А ты постарайся.
Пошли плясать по кругу друг за дружкой, размахивая шелковыми платочками, залихватски выбивая каблучками. За спинами гостей слышна чья-то потасовка. К танцующим пробирается прилично захмелевший бойкий старичок, с торчащей седой бородкой и жиденьким голоском:
Девушки-голубушки, писаные любушки,
Хихоньки да хаханьки, скачете, что махоньки.
Пытается ногами выписывать своеобразные коленца, нелепо размахивая руками, но, или немало выпил для сугреву, или от ветхости стариковской, забавно путается в исполнении кренделей. Все потешаются, хлопают в такт. Махнул рукой и на полусогнутых прошел середочкой.
Я плясать-то не умею. Только так побегаю,
Разве нашим молодым уваженье сделаю.
Глядя на это форменное безобразие, жена пытается вытянуть его из круга, хватает за шиворот и тянет за собой. Он, как может, отбивается.
Из конца в конец пройдемся и назад воротимся,
Старых женок запряжем и на них прокатимся.
Гримасничая, высовывает супружнице язык. Она, баба дородная, грудой высясь над дедом, разом вспыхнула и заорала удивительно тонким голоском.
Сидит дроля на заборе, плетет лапти языком,
Чтоб залеточка его да не ходила босиком.
И пошла перебирать ногами, да так ладно, так скоро. Муженек с хитрецой в голосе дребезжащем:
Ах, сударушка моя, ты танцуешь – молодец!
Ты танцуешь и трясешься, как в печурке холодец.
И втянув голову в шею, высунув язык, что есть мочи бежать, женка с кулаками следом. Зрители дружно захлопали, засвистали, заулюлюкали, разрозненные шуточки слились в веселый вопль, взорвавший воздух.
Девушки спохватились, разорвали хоровод и выпихнули из своих рядов Тулу. Не стушевалась и не спряталась, польщенная вниманием, высоко подняв голову, сдержанно и грациозно проплыла в середину сквозь расступившуюся с благоговением толпу. Стон невольного восхищения пронесся по двору праздничному. Красота ее была столь совершенна, что на мгновение почудилось, будто само солнышко спустилось к ним со своего сияющего олимпа.
Взмахнула руками, что лебедушка крыльями и заскользила по кругу под одобрительный гул восхищения. Глаз восторженных не оторвать, любуются гости проходочкой величавой. Cердца многих покорила краса девичья.
Но, лишь, Эльдара сердце было уже не свободно. Любовь в нем поселилась, нелегкая, мучительная.
Он сидел по правую руку от невесты. Время от времени невольно бросал косые взгляды в ее сторону, примечая, Нора необыкновенно счастлива. Ее лучистые глаза с такой заботой и нежностью глядят на нареченного, не забывая одаривать гостей сиянием обворожительной улыбки.
Тамада налил в серебряный кубок хмельного вина и передал невесте. По местному обычаю она должна была угостить того, кого считала самым дорогим гостем на своем торжестве. Девушка, обеими руками держа чашу, повернулась к Эльдару. Он бережно подхватил кубок, надпил немного терпкого, прохладного напитка, но гости шумно стали требовать выпить до дна. Пришлось осушить. Приятная, бодрящая влага разлилась по всему телу, наполняя его решительной отвагой.
Взяла пустую чашу, поставила на стол, пригласила за собой, ведя за руку, посадила в резное деревянное кресло, украшенное ветками калины, платками разноцветными. К ним подошли девушки, взявшись за руки, пошли хоровод водить.
«Долина моя, долинушка, долина широкая.
Как по этой долине туман расстилается,
Как из-под этого тумана заря занимается;
Как из- под этой зорюшки солнце ясное встает.
Как на этой долинушке девицы водят хоровод,
Красного молодца к себе кличут:
«Ты, молодец разудалый, иди к нам в круг!
С тобою нам, миленький, веселее быть:
С тобою нам, друг любезный, радостнее жить!»
Все уже девичий круг, все ближе поющие красавицы, зовут в танец. «-Выбирай любую, не побрезгуй, – смеются глаза лукавые. Эльдар решительно подхватил ладонь Норы; пусть что будет, то и будет, местных танцев не знает, попробует, как сможет.
Заиграла музыка. И, вначале легкой, пружинистой проходочкой, держась за руки, прошлись пары по кругу, потом закрутились-завертелись вслед за ведущими. Ему верилось и не верилось, что держит в объятиях прелестную незнакомку, о которой давно сердце грезило. Утонув в наваждении греховном, ведет девушку, а мысли дерзкие, отрывистые, кружат голову:
– Знаю, ты чужая невеста, знаю, что опоздал, что не вправе надеяться. Не могу стряхнуть чары грешные. Запутался окончательно… Боюсь, что осмелюсь быть навязчивым, настойчивым. Как больно и как досадно! Надо уйти, хоть и до безумия сложно. Как оставить все недосказанным, незаконченным? Как успокоить боль? Чужая жена отныне, но какая же ты желанная, любушка моя, долгожданная. И близкая сейчас, и такая далекая. Не достать, не схватить за крыло мечту безумную.
И крепче сжимает пальцы девичьи. Прижимает к груди отчаянно, позабыв обо всем на свете. Музыка стихла. Закончился танец. Растерянно оглянувшись, поклонился присутствующим, и, не разбирая дороги, бросился вон, только никто не заметил его бегства.
Да и кто мог заметить. Антон, важный, как павлин, восседал в центре, вешая какую-то чепуху на уши почтенных стариков, что слушали его с необыкновенным вниманием. Тимор напрочь потерял голову и не замечал ничего и никого вокруг. Он был весь во власти солнечного обаяния Тулы. Жадно ловил каждое слово, каждый ее жест, стараясь при любом удобном случае прикоснуться к ней, испытывая при этом приятное щекочущее волнение в груди. Девушка целиком и полностью завладела сердцем послушным.
Когда в разгар вечернего веселья молодые ушли в дом, она взглядом позвала за собой. С готовностью пошел следом в предвкушении любовного свидания. Не успев спрятаться от посторонних глаз, как сразу очутился в горячих объятиях красавицы. Она осыпала его лицо страстными поцелуями, прижимаясь всем своим молодым трепещущим телом. Это было так неожиданно и так возбуждающе, что голова пошла кругом. В первый раз в жизни почувствовал, что такое настоящая страсть. Как прав был Антон, говоря, что ничего слаще любовных утех нет.
– Я люблю тебя, – шептал разгоряченный.
– И я тебя люблю, – целовала его девушка. – Как только увидела, поняла, ты мой, и только мой суженый, —шептала горячо и страстно.
– Тула, – захлебнулся от блаженства. – Это правда! Значит, ты моя. Навсегда! На веки вечные!
– Навсегда, – радостно поддержала, – навеки веков.
– Сладкая моя, какая же ты обольстительная! – слова находились сами по себе. Он умел говорить о любви, если надо было. Все целовал милое личико.
– Решено! Выходи за меня замуж. Завтра во дворце и свадьбу справим, – Cказал и обмер от счастья.
– Погоди, – прикоснулась пальчиком к его губам.
– Не торопись. У нас с тобой еще все впереди. Обещаю, любовь моя до утра не иссякнет – прошептала красавица игриво, – только доверься мне, и я сделаю нас воистину счастливыми, а прежде должна уйти. Ты не забыл, что замуж выходит моя самая близкая подруга и у меня еще есть какие-то обязательства. Утром увидимся и все решим, ладно? – Девушка крепко поцеловала в губы и ушла, кокетливо стрельнув напоследок глазками.
Тимор разочарованно смотрел вслед. Надеялся пробыть рядом с возлюбленной подольше. Сердце горячо билось, вспоминая объятия страстной красавицы.
Продолжавшее веселье его уже не привлекало. Только сейчас заметил, что Эльдара нигде нет. Вспомнил его грустные глаза, его странное поведение и пошел искать друга, решив поделиться с ним радостной вестью.
Антон был окружен стайкой девушек. Они наперебой рассказывали ему что-то, явно стараясь угодить своему князю. Каждая пыталась понравиться, привлечь к себе внимание гостя залетного. Он же чувствовал себя превосходно. Шутил, довольный, смеялся, без разбору подмигивал любой. Ясно, оседлал своего любимого конька. Тимор не утерпел и пропел шутливо:
– Девицы-красавицы, душечки-голубушки, знаете ли вы, что князь завтра с собой невесту во дворец увезет.