– Да.
– Алик сказал первое слово в три с половиной года. Карине столько же?
– Примерно.
– Она здорова?
– Сердце у нее в порядке.
– Это непутевая жена Димы наградила мальчика смертельной болезнью. – Снова вмешалась кухарка. – Только по той линии тянутся неприятности. Одна бабка была калека, другая – ведьма. Вот у Алика и двоится в голове.
– У него все в порядке с головой. Прекрати, София.
– Ага, – криво усмехнулась она. – Вот она родительская любовь. Слепа и глуха.
– Я тебя сейчас высажу из машины. Закрой рот.
Он не разозлился, а сказал спокойно, как будто она не прислуга, а его любимая внучка или слабоумная бабушка, с которой бесполезно спорить.
София замолчала, снова взглянула в окно и, скрестив руки на коленях, откинула голову на спинку мягкого кресла. Она любит Алика. Это видно по ее выражению лица, по тому, как она защищает его.
– Софии было тяжелее всего, когда Алику сделали операции. – Словно прочитав мои мысли, сказал Александр Иванович. – Ему прописали жесткую диету и строгий режим. Именно она выхаживала его много лет, заставляла каждый день делать зарядку, утром есть ненавистную кашу, сваренную на воде, без соли и сахара, принимать лекарства. Он хотел бросить занятия в бассейне, но она убедила его, этого не делать. Прошло буквально полгода, и он вернулся в секцию. Помогло его жизнелюбие, целеустремленность, выносливость. Он никогда не плакал, не жаловался на боль в груди. Всегда много работал над собой, при этом не забросил учебу в школе. Был первым, лучшим.
В подтверждении его слов, София кивнула головой.
– Что с ним теперь будет? – спросила я.
– Ничего. Отдохнет, вернется домой. Ну, поругаю я его, поставлю в угол.
– А что Маше скажете?
– Алик уехал в командировку. Ей этого достаточно.
– Она скоро приедет?
– Нескоро. Приболела она. Грипп подхватила.
– Я не знала.
– Вчера с ней разговаривал. Она охрипла, как и ты. Дома у родителей лечится. – Он похлопал меня по руке своими сморщенными, худыми пальцами. – Только ты сама не проболтайся. Маша не должна знать о ваших встречах.
Когда он дотронулся до меня, я еле сдержала дрожь в теле. Руки холодные, как у покойника. Хотя сам Александр Иванович мне понравился. Он совсем не такой, как описывал Алик. За что можно ненавидеть старика, который так его любит? Заботится и даже помогает скрыть любовницу от его жены.
Я еще раз взглянула на него. Искоса, так чтобы он не заметил. Красивый профиль, точеный нос, густые волосы. Движения тела завораживают, успокаивают. Когда он говорит, руки неторопливо описывают круги в воздухе, голова чуть нагибается вперед. Голос приятный. Манерный, как и Алик. Любит поправить волосы рукой или кокетливо улыбнуться.
– Что он тебе написал? – Он показал пальцем на мой телефон. – Прочитай.
Я открыла сообщение.
– Привет, лю…
– Читай, читай.
– Любимая. Я все дальше от тебя. Здесь холоднее, чем у нас в Питере. Тебя Люба сказала, что ты простыла. Позвони мне, как освободишься. Сейчас твой папа за рулем, я любуюсь местными пейзажами. Хотя ими трудно любоваться. Кругом грязь и убогие домишки, растянувшиеся вдоль дороги. Никогда не думал, что люди так живут. Ладно, пришлю тебе фотографии. Целую. Жду звонка. Если не позвонишь – разбужу ночью и отругаю.
– Отругаю! – засмеялась София. – Тебе лучше не знать, как он ругается. Алик душу вытянет, если что-то пойдет не так.
Я спрятала телефон в карман. Соколов задумался, а потом спросил:
– Вы дружите с Машей?
– Мы знакомы, – уточнила я. – Вместе обедаем на работе, иногда созваниваемся по телефону.
Он прищурил глаз. Видит меня насквозь.
– Я же говорил Вера, что знаю о тебе все. Зачем ты врешь?
– У меня есть подруга, а с Машей мы общаемся только на работе.
– Но, она считает тебя подругой.
Только сейчас мне пришло в голову. Он сказал, что узнал о Карине в прошлом году, в это же время. От кого? Я никому не говорила, что родила ребенка от Алика. Только Лизе и…
– Антонину Павловну я тоже считала подругой.
Вот она предательница! Та, что всегда была рядом с нами.
– Не сердись на пожилую женщину, – снисходительно проговорил он. – Она тебе не враг.
– Вы окружили Машу такой защитой, а все равно не уберегли.
– Не уберегли, хотя очень хотели. Девочка хорошая. Жалко ее. Алик мог бы быть счастлив с ней, если бы думал головой, а не сердцем. Иногда чувства приводят к нежелательным последствиям. Я сам в этом убедился. Много лет назад, увлекся одной актрисой. Красивая была, молодая. На сцене играла роль Дездемоны. Я увидел ее и пропал. Прибежал после спектакля в гримерку и остался на несколько месяцев. Это были самые светлые, но в то же время самые бесшабашные, моменты в моей жизни. Я любил жену, но рвался к любовнице, забывал о детях, о работе. Чуть не потерял все, что создал к сорока годам. Потом, пришло время, я словно прозрел, увидел, что натворил. И мы расстались. Она уехала к родителям в деревню, а я занялся карьерой. Только спустя тридцать пять лет я узнал, что у меня есть еще один сын. Он живет в Петербурге и даже работает в моей компании. Вот так бывает, Вера. Жизнь – загадочная штука.
– А он знал, что вы его отец?
– Тоже не знал. Его мать вышла замуж за председателя колхоза и долгое время скрывала от сына правду. Парень вырос, приехал в Новгород, поступил в институт, женился. Потом пошел работать, набрался опыта и перебрался с семьей в Петербург. Тут наша компания пригласила его на собеседование.
– И мать решила рассказать сыну, что его отец является директором компании?
– Все так и было. Она узнала, что я разбогател, и сразу позвонила мне. Так я познакомился со своим сыном.
Пока Соколов рассказывал историю своей жизни, София постоянно вздыхала и крестилась, как будто он говорит про дьявола, а не про человека.
– Я не хочу, чтобы Карина знала своего отца.
Я решила сразу озвучить ему свое мнение.
У Софии глаза полезли на лоб.