А у вас такое было? Ироничные рассказы

О, о. Опять на обед пошли, а меня не позвали. Но я уже приспособился, контейнер, котлетка из кулинарии, кофе в термосе.

«Да, Иван Иваныч! Что говорите? План со следующего года поднимаете? Так мы ещё этот не выполнили. Не… гм, чего? Ага, понял, понял Иван Иваныч. Вас это не интересует, и премии опять лишите. Понял, Иван Иваныч, сделаем».

Я с начальством на «ты», оно со мной всегда советуется, прежде чем ответственное решение принять, оно меня всегда в курсе дела держит и в свои планы посвящает.

Сейчас коллектив придет, я им хвоста накручу, я им устрою Новый год, сейчас я им объявлю. А то ишь, Новый год они вместе отмечают, а меня не позвали, сейчас…

Хотя не, не сейчас, лучше завтра. Не готов пока. Решимость есть, а сил нет. Лучше завтра. А ещё лучше, уже в новом году. Вот придут они после праздников, тут-то я им и врежу.

В общем твердо руковожу, смело, прямолинейно, как я умею…

Как они гуляли

Тогда они все гуляли. Ммм! Как они тогда гуляли! Когда город засыпал, они только просыпались. Когда город просыпался, они еще и не ложились. Когда город опять засыпал, они по нему перемещались, когда город просыпался, они садились ужинать. Когда город засыпал они ехали из города, когда город просыпался, они возвращались домой и падали. И не спрашивайте, на каком топливе всё это работало.

Теперь, когда город просыпается, он пьет таблетку, когда город засыпает, он разгадывает кроссворд и опять пьет таблетку.

Когда все сидели на диетах и делали гимнастику, он, не пересчитывая, употреблял белки, жиры и углеводы. Теперь из них из всех остались только он и доктор, который прописывает ему диету, прогулки и гимнастику.

Когда возраст по цифрам совпал с размером брюк, стал задумываться. Но быстро передумал.

Тогда он думал, что всё, чем он злоупотребляет внутрь, утром его и покидает. Теперь, стоя у зеркала и глядя на себя в отражение понял, как же он заблуждался.

Организм долго стучался ему в печень, в поджелудочную, обращался к сердцу, и взывал к голове, пока не добился его внимания, накидав ему камней в почки.

Когда он восторгался женщинами, они проходили мимо. Когда женщины стали обращать на него внимание, ему уже было не до них. Он уже спешил к доктору.

Когда все негодовали против, он заступался. Когда того, за кого он так заступался стали носить на руках, он его вычеркнул.

Когда все кричали «Бога нет», он в него верил. Когда неожиданно все стали верующими, он стал атеистом.

Он часто обижался и не показывал этого. Он сам обижал и не замечал этого. Его обижали и понимали это. Он терпеливо нес все эти обиды в себе, любовно перекладывая их с места на место, просматривая их, вновь и вновь, вскипая и мысленно потрясая кулаками. Но те люди, которые его обидели, уже через пять минут забыли об этом. Теперь они вряд ли даже имя-то его вспомнят. А он всё носит эти обиды, доводя себя до исступления.

Он всегда считал себя умным, а когда посмотрел на тех, с кем все эти годы дружил, понял, что не такой уж он и умный.

Однажды он понял, что деньги, как и здоровье, кончаются внезапно. Чтобы и то и другое восстановить, надо много работать. И то и другое необходимо беречь. Потому что когда кончатся деньги, нужно будет здоровье, а когда кончится здоровье, будут нужны деньги.

Зрение теперь показывает только общие виды. Изюм и тараканы в сырнике выглядят одинаково. Память работает избирательно и не спрашивает хозяина, что ей сейчас надо вспомнить. Вспоминает, что может. Тоже и со слухом. Телефон звучит тихо, а вот соседи, как раз, наоборот, за стеной очень громко о чем-то шепчутся.

В личной жизни всегда был успешен, теперь также успешен в одиночестве.

Культурный уровень всю жизнь повышал в кинотеатрах. Теперь, читая книги, понял, потерял уйму времени.

Когда все бегут, невозможно не бежать со всеми. Поэтому почти все бегут и матерят того олуха, который прогулочным шагом, глазея по сторонам, заглядывая в витрины и разглядывая архитектурный ансамбль XVIII века идет куда-то, блаженно щурясь на утреннее солнце.

И он всю жизнь бежал. И, так же как и все, норовил обойти ближнего своего, подтолкнуть, подпихнуть и быть первым. И никогда не задумывался о том, что невозможно быть первым в хороводе. И только некоторые задавались вопросом, а где этот, с архитектурным ансамблем, на утреннем солнце? И только единицы сходили с этой карусели и шли не спеша своей дорогой.

Пока вокруг все блестело, менялось, мелькало и мигало разноцветными огнями, казалось, что жизнь кипит. А когда вечером открыл альбом с фотографиями…

Ну, а теперь-то чего рыдать?…

Скажите доктор

Вступило как-то мне что-то где-то под лопаткой. День ходил, два. Решил, пока ещё хожу, пойти к доктору. Друзья, знакомые, близкие говорят, только в платную. Мол, в платной работают специалисты, а в городской… Ну, вы понимаете.

Записался, пошёл, оплатил, сижу, жду.

Доктор очень солидный, большой такой, холёный. Костюм проступает из-под халата. Дорого так проступает. Очки на носу внушают уважение, как и золотая ручка в нагрудном кармане. Ему бы руководить чем, министерством или казино. Этот сидит, одним пальцем в перстне в клавиатуру тыкает. Палец тоже, солидный такой, большой, холёный. Кнопка под ним просто исчезает.

Бросил доктор на меня быстрый взгляд, спросил «на что жалуетесь» и больше на меня не отвлекался. Пока я живописал свои ощущения под своей лопаткой, из принтера полезли листы бумаги. И все мне.

Движением пальца доктор меня отпустил, и пошел я собирать анализы.

По совету друзей, близких и знакомых, пошёл в платную. Когда через неделю выкупал результаты, в семейном бюджете образовалась солидная брешь. Но, здоровье не купишь. Оплатить можно только к нему дорогу.

Доктор мучительно молчал и перебирал листочки с буковками и циферками. Результаты анализов в его пальцах казались школьными шпаргалками. Он шевельнул пальцем, и из принтера вылезло ещё несколько листочков.

Направления на УЗИ нижних и рентген верхней правой конечностей меня озадачили, но спорить не стал. А вот по поводу колоноскопии попытался возразить, мол, у меня лопатка, а не то, куда вы меня…

Доктор посмотрел на меня сочувственно, всем видом давая понять, как он соболезнует моему невежеству и углубился в монитор.

Через три дня я вернулся. Результаты УЗИ и рентгена ни меня, ни доктора не удивили. А вот после той унизительной процедуры, мой организм ещё находился в недоумении, а я в депрессии. И хотя изнутри я оказался чист, моя душа металась и негодовала.

Доктор меня успокоил и заверил в том, что круг поисков сужается, а значит, мне пора пройти в кассу.

Вчера сделал ЭКГ, сегодня флюорографию, завтра к проктологу и окулисту.

Думаю сегодня послать, куда подальше друзей, знакомых, близких и завтра сходить в городскую. Да и под лопаткой всё как-то уже рассосалось.

Теперь, ввиду ограниченности средств после моего лечения, супруга увлеклась диетами и кормит нас очень недорого, не очень вкусно, но очень полезно.

Вот только друг обиделся, который всё в платную советовал. «Жмот, ты», – говорит. «Просил ведь взаймы, а ты отказал. Нету, нету, а сам столько на докторов, э-э-эх»…

Да, здоровье не купишь, можно только оплатить к нему дорогу…

Март

Наконец, март спустился с небес на землю. Озираясь по сторонам, он озабоченно качает головой. Сколько же всего нужно сделать, чтобы навести порядок, после того, как здесь похозяйничала зима. Надо растопить снег, расплавить лед и уже скинуть с крыш эту бахрому из сосулек. Надо прибавить яркость солнцу и добавить тепла. Уж очень как-то здесь сыро, серо, уныло и зябко. Надо всё просушить, осушить, запустить ручьи и на деревьях накачать почки. Все оттенки серого и коричневого, перекрасить в жёлтое и зеленое. А вот небо, надо поднять повыше, добавить контрастности и голубого. Очень много скопилось грязи. Необходимо всё промыть с громом и молнией. Дааа, работы много. Придется звать на помощь апрель да май, одному не справиться…

Март свое дело знает туго. Как к своему восьмому дню цветы распустить и как тёплыми лучиками заразить людей адреналинами, серотонинами и прочими эндорфинами.

Мужички сразу забегали, глаза горят, новые костюмы достают, причесываться стали и перья распушать, кому сколько дадено.

Дамы достали свои улыбки, грудь выше, юбки короче, каблучки поострее. Очнулся народ от зимней спячки, оклемался.

И вот мчат уже в центр города, по подземным тоннелям юнцы, юноши и дядьки. Плотно одетые в свои одеколоны, парадные свитера, спортивные костюмы и галстуки. Все на променад. В парки и скверы, на центральные улицы и бульвары. Куда ни глянь, везде они, блуждают по улицам взглядами, как фонариками, фарами и прожекторами. По одному, по два и стайками. Ощупывая, рассматривая, пытаясь по лицам встречных барышень прочитать, каков будет их ответ при попытке заговорить? Флирт, знакомство или пройдёт мимо, обдав всё ещё зимним холодом? Конечно, большинство из них вернуться домой в одиночестве, но с твердым убеждением, что вот завтра-то им точно улыбнется удача, вернее та самая, которую сегодня они так и не встретили. И не потому, что, а просто потому, что разминулись.

Ну, а девушки, эти неприступные бригантины, эти холодные айсберги, плывут вдоль улиц, деланно возмущаясь на засмотревшихся, на них, граждан, одергивая свои юбки и платья, стряхивая не существующие пылинки со своих ножек, плотно упакованные в чулки и колготки, розовея при этом щёчками от удовольствия.