Страж серебряной графини. Кофейный роман-эспрессо. Фейная дилогия. Том второй

…Ворохов позвонил мне в скайп рано утром, когда оба моих фея – маленький и большой – еще безмятежно сопели в своих кроватках. Меня же нескончаемою жаждою и изжогою мучил Фрост[3 - Роберт Фрост – выдающийся американский поэт, эссеист и критик середины двадцатого столетия. Стихотворение Р. Фроста «Заснеженный вечер» блистательно переведено Г. М. Дашевским на русский язык в ноябре 2013 года, как образец баллады в народном духе.], и я решил перевести его «Заснеженный вечер» с утра пораньше, вопреки всем приметам и названиям, ухватив за хвост синичью, упругую, трель ритма, пришедшую мне в голову внезапно, как бред….

Расплывшийся в фокусе экран ноута преподнес мне взлохмаченное, хмурое лицо Мишки, на фоне его домашней мастерской, с разбросанными гроздьями кистей, сломанными палитрами, рамами и макетами, и возлежащей на ступенях лестницы гладкой и по – египетски, статуарно – мускулистой кошки Баси, любимицы всей вороховской семьи.

– Слушай, брат, я чего звоню.. – Наскоро поздоровавшись, начинает Мишка, то и дело оборачиваясь в сторону лестницы. – Ты на французские ресурсы давно заглядывал? Ну, «Фигаро» там,» Пари матч»?

– Нет. А что? – Я верчу в руках листок со строфами Фроста, беззлобно чертыхаясь про себя. Мишка все перебил.

– Да ничего, так.. А фей?

– Ланушка рано легла вчера. Купала и стригла Никушу. Устала. – Я медленно улыбаюсь, еще раз проживая про себя забавные картины вчерашнего купания ребенка, от которого странно пахнет шоколадом, молоком и солнечной пылью… И который похож на фея так, что замирает сердце, когда думаешь об этом…

– Слава Богу. Не давай ей смотреть французские веб – ресурсы. И «Русский Париж» – тоже.

– Почему? Чего это ради? – удивляюсь я непритворно. – Ланочке ведь нужно бывает. для работы, ты же знаешь.

– Да. Но не сейчас. Виолка вчера разбилась…. Весь Париж гудит.. Мне звонил Мартен, ее агент. Только что.

– Господи Боже! – я медленно кручу пальцем колесо мышки, прочищая горло сдавленным кашлем. – Она..

– Она мертва. Сломала шею. Как Ланке сказать?

– Нельзя.– Я ошеломленно хватаюсь за голову. – Подожди. Я позвоню Полю. Это правда?

– Черт! Ну, конечно, Грэг. Мертвее не бывает. – Мишка саркастически хмыкает.

– Как?! Что произошло?!

– Не знаю. Поль сказал: суицид на почве ссоры с возлюбленным.

– Мерзавец! Клошар![4 - Здесь в значении – недостойный человек, бродяга, авантюрист. (франц.) Автор.] – Взрываюсь я ожесточенно. – Довел – таки! – Моя голова пылает, рисуя непрошенные картины, которых – быть не может. Как не бывает «бы». Что ждало бы Ланочку, решись она простить и остаться с ним?! Немыслимо! Но вместо Ланушки на парижском, сером, с белыми прожилками, средневековом камне, распластано тело Виолетты Норд. Фотографии фотобанка «Франс – Пресс» страшны. Я включаюсь в ресурс вслед Мишкиному рассказу. И напрочь забываю про открытую дверь кабинета. Меня приводит в чувство звук падающего тела…

Ника:

…Папочка так страшно кричал, что я проснулась, испугалась, и прибежала в комнату в одном носочке… Мамочка. Моя любимая мамочка лежала на папиных руках на полу. Когда она падала, то ударилась о книжный шкаф… И была – как мертвая.

Папа и вовсе не заметил меня.. Он хрипло шептал что то, на незнакомом мне языке, целуя мамочку все время, гладя ее волосы, веки, щеки, руки, прижимая ее к себе, как куколку или маленького ребеночка.… Он даже и не шептал, а просто сипел, как Барбоска, которого весной удавил петлей Мишка Корягин из нашего прошлого двора.. Мишка всегда удавляет собачек… Он – жи – во —дер.. Сдает потом их в мыль- ни —цу… Или – в мыльню? Как правильно? Не знаю. А папу теперь нельзя спрашивать ни о чем… Пока мамочка не поправится.

Я убежала, набрала воды в маленькую ванночку, в которой купаю кукол и стала мочить мамочке носовым платочком лоб и ручки.. У нее на голове, кажется, шишка. Она ушиблась.. Она ведь очень нетвердо ходит. Как будто – танцует. Мы все ходим и стоим полной ножкой, а мамочка – почти на цыпочках… и если волнуется или спешит – падает. А если падает, то не разрешает об этом говорить никому. Даже и куклам. Однажды я тоже зашла в папин кабинет, а мамочка лежит на ковре и смеется. И вытирает своим шарфом пыль на нижней полочке.

– Зачем – шарфом? – спросила я.

– Ну, детонька, чтобы зря не падать. – Ответила тихо мамочка и опять засмеялась. А потом мы долго вставали и у нее кружилась голова… А папочка не знает, что мамочка тогда упала. Мы просто потом в кабинете протерли всю книжкину пыль.. Или – книговую? Опять – не знаю…

Я люблю мамочку так, что останавливается сердце… Просто никому не могу об этом сказать.. Когда смотришь мамочке в глаза, то кружится голова, и ты будто бы падаешь в колодец… И ей нельзя сказать неправду. Даже и никакую. Самую маленькую. Вот.

МИХАИЛ ВОРОХОВ. Из статьи к воскресному приложению еженедельника «Оффисьель». Март 2013 года:

…«Стиль и взрывная экспрессия картин Виолетты Нординой (Норд) поражает. Она похожа на застывшую музыку. Музыку, которую видят и слышат одновременно. Многогранность, бездонная двоякость, выпуклость таланта художника уводят нас в обманчиво – бездонные дали мощной, как водоворот, омут, экспрессии воображения, которое вольно распорядиться мистическими сюжетами картин, как угодно и вольно Душе, ищущей, приближая и отдаляя в фокусе, волшебство преображения сюжета в явную реальность. Ту, которая нам представится.

Ранний уход художницы за край и волшебную грань земли, есть трагедия для европейского искусства вообще, и русских традиций в этом искусстве – в частности… Но, вместе с тем, ее уход это – горькая, как шоколад, возможность постижения и открытия тех мистических глубин и виражей, что таятся в каждой ее картине, неустанно маня и увлекая нас, невольных свидетелей и наследников ее Дара.»…

ГАЗЕТА» КОТИДЬЕН ДЕ ПАРИ». Отдел криминальной хроники. Выпуск 1458 от 22 мая 2013.

…«По сообщениям агентства „Франс – пресс“, в ночь самоубийства художницы Виолетты Норд из ее бутика – галереи была похищена коллекция ювелирных украшений стоимостью более пятисот тысяч евро и старинный кинжал стилет времен Елизаветы Тюдор с потайным отверстием для яда в рукояти. Местонахождение украденных вещей до сих пор не обнаружено».

Письмо

От кого: Madame~ d Ash

Кому: Lorie Fabble

Тема Di reposta.

Копия. Скрытая копия. СМС.

Не храню писем… Стараюсь не хранить. Стираю, убираю, все время чищу компьютер… Но с тех пор как это случилось, мало сижу за ним, Лорик… Никак не могу поверить во весь этот ужас…

Какие молодцы вы с твоим papa, что слушали Вивальди.. Я представляю, как тонко взлетали скрипки в тремоло.. В этой нежной, высокой дрожи свечей.. Все думаю об этой экскурсии в замке, под Краковом. Это было тогда для меня не удивление, а просто, какой то… обморок узнавания. «Я здесь прежде была, я знаю этот мраморно – холодный, в позеленелых плитках пол, я знаю этот стул с его чуть потертым штофом или муаром, я сидела на нем, мне знаком этот зеленый карточный столик для бриджа, эта медная палочка для серсо, эта каминная полка, слегка погнутые щипцы, ведерко для угля. А вот этот ларец – креденцу переносили из яшмовой приемной замка – дважды.. Ты помнишь, какое удивленное лицо было у Горушки? Он думал, что я – брежу. Что я больна, устала. Что у меня озноб.. Тогда был дождь. И потом – портрет графини… В парадной, муаровой гостиной замка. В этом малиновом берете, в костюме догарессы, в венецианской полумаске… Она похожа на меня. Но она – не я… Лора, милая, скажи, что она – не я! Она – Фиорелла, Фьоретта, Флоринда, кто она? Жившая более шестисот лет назад, и умершая на руках графа Баруэлла от отравленной стрелы.. Но я то умирать – не хочу.. Все еще болит эта злосчастная шишка на затылке. И появились головные боли, от которых Горушка с ума сходит, но польза от них та, что мы каждый вечер выходим на прогулку и едем в галерею, и в парк, где Никушенька катается на маленьком, седом важном пони… Мне кажется, этот пони такой старый, что вполне мог бы знать саму королеву Бэсс, а не только графиню Баруэлл… Ой.. прости. Кажется, Грэг приехал… Вставляет ключи… успеть выключить экран. Целую тебя – на лету. Завтра напишу еще…

Никушенька много рисует, лепит и не отходит от меня ни на шажок, так трогательно заботясь, что сердце мое от нежности – обмирает… И мы все -расплавлены в этой нежности. Ею полон дом…

Глава третья. Мусорная девочка

Анна Ворохова. Записи в чате портала «Dairy.day.ru.»

– Ребята, а если меня будет тошнить опять? – Так она весь вечер и тормошила, смеясь, кашляя и прижимая ко рту и носу платочки, которые ей Ника протягивала, – весь вечер тормошила, меня Мишку, Лешку, Грэга… Сидели, ели рыбу под лимонным соусом… Опять свечи, мята, опять – час, дивный в этих тенях мартовского заката.. А у нее уже два дня подряд – сильная тошнота.. И мой сумасшедший, и преданный ей, и Грэгу, как Орест, Мишка, возит ее в своем новом, «галерейном», шевроле туда – сюда, по городу, вечерами.. Чтобы глотнула свежего воздуха. Чтобы ела потом. Чашку кофе выпила…

…Вздумали играть в мячик.. Прямо в гостиной. В ней, слава богу, почти нет мебели, только мягкий, белый модуль – диван, круглый стол со стеклянной, вдавленной в ромб красного дерева, крышкой, высокими пуф – стульями и вправленными в стены гобеленами и нишами, с фарфором кукол – пастушек, ваз, блюд, супниц, сервизов и просто – чайных чашек, фигурок ангелов.. Новый дизайн, Мишкины придумки. Полуремонт. Простор. Пространство. Для Фея. На цыпочках.

….И вот – катали мяч. По этому пространству. Ника осторожно, нежно передавала ей мячик, как ребенку, с тихой улыбкой.. Потом бежала к столику со свечами, мочила платок в уксусной воде и вытирала ей лоб.. Руки. Отдавала мячик Грэгу: «Папа, папочка, не уходи! Еще поиграй с нами!» Потом проводишь свои книжки!» —

И все держала его за руку, просительно подняв вверх лицо.. Я понимала, что ей – просто страшно. Дважды на ее глазах Ланочку рвало нещадно, слизью и желчью, со следами крови… Ни я, ни Миша, ни Грэг, просто не успевали оградить девочку от зрелища, от которого сердце не то, что рвется – каменеет. Молчит. Бухает где то в спине и пятках. Огрызается жадным и жалким зверем.

И Ника была храбрым солдатиком. Просто – кусала губы, бледнела. Но не плакала. При первом же Ланушкином порыве ей навстречу – кидалась с раскрытыми руками:

– Мамочка, мамусенька, я – вот, я – здесь… Что тебе принести? Что, скажи? Воды, платочек? Мама… мама моя… И гладила ее руки и пальцы.. Дула на них.. Подсмотрела, верно, как Горушка на них дует, целуя, перебирая… трогательная девочка…

– Да, что вы тетя Аня, не надо, – когда я пытаюсь ее хвалить за всякую нам помощь, дергает плечиком и морщит нос… – я так… я мало умею. Мне же только пять.. – и смеется, и глазки, как фиалочки… А потом – мне – бух, бряк:

– Я – мусорная девочка..

– Что?! Как? – услышав, чуть не захлебнулась я от возмущения, рискуя разбить сахарницу, рассыпать сухари, перевернуть все на столе, где ждал посыпки яблочный пирог с корицей.

– Мне девочки во дворе так говорят. – Пожала опять плечиком. – Не хотят со мной играть. Мила, из сто какой то квартиры, у нее дедушка – академик, сказала, что Грэг – не мой настоящий папа, и что у него не может быть деток.. он хромой.. На дьявола похож.

– Ну и дура она, эта Мила! – выпаливаю я прямо в облако коричное, опираясь руками о стол. – Не на дьявола, а на Паганини.. Или – на Орфея.

– Ор – фей.. Как красиво… Мамин фей, да? Мамочка – Фей, а он – Орфей! – Торжествующе засияла Нукуша. – Правда же? Я им так и скажу, и пусть они со мной и не играют.. Ну и что,.Лешик все равно за меня подрался с этим Вовкой…