Франсиско Франко и его время

Как отметит позднее в своих мемуарах посол США в Испании К. Бауэре, «к концу марта было совершенно ясно, что готовится военный государственный переворот»[44 - Bowere С. My Mission to Spain. N.Y., 1954. P. 89.].

В марте-июне фалангистами были совершены покушения на Ларго Кабальеро, Хосе Ортегу-и-Гассета, Альвареса Мендисабля и многих других. 14 апреля во время демонстрации в честь 5-й годовщины Республики фалангисты пытались совершить покушение на членов правительства. У рабочего класса страны, который бурно реагировал на эти эксцессы, не оставалось сомнения в том, что шла организация контрреволюции.

Однако встревожены были и те, кто ассоциировал себя не только с правыми, но и с политиками и электоратом либеральной тенденции: они с беспокойством вчитывались в статьи, публикуемые в журнале «Leviatan», редактором которого был социалист Луис Аракистаин, а также в газетах «Claridad» и «El Socialista».

21 апреля «El Socialista» опубликовала материалы мадридской федерации ИСРП, где подавляющее большинство были сторонниками Ф. Ларго Кабальеро. В эти материалы входил и проект программы ИСРП для предстоящего конгресса, в котором утверждалось, что «единственным классом, который может противостоять фашизму, является пролетариат. Пролетариат отрицает необходимость буржуазной демократии, но обязан добиваться всеми средствами завоевания политической власти для осуществления при ее помощи социалистической революции и собственной гуманной всесторонней демократии: бесклассовой демократии»[45 - EI Socialista. 21.IV.1936.]. Максималистский тон этого документа был встречен с тревогой партнерами по Народному фронту и использован правыми для оправдания своих действий.

В том, что время переворота, а возможно, и гражданской войны неминуемо приближается, отдавали себе отчет многие: туманные намеки прессы правых, массовый «исход» за границу семей богачей, закрытие фабрик, изъятие крупных денежных вкладов из банков – все предвещало грозу.

10 мая в «Хрустальном дворце» мадридского парка Ретиро президентом Республики был избран М. Асанья – враг армии, как полагали многие военные. Еще один стимул к ускорению подготовки заговора.

Франко было известно, что первоначально мятеж был назначен на 24 июня. За день до этого предусмотрительный генерал направил главе правительства Касересу Кироге письмо, в котором с напускным негодованием выступал в защиту «чести мундира». «Лгут те, – писал генерал, – кто изображает армию враждебной республике. Вас вводят в заблуждение те, кто, преследуя свои темные цели, разглагольствуют о мнимых заговорах. Дурную услугу оказывают родине те, кто превратно истолковывает заботу, достоинство и патриотизм командного состава армии, изображая эти качества как признаки заговора и враждебности»[46 - Цит. по: Tucon de Larz M. La Espaca del siglo XX. P., 1973. P. 415.]. В приближающейся катастрофе, по его мнению, виноваты были иные силы, силы анархии, и генерал заклинал премьер-министра принять безотлагательные меры по ее предотвращению.

Имя Франко в эти тревожные дни все же не было многим известно, на авансцене истории внимание общества было привлечено к иным лицам – к Х.М. Хилю Роблесу и X. Кальво Сотело.

После прихода Гитлера к власти в Германии Хиль Роблес не упускал случая противопоставить свое движение германскому нацизму и итальянскому фашизму. Выступая в Эскориале в апреле 1934 г., он сказал: «Я не боюсь, что в Испании это национальное движение вступит на путь насилия. Я не допускаю, что национальные чувства, как это имело место у иных наций, будут стремиться к возрождению языческого Рима или мрачным восхвалениям расы… Мы – армия граждан, но не армия, которой нужны форма и парады»[47 - El Debate. 24.IV.1934.]. В июне 1936 г., когда деятельность кортесов была парализована обструкцией правых, в своих речах глава СЭДА Хиль Роблес употребил все свое красноречие для доказательства нежизнеспособности существующей Республики и неспособности правительства руководить страной. 16 июня Хиль Роблес обратился с внеочередным запросом к правительству Республики по поводу общественного порядка. Он заявил: «Государство может жить при монархии или при Республике, с парламентарной или президентской системой, под властью коммунизма или фашизма. Но оно не может жить в состоянии анархии. Сегодня же Испания во власти анархии. И мы скоро будем присутствовать на панихиде по демократии». И привел своеобразную статистику «преступлений» Народного фронта, утверждая, что за 5 месяцев его существования было разрушено полностью 169 церквей, частично повреждено – 257, убито 269 человек, ранено – 1879, совершено вооруженных ограблений – 161, проведено 113 всеобщих и 228 локальных стачек, взорвано 146 бомб. При этом Роблес не счел нужным уточнить, какая доля в этих преступлениях падает на фалангу и правых[48 - Diario de sesiones de las Cortes Espacoles. 16.VI.1936.].

Речь Хиля Роблеса позднее многие рассматривали как своего рода попытку «идеологически» обосновать необходимость государственного переворота 18 июля 1936 г.

Кальво Сотело, правая рука покойного диктатора М. Примо де Риверы, его министр финансов, был главой и создателем «Национального блока». О его устремлениях достаточно определенное представление дают выдержки из его «Манифеста», которые были опубликованы в испанской прессе в декабре 1934 г. Весь документ цензура не сочла возможным допустить к публикации.

Авторы «Манифеста» объявляли парламентарно-конституционную систему «антииспанской по духу и букве», высказывались за корпоративный принцип организации экономической жизни, провозглашали своим идеалом «новое интегральное государство», основанное на принципах «единства, преемственности, иерархии, компетенции, корпоративизма и религиозности», способное покончить со стачками, локаутами и «антигосударственным тред-юнионизмом»[49 - El Sol. 22.XII.1934.].

Среди подписавшихся были все депутаты кортесов от «Испанского возрождения», карлисты, один член СЭДА, а также бывшие министры периода диктатуры Примо де Риверы, группа «Испанское действие». По социальному составу, согласно анализу английского историка Робинсона, это были бизнесмены, банкиры и иные владельцы крупной собственности, адвокаты, инженеры, несколько академиков, писатели и среди них весьма известный Бенавенте. В исполнительный комитет вошли три монархиста, сторонники Альфонса XIII и два карлиста. «Национальный блок» был элитарной организацией, своего рода «мозговым трестом» испанской экономической правящей верхушки. Необходимую массовую базу, исполнителей Кальво Сотело надеялся обрести при помощи союзов с родственными по духу правыми группировками.

На первых порах попытки привлечь фалангу, фашистские устремления которой были близки к авторитарным построениям самого Кальво Сотело, не привели к успеху. Честолюбивому Примо де Ривере, претендовавшему на особую роль в жизни страны, не понравились планы истинных властителей Испании – воротил финансового капитала и латифундистов – отвести фалангистам второстепенную роль боевиков реакции, а затем исключить ее из тех сил, которым должна была принадлежать политическая власть после свержения Апрельской республики.

Нежеланием смириться с отводимой фаланге вспомогательной ролью объясняется отсутствие ощутимого результата встречи Х.А. Примо де Риверы с Кальво Сотело в Париже в марте 1934 г., резкие, на грани оскорбления эпитеты, которыми награждали фалангисты деятелей «Национального блока», и как результат – скудость денежных субсидий, оказываемых время от времени деятелями испанского финансового мира: банкирами-традиционалистами Бильбао, мультимиллионером Хуаном Марчем, маркизом Элиседа и др. Фалангисты жаловались, что этих субсидий едва хватало на приобретение оружия и экипировку, издание пропагандистской литературы, оплату налогов.

Что же касается союза «Национального блока» с СЭДА, то препятствием оказались взгляды и позиция самого Хиля Роблеса. И не только потому, что Хиль Роблес видел пути к достижению цели в постепенной эволюции вправо существовавшего государства, в то время как Кальво Сотело видел «начало начал» в создании «сильного» правительства и в негативном отношении к парламентской системе.

Кальво Сотело подозревал главу СЭДА в намерении поставить будущее Испании в зависимость от прихоти избирателей. Он не уставал повторять, что именно демократия, имея в виду сам принцип парламентаризма, ведет Испанию к хаосу. В марте 1935 г. Кальво Сотело обратился к СЭДА через голову Хиля Роблеса с предложением объединиться во имя ревизии действовавшей конституции, после чего каждый пойдет своим путем. Предложение Кальво Сотело было приемлемо для многих сэдистов, однако, такое соглашение, если бы оно и было заключено, способствуя консолидации сил правых, не разрешало самой проблемы создания надежного инструмента переворота. Этот инструмент Кальво Сотело обрел в верхушке испанской армии.

Обращение к армии не было случайным. Вмешательство военных в политику было одной из констант Испании бурного XIX в., а государственные перевороты – «пронунсиаменто» – превратились в обычный инструмент не только смены правительства, но и разрешения социальных конфликтов. Гражданская власть была слабой не потому, что военная была сильной; напротив, власть военных была сильной, потому что гражданская власть была слабой.

Однако тех офицеров, с которыми Кальво Сотело пытался поддерживать контакт, не устраивало, что армия, вернее, ее роль инструмента и гаранта будущего режима, должна была быть ограничена во времени. Чрезмерное возрастание ее роли вряд ли устраивало руководителей «Национального блока».

Уже в годы гражданской войны В. Кодовилья, представитель ЦК Коминтерна в Испании, в докладе 22 сентября 1936 г. утверждал, что вождем военно-фашистского восстания должен был явиться Кальво Сотело, который был одним из фашистских теоретиков еще во время Примо де Риверы и занимал при нем пост министра финансов.

Не ставя под сомнение оценку Кальво Сотело как «политически наиболее подготовленного и наиболее смелого»[50 - Коминтерн и гражданская война в Испании. Документы. М., 2001. С. 120.], справедливости ради следует все же внести некоторые коррективы: лидеру «Национального блока» не удалось установить союз с военными, не желавшими смириться с отводимой им второстепенной ролью, а поэтому он и не мог стать вождем военного восстания. Что же касается утверждения, что он был «фашистским теоретиком», то, по-видимому, Кодовилья имел в виду выступление Кальво Сотело в кортесах 16 июня 1936 г. Обосновывая концепцию «интегрального государства», единственную альтернативную, по его разумению, замену существующего, он заявил: «Это государство многие называют фашистским государством, пусть так; если это фашистское государство, я, который верю в него, объявляю себя фашистом»[51 - Diario de sesiones de las Cortes Espacoles. 16.VI.1936.]. Но «объявить себя фашистом» и «быть фашистом» – несовпадающие понятия. Кальво Сотело не был фашистом, и таковым его фалангисты в стране и родственные им образования за рубежом не считали. Не был он и главой заговора, мятеж готовили иные лица.

Мола, взявший в начале мая с согласия Санхурхо все нити заговора в свои руки, установил прочные связи как с Испанским военным союзом, куда входили офицеры чином ниже полковника, так и с карлистами – наиболее архаичными во всем потоке испанских правых, ставившими целью восстановление монархии во главе с представителями той ветви Бурбонов, которая безуспешно добивалась трона еще с 30-х гг. прошлого века. Карлисты имели опору в традиционно консервативных областях Испании, прежде всего в Наварре, были весьма активны и представляли собой реальную силу – их военизированные отряды, называемые «рекете», насчитывали в то время 9 тыс. человек.

9 июля стороны пришли к компромиссному решению: союз военных и карлистов не будет на первых порах связан с флагом – монархическим или республиканским.

Что касается фаланги – испанской разновидности фашизма, получившей организационное оформление в 1933 г., то поначалу Мола контактов с ней не искал, так как полагал, что руководить мятежом должны только военные. Тем не менее «вождь» фаланги Хосе Антонио Примо де Ривера, находившийся в тюрьме в Аликанте по обвинению в незаконном хранении оружия, весьма энергично атаковал Молу, предлагая услуги своей военизированной милиции. 14 июля Примо де Ривера предупредил генерала: если военные не начнут действовать через 72 часа, фаланга сама начнет мятеж. Заговор, бросивший страну в траншеи гражданской войны, вступил в заключительную стадию.

12 июля был убит лейтенант X. Кастильо, добровольно исполнявший обязанности инструктора антифашистской милиции. Его убийцы были агентами Испанского военного союза. В ответ на другой день был убит Кальво Сотело, лидер правого «Национального блока». А в это время заговорщики, укрепившиеся в убеждении, что без колониальных войск, размещенных в Испанском Марокко, не обойтись, заканчивали разработку плана по переброске Франко с Канарских островов в Африку.

В начале июля корреспондент «ABC» в Лондоне Л. Болин, следуя инструкциям своего шефа Лука де Тена, вступил в переговоры с английской авиакомпанией «Олли Эвейс» об аренде самолета. 11 июля, за два дня до убийства Кальво Сотело, самолет «Стремительный дракон», пилотируемый капитаном Беббом, покинул английскую землю. И когда Болин находился уже в воздухе, направляясь в Лиссабон, где, перед тем, как лететь за Франко, он должен был встретиться с Санхурхо и проинформировать его о ходе приготовлений, вступила в заключительную стадию реализация долго вынашиваемого плана[52 - Bolin L. Spain: The Vital Years. Cassel, 1967. P. 9–54.].

14 июля, на другой день после убийства Кальво Сотело, Франко приобрел билеты для жены и дочери на немецкое судно, которое отплывало в Гавр 17 июля. 16 июля при загадочных обстоятельствах погиб генерал Бальмес, военный комендант Лас Пальмас. В тот же день там приземлился «Стремительный дракон». На другой день в Лас Пальмас прибыл Франко, формально – на похороны Бальмеса. В тот же день агент Молы Ф. Маис отправил с телеграфа французского города Байонны шифрованные телеграммы. По одной из версий, текст их гласил: «17 в 17. Директор». Это был сигнал к мятежу. В два часа ночи 18 июля Франко получил телеграмму Молы, а утром он обратился с воззванием, названным впоследствии «Манифестом Лас Пальмас», в котором он обращался к тем, кто «находился по долгу службы в рядах армии и флота и дал клятву „защищать родину от врагов до потери жизни“». Их он освободил от имени нации от присяги.

Он обещал испанцам любовь и мир, работу для всех, социальную справедливость. «Испанцы, да здравствует Испания! Да здравствует достойный испанский народ и проклятие тем, кто вместо того, чтобы выполнять свой долг, предают Испанию!»

Часть II

Гражданская война. Начало

Стремительная поляризация сил вымывала центр; взаимные претензии и обиды, жажда мести определили политический вектор в это жаркое лето как конфронтационный. Однако, как писал позднее министр первого послефранкистского правительства X. де Ареильса, «никто не был готов к гражданской войне длительностью в 1000 дней».

Испания знала гражданские войны и в прошлом – в XIX в. она была трижды вовлечена во внутренние конфликты так называемой карлистской войны. Противоборствующие стороны защищали право на свое видение социально-экономического порядка на своей земле. Но тогда это было внутренним делом самих испанцев. В накаленной международной атмосфере второй половины 30-х гг. XX в. это оказалось невозможным.

В считанные часы мятеж не только перерос в гражданскую войну, но в тревожной атмосфере предвоенной Европы произошла интернационализация конфликта, причем по воле его участников. Первый шаг был сделан главой республиканского правительства, направившим телеграмму с призывом о помощи премьер-министру Франции Леону Блюму.

«Застигнуты врасплох внезапным опасным военным переворотом. Прошу Вас без промедления оказать нам помощь оружием и самолетами», – таков был текст телеграммы, направленной Блюму 19 июля 1936 г. Хосе Хиралем, ставшим накануне главой правительства Испании. На другой день премьер-министр Франции телеграфировал в Мадрид: «Законное правительство дружественной страны, рожденное законными выборами, просит помощи, и наш моральный долг предоставить ему оружие. Кроме того, это совпадает с интересами Франции, состоящими, вне всякого сомнения, в том, чтобы не допустить установления какой-либо формы фашизма на своих юго-восточных и восточных границах»[53 - Цит. по: Taylor T. Munich: The Price of Peace. N.Y., 1979. P. 276.].

На другой день Фернандо де Лос Риос, представитель Испании в Лиге Наций, вручил военному министру Франции Эдуарду Даладье и министру авиации Пьеру Коту подробный перечень необходимых военных материалов и чек на их оплату в 11 млн франков. Но уже 9 августа, получив предупреждение из Лондона, что в случае франко-германской войны, вполне возможной в результате вмешательства в дела Испании, Англия не будет помогать Франции, Блюм полностью приостановил экспорт оружия мадридскому правительству. Как заметил испанский историк А. Виньяс, «французская политика плелась в хвосте британской, испытывая глубокий страх перед своим могучим центральноевропейским соседом»[54 - Vicas A. La intervenciyn extranjera // Historia-16, 1984, № 1000. P. 97–98.].

Второй шаг, ставший катализатором процесса интернационализации «испанских обстоятельств», был сделан Франко. Он прилетел в Тетуан 19 июля. Его узнали с трудом: он сбрил усы и оделся, как если бы был туристом.

В тот же день он послал Болина на том же «Стремительном драконе» в Биарриц, где находились тогда X. Марч и Лука де Тена. Оттуда самолет взял курс на Рим: просить помощи у Муссолини.

Ожидаемая помощь от Муссолини не разрешала главной заботы Франко, как перебросить мятежные воинские соединения из Марокко на континент. Ему стало известно, что в Мадриде был арестован начальник службы связи военно-морского флота, ранее имевший контакт с заговорщиками. Его арестовал радист Б. Бальбоа, установивший прямую связь с операторами кораблей. Экипажи были предупреждены, сторонники мятежников из числа адмиралов и старших офицеров арестованы. Для Франко с особой остротой стал вопрос о «воздушном мосте». Помощь мог оказать только Берлин.

Даже на исходе жизни Франко, как свидетельствует запись его двоюродного брата и доверенного секретаря Франко Салгадо Араухо от 5 июля 1965 г., подтверждал, что «Гитлер никогда не вмешивался в подготовку мятежа»[55 - Franco Salgado Araujo F. Mis conversaciones privadas con Franco. В., 1976. P. 453.].

Это признание согласуется с точкой зрения германского историка М. Меркеса, что «версия об активной позиции Германии в период предварительной подготовки мятежа – не более чем фантазия»[56 - Merkes M. Die deutsche Politik gegenbber im spanischen Bьrgerkrieg, 1936–1939. Bonn, 1962. S. 14–15.].

Эту позицию разделяют и многие современные испанские историки[57 - Vicas A. Guerra, dinero, dictadura. M., 1984. P. 26–28; Espadas Burgos M. Franquismo y polhtica exterior. M., 1987. P. 45–48.]. В ее пользу свидетельствует и негативная первая реакция на просьбу о закупке десяти транспортных самолетов у частных фирм, переданная от имени Франко X. Бейгбедаром министерству иностранных дел Германии. «Известие о том, что мы поставляем оружие мятежникам… будет иметь чрезвычайно серьезные последствия», – ответил начальник политического департамента германского министерства иностранных дел Г. Дикгоф, будущий посол в Мадриде в годы Второй мировой войны[58 - Documents on German Foreign Pylici, 1918–1945. Ser. D. L, 1950–1964. Vol. 3. P. 9–11 (далее: DGFP).].

Франко нашел другие пути. 23 июля письмо Франко Гитлеру было вручено шефу заграничных организаций нацистской партии Боле, тот передал его Гессу. 25 июля письмо получил Гитлер в Байрейте, где проходил традиционный вагнеровский фестиваль. Гитлеру понадобилось не более двух часов, чтобы принять решение о помощи Франко; для этого 26 июля был создан «штаб В», формально особый отдел военного министерства, но под строгим контролем Геринга. Между 28 июля и 1 августа в Тетуане (Марокко) приземлились 20 транспортных самолетов «Юнкерс-52», а транспортное немецкое судно «Усамо» находилось в то время на пути к Кадису. 27 июля Муссолини после непродолжительных колебаний дал согласие на передачу Франко 12 бомбардировщиков «Савойя-81».

К началу августа африканская армия мятежников на германских самолетах и под прикрытием германских кораблей была переброшена на Пиренейский полуостров. 6 августа юго-западная группировка мятежников под командованием Франко начала марш на Мадрид. Одновременно северная группировка под командованием Молы двинулась на Касерос, где планировалось соединение обеих армий. Началась «большая война».

6 августа Франко прибыл в Севилью, и в тот же день произошла его первая встреча с подполковником германского генерального штаба Верлимонтом. Днями позже, 12 августа, Верлимонт доносил в Берлин: «Франко занимает место первого среди равных». И разъяснял, почему Франко следует отдать предпочтение перед Молой, который также занимает выдающееся место в «Движении»: он – вождь всех марокканских войск, представляющих ударную силу в схватке, у него высокий личный престиж, основанный на успехах, сопутствующих ему до сих пор[59 - Archivo del Ministerio Asuntos Exteriores, leg. M137–80604 (далее: AMAE).]. Воинские соединения под командованием Франко и Ягуэ, именуемые марокканскими войсками, насчитывали тогда 47 тыс. человек.

Донесение Верлимонта послужило еще одним аргументом в пользу позиции адмирала Канариса, горячо поддерживавшего кандидатуру Франко: адмирал почитался в Берлине за знатока Испании, с которой он «познакомился» еще в годы Первой мировой войны.

Известия об Испании тогда поступали противоречивые, и адмирал Канарис, частый гость в мятежной зоне, сделал немало для организации наиболее эффективных форм оказания поддержки Франко – единственного получателя германской помощи.

Из двадцати одного генерала, имевшего мандат дивизионного или приравненного к нему, только четверо участвовали в мятеже – Франко, Годед, Кейно де Льяно и Кабанельяс. Не присоединились к мятежу 80 процентов бригадных генералов и 70 процентов полковников и подполковников. По свидетельству начальника Главного штаба республики В. Рохо, на службе законного правительства было 2 тыс. офицеров. По сведениям же Р. Саласа Ларрасабля, автора четырехтомной «Истории народной армии республики», увидевшей свет в Мадриде еще при жизни Франко в 1973 г., из 15 167 офицеров действительной службы 3500 с самого начала взяли сторону законного правительства, а 1500 присоединились позже[60 - Salas Larrasabl R. Historia del Ejercito Pypular de la Repъblica. M., 1973. P. 101.]. И против них, в прошлом товарищей по оружию, была направлена ярость мятежников не в меньшей степени, чем против ненавистных левых и масонов. Мятежники тех военных, кто остался верен присяге и был на стороне правительства Республики, считали врагами Испании. Причем многие жертвы были на совести самого Франко.

Были расстреляны командующий республиканской авиацией Нуньес дель Прадо, верховный комиссар Марокко А. Буилья, генералы М. Ромалес, Г. Морато, В. Абрилья, Сальседо-и-Пита, адмирал Асорала. Франко не остановился перед преданием военно-полевому суду и последующему расстрелу своего двоюродного брата Ла Пуэнте Баамаонде, сына единственной сестры его матери: военный летчик, он отказался передать аэродром в Тетуане в руки мятежников. На совести Франко и расстрел генерала Кампинеса, его друга, в прошлом вице-директора Генеральной военной академии, в канун мятежа – военного коменданта Гранады. Он был арестован по приказу Кейпо де Льяно, «севильского правителя». Вмешательство Франко ограничилось письмом Кейпо, но тот его даже не счел нужным прочесть. Между тем Франко мог лично встретиться с ним. Вдова Кампинеса прямо обвинила Франко в смерти мужа: «Вы сегодня – первая фигура в Испании. И Вы не могли его спасти?»

Генеральный директор Управления по аэронавтике, убежденный республиканец Нуньес дель Прадо, участник заговора против монархии в декабре 1930 г., получив известие о мятеже, вылетел в Сарагосу Он надеялся повлиять на генерала Кабанельяса и убедить его не присоединяться к мятежу, так как ему показалось, что генерал колеблется. Когда он уже находился в кабинете Кабанельяса, туда вошли несколько военных и фалангистов. Они арестовали Нуньеса дель Прадо, вывезли его за город, расстреляли и бросили труп на дорогу, где он пролежал в те жаркие июльские дни более недели.

28 июля Франко дал первое интервью иностранным корреспондентам, которое было на другой день опубликовано в «News Chronicle». Франко так обозначил свою цель: «Взять столицу, спасти Испанию любой ценой». На вопрос, означает ли это, что для достижения этой цели надо будет предать смерти половину Испании, ответил: «Повторяю, чего бы это ни стоило».