Вольные хлеба

«У него не было никакой уверенности, что они будут напечатаны, им двигала только любовь к моим стихам, – писала Ганна, – и я хочу, чтобы часть книги была в его переводах. Для этого некоторые ваши переводы придётся снять, и в первую очередь – поэму». И тут же указание: «Поторопите подборку в Дружбе народов», это путь к книге».

Меня потряс её высокомерный тон, она писала мне, как провинившейся служанке. А ведь в прошлом письме было несколько авторизованных стихов и два-три замечания по остальным!

– Не пишите ей больше, – возмущается редактор в журнале, – письмо действительно хамское. Мы сами пошлём ей стихи на авторизацию, и издательство пусть отсылает.

Редактор в издательстве и не разговаривает со мной:

– Она хозяйка, имеет право отказаться от переводчика, который её не устраивает.

– Но она уже авторизовала, практически, всю книгу!

– Значит, ваш коллега привёз ей переводы, которые лучше ваших.

– Я ничего не могу доказать. Это вы можете сравнивать.

– Она хозяйка книги.

Прихожу к заведующему отделом. Он смотрит на меня сочувственно.

– Понимаете, я не только стихи переводила, когда вопрос об издании книги не был решён, я поэму переводила в тысячу с лишним, строк! И она авторизована! Я уже не говорю о том, что книгу рассматривали с моей подачи. Если бы Николай Николаевич был жив…

– Светлана, я всё понимаю. Николай Николаевич очень хорошо о вас отзывался. Но вы знаете, Ганна – инвалид, лежачая, как мы можем спорить с ней? Нас не поймут.

– Тогда я забираю рукопись.

– Это жест красивый, но очень дорогой.

– Для меня это не красивый жест, я просто уважать себя перестану, если не сделаю этого.

Я забрала рукопись. Она легла в огромную стопку черновиков, я и сейчас пишу и печатаю на её оборотах. Книга вышла в переводах моего сокурсника. Я не подавала ему руки и после курсов, но его такие вещи не трогали.

Из «Дружбы народов» я не забрала подборку, и она вышла в моих переводах. Надо было забрать и её, не знаю, почему я этого не сделала.

А тут я встретила в Доме литераторов Искру, редактора журнала «Советская женщина».

– Светочка, я вас поздравляю. Рассказ Наташи Кащук в вашем переводе признан лучшей публикацией года.

– Здорово, спасибо! Наташа знает?

– Знает, как же. Уже больше месяца прошло.

– Странно, она мне ничего не сообщила.

Больше я не переводила ни строчки, как отрезало. Георгий Кайтуков спрашивал, почему я больше не перевожу его стихов. Но его я тоже не могла больше переводить.

Часть III

Жизнь полна до краёв

1. Мозговая атака

Была зима, белоснежная зима в Москве и Подмосковье. Друзей у меня в Москве практически не было. Даже через много лет за широким столом на двадцать-тридцать человек собирались, как я говорила, ростовчане и примкнувшие к ним москвичи.

Давние мои друзья жили не в Москве. В основном, конечно, в Ростове. Люся в Обнинске, Борис в Зеленограде, Лариса, институтская моя подруга, со своей большущей семьёй в Балашихе.

Только Софа, дочка маминой подруги, которую я знала с детства, и Эля, но с ней мы не общались до Высших курсов.