Победитель свое получит

Илья, прорвав высокими прыжками самые густые и замусоренные заросли, бежал в это время к пустому соседнему двору. Он нырнул в знакомую арку, перемахнул через покалеченные детские качели, похожие в темноте на скелет некрупного динозавра, и снова нырнул в кусты.

За ним некоторое время гнались двое – совсем как вчера. Однако скоро он кружил в кустах и царапал ветками руки в одиночку: воры не захотели его преследовать. Они вернулись к машине, и в тот же миг «Волга», подпрыгивая на ухабах, заскользила в потемках, как большая, не слишком ловкая рыбина, случайно попавшая на илистое мелководье. С усилием, но скоро она ушла на глубину – на пестрый, в цветных огнях, проспект Энтузиастов. Там полно машин и никому дела нет до старой «Волги» и ее багажа.

По инерции Илья еще некоторое время бежал. Затем он перешел с нервных скачков на мелкую рысь. Он все еще спасался, в его ушах все еще стучали и шлепали шаги преследователей, но он уже стал таким, как всегда, – всесильным повелителем ночи и гонителем нечисти.

Так продолжалось до тех пор, пока он не услышал дьявольский рык. Тут же ему под ноги метнулось что-то чернее и живее ночи.

Пришлось остановиться и скромно замереть.

– Добрый вечер, – пропищал тоненький голосок. – За вами снова гнались? Снарк, фу!

Илья узнал маленький, тощий силуэт, увенчанный помпоном.

Снарк вздохнул и нехотя отступил от ноги Ильи, которую собрался было разгрызть. Пес уселся рядом с хозяйкой и начал чесать за ухом мускулистой задней лапой.

– А ты снова гуляешь по ночам? – укоризненно сказал Илья девчонке с помпоном.

– Гуляю не я, а Снарк, – поправила его девчонка. – Ему надо – он до утра не дотерпит. Да сейчас совсем и не поздно, около одиннадцати. Зато народу мало. Многие ведь пугаются Снарка, а он просто играть любит.

– Да, игрун он еще тот!

Снарк, освещенный луной, повернул к Илье свою громадную голову и глянул широко поставленными неласковыми глазами. Меж белых зубов в его пасти дрожал и блистал темный страшный язык. Наверное, за девчонку и в самом деле беспокоиться не стоит.

– А сегодня кто за вами гнался? – снова спросила она.

Илья небрежно махнул рукой:

– Так, козлы какие-то. Вот ты ночью болтаешься по улицам, а кругом творится черт знает что. Пять минут назад я своими глазами видел, как воры ограбили квартиру.

– А что они украли? Золото, телевизор, старинные вещи, да? – запрыгала на месте любопытная девчонка.

– Не знаю что, но целый узел увезли в машине.

– А где это было?

– В длинном доме на Созидателей. Воровали там, где кусты и кучи, в последнем подъезде.

– А, знаю, дом номер восемнадцать, – обрадовалась девчонка. – Но ведь там почти никто уже не живет! А вы запомнили номер квартиры, которую ограбили?

– Откуда? Я же снаружи был.

– А номер машины? Вы говорили, была машина.

– Была. Только зачем номер?

– Чтобы сообщить в милицию!

Вот о милиции повелитель ночи почему-то ни разу не вспомнил! В своем нордическом замке был он сам себе и богом, и милицией.

– Номер тут ни к чему, – сказал Илья. – Они давно уехали. Да и взяли вроде немного. А машина у них старая «Волга». Вроде бы серая, но в потемках цвета не разглядишь.

– Я приду домой и сразу же позвоню в милицию, – пообещала владелица Снарка.

– Своим цыплячьим голосом? Они решат, что кто-то прикалывается.

Девчонка обиделась:

– Нормальный у меня голос. О преступлении имеет право говорить всякий – если, конечно, у него есть совесть. А вы со своим взрослым голосом будете молчать?

– Это мое дело!

– Когда начнется следствие, я все равно расскажу, что вы видели и воров, и машину.

– Вот еще! – рассердился Илья. – Впрочем, пожалуйста. Ты меня все равно не знаешь. Попробуй найди!

– И искать не надо: вы работаете в «Фуроре». Я даже сегодня вас там видела в халате и в такой смешной шапочке. Вы ящик с кефиром несли.

Илья и предположить не мог, что скромное перетаскивание тяжестей в «Фуроре» делает его личностью заметной и в некотором смысле даже публичной. Да, тьма скрывала его, зато дневной свет выставлял на позорище. Хорошо еще, что сегодня удалось остаться неузнанным под пудовой башкой Фруктикона.

Илья вспомнил свои танцы в поролоне и плюше. Это было, кажется, так давно – позавчера или месяц назад! А Тара умчалась и все позабыла…

– У вас руки дрожат! Наверное, вас до дому надо проводить. Все-таки за вами воры гнались, – не унималась девчонка.

– Да ну тебя!

Илья круто развернулся и пошел домой. Осенняя ночь сгущалась, но мрак не был больше таинственным. Думалось о другом. Тара, Тара!..

Оттого что Тара существует наяву и зовут ее Ксюшей Ковалевой, все остальное поблекло. Блуждания грозного Альфила по нордическому замку вышли бестолковы, схватки случайны и лишены боевого задора. В конце концов Илья просто уставился на серый экран монитора и стал слушать, как колотится его сердце в глухом ящике ребер. Сегодня за ним гнались воры, но страшно не было, только противно. Страшно другое: он никогда ее больше не увидит!

Илья давно привык к слову никогда – оно часто путалось под ногами в стихах Тамары Сергеевны. К нему, как скрепки к магниту, сами собой липли рифмы «всегда», «иногда», «провода» и «ты знаешь, да». Ерундовое, сорное, обычное слово, но сегодня оно пугало своей пустотой.

– Илюша, где ты был? Что это такое?

Мать возникла сзади, за плечом. Она печально распялила на руках куртку Ильи. Левый рукав куртки был разорван. Из дыры лезла лохматая голубая дрянь подкладки.

– Я гулял, – привычно, не подумав, ответил Илья.

– Гулял? Где? Зачем? Что это за дыра? Откуда грязь? Тебя снова били? – тоскливо спрашивала Тамара Сергеевна.

– Почему били? И почему снова? – спросил в свою очередь Илья.

– Эта куртка! А вчера твое лицо! Тебе надо сменить пластырь на подбородке…

– Вчера я гулял, споткнулся, упал. Что за беда? Сегодня тоже гулял.

– Кому ты врешь! – вскинулась Тамара Сергеевна, и в ее голосе задребезжали слезы. – Почему ты мне не доверяешь? Я мать! Я все пойму, я не стану осуждать. Но у тебя вечно какие-то тайны. Чем ты живешь? Почему не дружишь с Виталиком Трескиным, с другими ребятами из класса? Где ты слоняешься по вечерам? Все молчишь? Вылитый Бочков!

Тамара Сергеевна считала, что все плохое и непонятное Илья унаследовал от отца, Виктора Анатольевича Бочкова. Однако Бочков-старший был человеком на редкость простым и обычным, а вот сложностью душевного устройства отличалась как раз сама Тамара Сергеевна. Она глубоко и болезненно переживала любую шероховатость бытия.