– Беловская порода! – забирая непослушные волосы в «улитку», смеясь, сказала Катерина.
– Да, мы – такие! – озорно подмигнул Михаил, открыв калитку и пропуская жену впереди себя.
Молодые супруги, обнявшись, пошли на пляж.
На реке было шумно и весело. Летний зной стал понемногу спадать, и народ хлынул к спасительной влаге. Мальчишки с облезлыми носами без устали ныряли с края деревянной лодки, дразня друг друга. Пожилая дама, явно приезжая, чинно листала свежий номер журнала «Работница». Под одичавшей яблоней расположилась стайка студентов, приехавших собирать помидоры в колхоз. Михаил уже по дороге начал раздеваться, чтобы, подойдя ближе, с разбегу прыгнуть в воду. Катя еще не дошла до берега, а пятки мужа уже мелькнули среди плещущихся мокрых тел. Она аккуратно сложила одежду и зашла в прохладную воду. Катя хорошо плавала, как настоящая волжанка, с детства привыкшая к реке, тем не менее, всегда восхищалась мужем. Он не просто плыл, а как-то изящно скользил в воде, взмахи рук четко разделяли потоки воды вдоль его тела. Доплыв до Михаила, она оперлась на его блестящее от влаги плечо, и он ее покатил, сильный, красивый, надежный.
– Сегодня вечером пойдем к Куприянам! – между взмахами сообщил он. – Слышь, Катюш?
– А мать с отцом не обидятся? – хлебнув нечаянно воды, спросила она и тут же струйкой выпустила ее изо рта.
– Да что мы, дети что ли? Вечерами сидеть со стариками? Женаты почти три года, и все отпрашиваемся, как студенты! А, – махнув головой, Михаил нырнул, потом выпустил фонтанчиком воду и добавил, – теперь и студенты не отпрашиваются… Вот вернусь из командировки и начну дом строить! Будем жить отдельно от родителей!
Катя, испуганно взглянув на мужа, замерла.
– А мать? – потом озорно глянула на мужа. – Мишка, правда? Свой дом? Мишка, как же я тебя люблю!
На берегу, он заботливо обтер ее гладкую кожу: спину, руки, шею…
– Катюшка, я знаю, что ты любишь моих родителей, но ведь хочется быть хозяйкой в доме? Хочется? – он наклонил голову и хитро посмотрел на жену. – Скажи честно!
Она мечтательно посмотрела в его сумасшедшее-синие глаза и кивнула:
– Хочется.
Они взялись за руки и пошли домой, заговорщицки молча, обдумывая сказанное. По дороге, молодые супруги сравнялись с двумя женщинами, гнавших коров с налитым тугим выменем домой.
– Здравствуйте, теть Нюра, здравствуйте, теть Даш.
Михаил весело пошлепал рыжую корову по спине.
– Добрый вечер, молодежь! – дружелюбно ответили женщины.
– Михаил, у меня сепаратор чет барахлит, ты не глянешь? – одна из женщин тронула за руку, обходившего ее парня, и настойчиво повторила вопрос. – Не глянешь, сынок?
– А можно завтра, теть Нюр? А то мы с Катей в гости собрались…
– Да хоть послезавтра, лишь бы заработал!
– Я зайду! – уже обогнав, весело крикнул молодой мужчина.
– Вот ведь Мане повезло, не парень – клад! Такой сын хороший вырос! – пожилая женщина повернулась к попутчице.
– Да, Беловы от горя как заказаны. И Степан с войны живой и здоровый вернулся, и дом – полная чаша, и три сына – все работящие какие, – согласилась вторая, – особенно самый младший – Мишка!
Во дворе у стола суетилась Мария Ивановна. Она поставила большую миску с нарезанным душистым хлебом и обернулась, услышав звук щеколды.
– Сидайте вечерять, – улыбнулась она, – проголодались? Мишка, а ты с работы ще и не ев!
– Мам, мы к Витьке Куприянову сегодня в гости идем. Они нас ждут, а его Татьяна пироги напекла! – чмокнув в затылок мать, Михаил взял со стола огурец, смачно хрустнул и добавил, – Ты не обижайся!
– Степан, ты слухаешь? Они уходять, – женщина развела руки, – для них мать уже не такы пироги пэче…
– Мишка! Молоко на губах не обсохло, мать обижать. Вожжами вдоль спины давно не получал! – отец шел от рукомойника, повесив на жилистую шею вафельное полотенце.
– Бать, ты меня хоть при жене не позорь! – укоризненно глянув на отца, Михаил повернулся и резко пошел к воротам.
По дороге он остановился на мгновенье и крикнул в сторону дома:
– Кать, я тебя на улице подожду!
Потом повернулся и посмотрел на отца, остановившегося посреди двора и смотревшего вслед сыну.
– Завтра в командировку уезжаю, через неделю приеду, поговорим, – голос Михаила дрогнул.
Он очень любил их, этих стариков: строгого отца, никогда не сидевшего без дела, мать, спокойную, понимающую, самую добрую… Но сейчас он принял решение. Ничего, подумал он, они поймут. Молодой мужчина опустил голову и виновато добавил:
– Дом себе буду строить!
И он быстро, не оглядываясь, пошел к воротам.
– Катерина, как тебя ученики любят, просто страсть, – Татьяна возилась у керосинки, убавляя пламя, – а я вот жареху из судачков сделала, – открыв крышку, сказала она и вдохнула запах жареной рыбы с картошкой.
Катя тоже заглянула в большую чугунную сковороду:
– Ах, какой аромат! – и вернулась резать салат.
Таня вытерла полосатым полотенцем руки и подсела к гостье.
– Вчера Васька, Витин племянник, приходил к нам. Так все уши прожужжал:
«Катерина Пална, Катерина Пална». Талант у тебя, подруга, раз эти охламоны так тебя уважают. Я бы в школе работать ни за что не смогла: дети орут, начальство ругается, родители надоедают, – она махнула рукой, встала и, взяв деревянный прихват, поставила сковороду на стол, потом сняла фартук, – зови мужиков, хватит им курить.
– А еще прибавь ежедневную подготовку к урокам и проверку тетрадей, Танюш, – молодая женщина по-доброму усмехнулась, – а я все равно люблю свою работу. Знаешь, придешь в школу, войдешь в класс, а на тебя смотрят двадцать пар детских любопытных глаз. И сразу обо всем забываешь, все проблемы уходят на второй план.
– Ой, Катя, какие у тебя-то проблемы. С таким мужиком тебе любая баба позавидует! – Татьяна опять села рядом, поправила в волосах гребенку.
– Вот именно! – Катя резко поднялась из-за стола и стремительно направилась к выходу.
– Кать, стой! – Татьяна подошла близко. – Что-то случилось? Может Мишка изменяет?
– Да с чего ты взяла? Не изменяет он, но некоторые бы этого хотели, – она отчаянно махнула рукой, – Танюш, не хочу на эту тему говорить, пойду звать ребят к столу.
– Нет, уж постой, успеем, позовем, – Таня выглянула из дверей, – они тоже там калякают. Кать, че, Верка на шею вешается, да?
– Ну, вроде как заигрывает, – Катерина отвернулась к окну, – а мне, знаешь, как неприятно…
– Ну, ты даешь, кому ж приятно будет, когда твоему мужику глазки строят. У, сучка! У них же до тебя чет было, а ты в село приехала, Мишка ее бросил. Ой, да там и кроме Мишки твоего полсела побывали…