Мышь

– Хорошо, когда есть бабушка с дедушкой. Наверное, ты любишь их?

– Дед умер недавно, а бабушку – люблю. Это родители моего родного отца. Мне нравилось проводить время в деревни. Это были самые счастливые дни. У моего отца еще есть двоюродная сестра, так вот ее сын приезжал тоже к бабушке. Мы с Юркой примерного одного возраста. Вдвоем нам было очень весело.

– Здорово, – сказала я, тихо завидуя. У меня давно нет ни бабушек, ни дедушек. – Расскажи мне о своем детстве. Каким ты был?

– Я был неуклюжим и худым. Мне не давали ничего делать.

– Почему?

– Однажды, дед попросил меня принести картошку из погреба. Я схватил большую корзину и побежал в сарай. Открыл крышку погреба и не посмотрел, что на лестнице сидела наша кошка Мурка. В темноте, я наступил на нее и свалился в погреб вниз головой.

– Ничего себе! Как ты остался жив? Там, наверное, глубина большая?

– Ага. Переломал себе два пальца на левой руке и вывихнул шею.

Он растопырил пальцы в разные стороны и, улыбаясь во весь рот, сказал:

– Вот. Смотри.

– И что?

– Вот этот был раздроблен в хлам. Его собирали по крупицам. Теперь он кривой. Видишь с боку шрам? А этот сломался – вот здесь. На шею надели какую-то жуткую штуку, с которой я ходил две недели. Мне даже пришлось спать сидя.

– Дед с бабкой с ума не сошли, когда ты свалился в погреб?

– Да уж. Чуть не сошли, – подтвердил он, зябко передернув плечами, и спрятал руку в перчатку. – С тех пор у меня началась счастливая жизнь. Если нужно было вскопать грядку, починить велосипед, или принести воду из колодца, то просили только Юрку. А мне давали задания полегче, например, почистить картошку, или собрать ягоду в огороде. Со временем я привык, что меня ограждают от тяжелой работы. И потом уже специально изображал из себя немощного ребенка. Ты не представляешь, как это круто, когда тебя считают каким-то недоделанным. Это так удобно, что тебя не запрягают, и не о чем не просят.

– А ты хитрый, жук! – воскликнула я, стукнув пальцем ему по носу. – Оказывается, ты не так уж и прост.

– Разве это хитрость?

Белоснежные зубки сверкнули в темноте. Я чмокнула его в нос, и он еще сильнее прижал меня к своей груди.

– Но это продлилось не долго. Когда нам исполнилось тринадцать, Юрка заболел. – Тихо сказал Андрей. Его голос дрогнул, и он замолчал, спрятав лицо в мои волосы.

– Сильно?

– Ага. Сильно. Он умер через два года.

– Мне жаль.

– Ты не замерзла? – вдруг спросил он, потирая мои щеки рукой. – Может, хочешь кофе, или горячий чай?

– Хочу мороженного.

Андрей бесцеремонно спихнул меня с колен, вскочил на ноги и, схватив за руку, потащил куда-то в темноту. Мы вышли из парка и увидели на другой стороне дороги небольшое кафе, расположенное в подвале дома.

Маленький, но уютный зал, выполненный в стиле бывшего СССР, был совершенно пустой. Я уселась за самый дальний столик подальше от двери и сняла куртку. Андрей подлетел к стойке, за которой сонная девица что-то писала карандашом в блокноте и, смачно чавкая, жевала липкую ириску. Он выхватил у нее из рук карандаш и очень громко, с очаровательной, просто убийственной улыбкой на лице, спросил:

– У вас есть мороженное?

– Ну, да, – равнодушно ответила девушка.

– Хорошо. – Он вернул ей карандаш и, обернувшись ко мне, крикнул через весь зал: – Мышь, ты какое любишь?

– Шоколадное и побольше, – тоже крикнула я.

– Нам два мороженных, два какао с ванилью. – Перечислил он, разглядывая меню на стене. – И можно включить какую-нибудь музыку?

– Вам какую? Есть Пугачева, Боярский, Антонов.

Девушка спрятала блокнот под стойку и недовольно взглянула на клиента, который вытаращил от удивления круглые глаза и даже не знает, что ответить.

– Ну… – промямлил Андрей и снова обратился ко мне. – Эй, там в углу! Ты кого больше любишь из древних?

– Тутанхамона, – ответила я и прыснула от смеха.

Андрей повернулся к девушке, сдвинул сердито брови и совершенно серьезным тоном заявил:

– Нам самого древнего.

– Окей, – вяло ответила девица и ушла в подсобку.

Он сел за столик напротив меня и вытянул вперед свои длинные ноги. Из колонки, прикрепленной в углу под самым потолком, послышался завораживающий голос Анны Герман. Эти песни я слышала когда-то в раннем детстве, они освежили воспоминания о моей бабушке, которая давно уже умерла.

– Что это за тетка? – спросил он, скорчив смешную гримасу. – Она, наверное, очень древняя, раз я ее не знаю.

– Моя бабушка любила ее слушать.

Нам принесли шоколадное мороженное и два огромных бокала с горячим какао. Андрей облизнул губы, словно котенок увидевший миску с молоком, и схватился за ложку.

– Расскажи мне о своем детстве, – с любопытством спросил он, засовывая полную ложку мороженного в рот.

– Я не знаю, что рассказать, – пожала плечами я. – Оно какое-то было скучное.

Все мое детство прошло на стройке в маленьком душном вагончике, где обычно сидели прорабы. Я прибегала после школы к отцу на работу и почти до самой ночи делала уроки за небольшим столом, прикрепленным болтами к стене. Папа приносил из дома холодные котлеты, или сосиски и наливал стакан черного крепкого чая. Я все съедала, без капризов, и снова погружалась в мир цифр и уравнений.

– Хочешь, тогда я расскажу? – таинственно произнес Андрей. – Тебя очень баловал твой отец.

– С чего ты взял?

– Я так думаю, – он положил ложку на стол. – Ты доверяешь мужчинам, больше чем женщинам. Папа сдувал с тебя пылинки. Ты была и, наверное есть, самая лучшая девочка для него. Он оберегал тебя от неприятностей, а еще с детства был твоим лучшим другом. Я этого не знаю, но так хочется верить в это. Девочки, которых любят отцы, вырастают особенными.

– Ты считаешь, что я особенная?

Я чуть не поперхнулась горячим какао.

– Ты – нежная, добрая, открытая.