вам сказать… дело в том, что… – начал было он.

Но я тут же его перебила:

– Вот и не говорите ничего! – вдруг с неожиданной для себя решительностью проговорила я и опять взялась за ложку. Есть действительно не хотелось, но обижать человека не хотелось еще больше. В конце концов, он вовсе не навязывался мне в постояльцы. Я сама его оставила.

Проглотив одну ложку, я тут же заработала ею в полную силу, такой вкусной оказалась уха. Никакого алкоголя действительно не чувствовалось, а запах дымка был едва уловимым и очень приятным. Действительно не шел ни в какое сравнение с «задымленными» искусственным способом сосисками!

– Вижу, нравится! – весело констатировал Май.

И я вдруг решила поддаться этому его веселью. Не сидеть же перед ним с постным лицом! Чего уж теперь, когда дело сделано!

– Удивительно вкусно! – честно сказала я. – Такой душистый суп, такой… терпкий… по-хорошему…

– А водка чувствуется?

– Нет.

– А тонкий аромат дымка?