– Всяко бывает, – усмехнулся Вилли. – В Марабии женщины от светила укутываются в тряпки с головы до ног, оставляя светилу лишь глаза. А в Транзани мы видели женщин чёрных, как ночь, а из одежды на них только юбочка из соломы, прикрывающая срамные места.
– Врёшь, дядька! – выдохнул Кнуд.
Норманн тоже не поверил: юбка из соломы! Может у них и латы из бересты?
– Не веришь – спроси других, кто там был. Женщины чёрные, словно головешки: и глаза, и руки, и ноги. Волосы короткие и кучерявые, что тот барашек, смоляные, жёсткие. Загорели от светила – вовек не отмоешь.
– К такой женщине и подойти близко страшно, – поверил, наконец, Кнуд.
– Это смотря как оголодаешь, – хохотнул один из рыцарей. – В остальном-то они бабы как бабы, от наших не отличишь.
Вилли с рыцарем переглянулись и засмеялись, непонятно чему.
– Как же, не отличаются, – не согласился Кнуд. – Косы нет, ленты не плетут, ещё и без юбки!
Рыцари дружно засмеялись.
– Эх, парень, мал ты ещё, – поглаживая короткую светлую бороду, заметил один из них. – Юбка у бабы – последнее дело! Это же как бастион – вроде и надёжный, стены крепкие, ворота кованые, но ежели его с умом брать, то рухнет, не успеешь сладкое вино допить!
Мужчины дружно захохотали. Норманн тоже рассмеялся.
На ум сразу пришла шалость. Надо будет обмазаться сажей и ночью напугать Ульриха, забраться через окно в его спальню. Вот смеху-то будет!
Снаружи раздался командный голос отца, все поспешили во двор замка: охота начинается!
Разгорячённый конь летел над полем, как птица, едва касаясь копытами земли. В ушах Норманна свистел ветер, белое с чёрными проплешинами земли поле сливалась перед глазами в одно сплошное живое и трепещущее полотно. Пожухлая, ещё не отмёрзшая трава, высовывающаяся из-под тонкого слоя первого снега, как волны на озере, колыхалась из стороны в сторону, словно пытаясь прикрыть в своих густых зарослях и бегущего зайца, и визжащих от погони и азарта собак.
Норманн привстал в стременах, крепко держась за узду – не хватало ещё свалиться с коня, такого позора ему отец не простит. Воин может упасть с коня только мёртвым или тяжело раненым. Яростный лай на краю поля означал, что собаки догнали беглеца.
Зайца они порвали сразу. К моменту, когда охотники добрались до конца поля, от него остались только ошмётки шкурки. С приближением охотников собаки засуетились, виновато поджимали хвосты, отворачивали в сторону окровавленные морды.
За недосмотр, плёткой досталось и собакам, и псарям. Второго зайца удалось вовремя отобрать. Он ещё был жив, кровь тонкими алыми ручейками текла из раны на горле. Заяц косил на охотников испуганным выпуклым чёрным глазом, и Норманн некстати вспомнил, как он мальчишкой бегал кормил кроликов в крольчатнике.
Видел он, как и забивали их там же, на пне перед клетками, из которых равнодушно наблюдали сородичи, жующие сено. И шоком это было только в первый раз. А вот теперь он сам держал в руках живое пушистое тело, тёплая кровь капала ему на руки, а под ладонью ещё бешено колотится сердце.
– Конрад, покажи наследнику как разделывать тушу, чтобы не повредить шкуру, – приказал отец.
Широкоплечий Конрад в заячьей шапке подхватил зайца и вонзил кинжал в горло. Глаза зайца застекленели. Норманн с трудом сдержал тошноту. Он – будущий воин, он не боится убивать и не боится смерти. Чужая кровь для воина – вода, своя – путь к мужеству и силе. Только сильный воин может переносить тяготы похода, голод и жажду, палящее светило и жалящий холод. Только сильный воин может выстоять в бою и победить.
Под руководством Конрада Норманн сделал несколько надрезов и снял с кролика шкурку. Кожа порвалась и растрескалась, но Конрад всё равно его похвалил.
– Всё правильно делаешь. Ничего, зайцев много, научишься, – сказал он, небрежно откидывая испорченную шкурку в сторону.
Олениху на охотников выгнали псари. Грациозное животное бежало из последних сил: в её тело со всех сторон, как смертельные метки, впились стрелы охотников. Норманн узнал свою, красную с золотым опереньем, под левой лопаткой. Удача! Он попал именно туда, куда целился, а ведь ему мешали деревья, и олениха не стояла на месте.
Норманн оглянулся на отца: одной тяжёлой стрелой он вполне мог добить олениху, но тот отрицательно помотал головой: рано, гоним дальше.
Истекающее кровью обессиленное животное тяжело упало на передние ноги. Олениха наклонила голову, словно в последнем порыве пыталась обороняться от врагов. Охотники спешились, подошли ближе.
– Это твоя добыча, Норманн! – торжественно сообщил отец. – Я предоставляю тебе право отнять у неё жизнь.
Норманн опустил руку на пояс, к кинжалу. Ладонь позорно дрожала, и Норманн до боли в пальцах сжал рукоятку. Только бы никто не заметил его слабости!
– Будь милосердным, убей одним ударом, – напомнил отец.
Олениха лежала на боку и тяжело дышала. Загнанный взгляд красивых светло-карих глаз просил о пощаде. Она взглянула на Норманна, и он почему-то подумал, что она мать для какого-нибудь оленёнка. Который будет ждать её сегодня в лесу, но не дождётся.
Норманн склонился над ней, её шумное дыхание и бешенный стук сердца заполнили его разум.
– Давай, мой сын, покажи, на что ты способен! – громогласный голос отца заглушил все звуки и эмоции.
Норманн тряхнул головой, отгоняя глупые мысли. Решительно вытащил из ножен кинжал и вонзил, проходя сквозь плоть и разрывая лёгкие и сердце оленихе.
1.3 Фландия. Десять лет назад
Светило припекало не на шутку. Горячие лучи пробивались сквозь листву и согревали теплом густую рыжую шерсть кота. Где-то рядом деловито жужжала труженица пчела, с цветка вспорхнула яркая бабочка. Тёплый ласковый ветерок шевелил траву, листву на деревьях, тихо шуршал где-то высоко в кронах старых благородных дубов. Благословенную садовую негу нарушил звонкий собачий лай.
Шершень недовольно мяукнул, повернулся на бок и осмотрелся. Так и знал: в сад припёрлись фрейлины, в полном составе, и противную псину с собой приволокли. Белоснежная болонка, словно вымытая прачкой с щёлоком, принадлежала одной из фрейлин и была необычайно избалована. Сейчас она, как обычно, гавкала на весь сад и носилась по дорожкам, словно её за задницу укусила оса.
Кот приподнялся на лапах: увы, ос в округе не наблюдалось. Он опять повалился на горячий песок, раскинул лапы, чтобы светило прогрело каждую его рыжую шерстинку, каждую косточку и коготок.
На лужайке Его Величество король Освальд и его младший сын, сорванец Генри, играли в мяч. Генри время от времени повизгивал от восторга и азарта – король явно ему поддавался. Шершень немного за ними понаблюдал и закрыл глаза – вопли Генри его не раздражали. Шумный и непоседливый ребёнок напоминал Шершню глупого щенка, впрочем, он и есть щенок, только человечий.
В невообразимо неудобных платьях с кринолинами, фрейлины трещали, словно перепуганные сороки, суетились и таскались по лужайке туда-сюда, передвигая вместе с собой жёсткие каркасы юбок с многочисленными лентами и оборками.
– Ах, Ваше Величество, как бы не споткнулся Его Высочество! – восклицали они, мельтеша то перед королём, то рядом с принцем Генри.
– Держитесь за мою руку, принц! Позвольте, я помогу вам толкнуть мяч? Осторожно, не упадите! – писки фрейлин разрезали воздух, как камень царапал по стеклу – раздражающе и возмутительно.
– Гав, гав, гав! Тяф, тяф, тяф! – тупая и бесполезная псина, не замолкая ни на секунду, то выскакивала из-под колоколов юбок, то подпрыгивала, то носилась по кругу, хватая фрейлин за фестоны, банты и щиколотки.
Король пытался приструнить навязчивую компанию, но это было также бесполезно, как пытаться угомонить глупую болонку. Кончилось всё это закономерно: фрейлины, запутавшись в юбках и болонке, попадали друг на друга, погребя под себя и Генри. Шустрый малый вылез из-под юбок первым, в его поле зрения попал расслабленно дремлющий кот.
Он подбежал к Шершню и принялся его тискать и тянуть за лапы. Кот недовольно застучал хвостом, но Генри не обращал внимания на недовольство кота. Шершня спас Его Величество.
– Генри, я забил тебе гол в пустые ворота! – закричал король, и Генри всучил кота первой попавшейся фрейлине.
В нос коту ударил приторный запах духов, пудры, каких-то притирок и дамских мазилок. Жуткая смесь!
Этого Шершень стерпеть не смог, он выпустил когти и зашипел. Фрейлина взвизгнула отпустила кота на волю. Шершень сиганул в кусты.
– Ужасный кот! Он хотел меня поцарапать! Ему надо остричь когти! – заявила фрейлина.
– Тише! Шершень тебя услышит! – шикнула на неё другая.
– Ну и что?
– Ничего. Сделает из твоих туфель ночной горшок.