Невинные убийцы, или Поле для Наполеона. Записки психиатра

– Тебе не кажется, что это недостаточная причина для убийства близкого человека?

– Я вам больше ничего не скажу, я и так потратил на разговоры много времени, а сейчас отпустите меня к себе!

– Хорошо, Максим, сейчас я вызову санитаров.

– Нет, не надо! Я очень люблю свою маму, я хочу, чтобы она была счастлива! Это самый близкий для меня человек!

– Ты осознаешь, что твоей матери больше нет в живых?

– Неправда, моя мамочка жива, она часто ко мне приходит, мы с ней разговариваем, она меня обнимает и поет мне колыбельные песни поруски и показахски…

– Максим, сколько тебе сейчас лет?

– Не знаю, моя мама мне об этом не говорила.

Итак, заключила про себя Ольга Михайловна, налицо явная разорванность мышления. Диагноз – шизофрения, прогредиентное течение. Но вот этот странный эпизод с телевизором и стихами! Интересно, что это? Галлюцинации или обманы памяти? Ольге не давал покоя глубокий философский смысл поэтических строк безумного автора. Она еще раз внимательно посмотрела на больного – Максим сидел на стуле безучастный, лицо ничего не выражало, было похоже на застывшую маску, от него исходил какой – то специфический запах, присущий всем психически больным. Ольга подошла к Максиму, чтобы проверить рефлексы – согнула его руку в локте и с большим трудом смогла разогнуть. Налицо явные признаки передозировки нейролептиков. Многие психиатры считают, что лекарства от шизофрении разрушают головной мозг быстрее, чем сама болезнь. Ольга Михайловна распорядилась, чтобы санитары отвели Максима Куттыбаева в палату. Затем пригласила дежурную медсестру.

– Рауза Сулейменовна, заполните новый лист назначений на больного Куттыбаева, я уменьшила ему дозу нейролептиков.

Медсестра вся побагровела от возмущения.

– Да вы, доктор, понимаете, что делаете?! Это же особо опасный агрессивный больной! Я отказываюсь с вами работать! Я на вас докладную напишу главному врачу!

– Рауза, не забывайте о субординации – ваша прямая обязанность выполнять назначения врача. А я в первую очередь отвечаю за лечение пациента и все, что происходит в отделении.

Медсестра молча развернулась и вышла из ординаторской, громко хлопнув дверью.

Ольга Михайловна была неприятно удивлена подобным поведением. Но по своему опыту знала, что в психиатрических отделениях наряду со сложными больными бывает и сложный персонал, сказывается быстрое эмоциональное выгорание. Немного успокоившись, она вернулась к изучению истории болезни Максима Куттыбаева. Ей хотелось понять, что происходит в сознании молодого человека, совершившего столь ужасное преступление.

Максим Куттыбаев родился в небольшом городке под Челябинском. Мать Максима была русской, отец – наполовину казах, наполовину немец. При рождении Максима мать была поздней родящей по медицинским меркам – 35 лет. Когда Максиму исполнилось два года, семья переехала в Казахстан. Вскоре отец ушел из семьи, и мать воспитывала сына одна. В детстве Максим рос и развивался наравне со сверстниками, рос тихим, спокойным ребенком. В школу пошел в семь лет, хорошо учился в начальной школе, в старших классах стали появляться тройки. Общался избирательно, друзей было мало, большую часть времени проводил дома за телевизором и чтением книг. Когда Максим окончил школу, мать заболела – развилось заболевание почек с исходом в почечную недостаточность. В армии Максим не служил в связи с болезнью матери. Учиться дальше не пошел, так как нужно было зарабатывать деньги. Устроился работать на местный химзавод. Не женился, отношения с девушками не складывались. Сведения о жизни Максима были собраны со слов двоюродной сестры матери, которая в настоящее время живет в Красноярске. Более подробной информации женщина сообщить не могла, о конфликтах Максима с матерью тетке ничего не было известно. Был ли болен Максим до совершения преступления, она тоже не знала. Других родственников у Максима не было, его отец давно исчез из поля зрения бывшей семьи. За все время пребывания в психиатрической клинике Максима никто не посещал. Скудные данные, сообщенные теткой, не внесли ясность в картину развития заболевания, не помогли понять, что же послужило причиной столь ужасного преступления. Сам Максим тоже не в состоянии ничего объяснить. В чем причина? Как пропустили начало заболевания? Может быть преступление совершено в состоянии аффекта, а затем психика не выдержала всего ужаса содеянного? Или же психоз развился внезапно, на фоне полного благополучия? Шизофрения – одно из самых загадочных заболеваний человека и причины ее до сих пор не ясны. Существует множество теорий ее возникновения – вирусная, наследственная, теория нарушения обменных процессов в тканях головного мозга. Но ни одна из них не является окончательной. Многие ученые говорят о роли стресса в провокации этого заболевания. Шизофрения многолика и многогранна. Сначала мозговой компьютер начинает работать с утроенной силой – больные испытывают наплывы мыслей, что – то изобретают, начинают общаться с инопланетными цивилизациями и тонкими мирами, ощущают себя великими историческими личностями. Иными словами, видят и воспринимают то, что не доступно здоровому человеку. Иногда обретают способность читать чужие мысли и предсказывать будущее. Порой становятся опасными, когда защищаются от невидимых преследователей, и в этом состоянии часто совершают тяжелые преступления. А затем головной мозг, не вынеся непосильного напряжения, перегорает, словно лампа накаливания. Разрушается интеллект, память, воля, эмоции. Человек превращается в ничто. И протекает это заболевание у всех по -разному – кто – то погибает после первого приступа болезни, а кто – то всю жизнь живет и работает с этим заболеванием. Ольга Михайловна вспомнила своего первого пациента, которого представляла на заседании студенческого кружка на кафедре психиатрии. Подросток 14 лет, школьник из далекой глубинки, троечник, за всю свою жизнь не прочитавший не одной книги, кроме школьных учебников, объявил, что разгадал закон строения Вселенной. Он выходил к доске с мелом в руке и с важным видом, как настоящий ученый, доказывал, что наша Вселенная устроена по принципу Матрешки. Тогда никто и не усомнился в диагнозе, все сочли высказываемые подростком мысли бредом больного шизофренией.

Ольга в школьные и студенческие годы увлекалась астрономией, но о подобной теории ничего не слышала. Только через десять лет она увидела по телевизору передачу, где американские астрономы говорили о вероятном включении одной звездной системы в другую по принципу матрешки…

Человеческому мозгу недоступны некоторые понятия, наши знания о мире ограничены. Может быть, Создатель специально установил в наш мозг некие фильтры, чтобы уберечь его от преждевременного сгорания? А у некоторых людей, в силу разных причин, эти фильтры разрушаются, и в их мозг поступает поток информации, недоступной здоровым людям? А затем мозговой компьютер этих людей перегорает от непосильной нагрузки.

Ольга Михайловна отложила в сторону историю болезни Максима Куттыбаева. Ей еще предстоял обход отделения и проверка остальных историй болезни.

Закончился рабочий день. Больничный автобус собрал сотрудников и развез их по домам.

На следующее утро на врачебной линейке дежурный врач доложил, что больной отделения судебной психиатрии Куттыбаев вечером пытался покончить с собой, а когда медперсонал предотвратил попытку самоубийства, набросился на дежурную медсестру и начал душить. Охранникам с трудом удалось его скрутить, больной был помещен в карцер с индивидуальным наблюдательным постом. Психомоторное возбуждение купировано назначением нейролептиков.

После линейки главный врач Василий Курганалиевич предложил Ольге остаться.

– Ольга Михайловна, мы с уважением относимся к специалистам из России, мы знаем, что у вас есть опыт работы в отделениях общего психиатрического профиля. Но отделение судебной психиатрии особенное. И поверьте мне, заведующий этим отделением Айбулат Иркенович, обязанности которого вы сейчас исполняете, очень опытный специалист. Он защитил диссертацию по судебной психиатрии, около двадцати лет руководит этим отделением. Перед своим отъездом в командировку он пересмотрел назначения всех своих пациентов. И поэтому у меня просьба – когда возникнет необходимость в смене лечения, приглашайте меня для консультации. Я вас прекрасно понимаю, Максим Куттыбаев при первом взгляде на него вызывает жалость. Но имейте в виду, что он преступник, и тем более, психически больной преступник. Пока его мозг способен генерировать хоть какие – то мысли, большая вероятность того, что это будут мысли об убийстве. Мы можем быть спокойны только тогда, когда его психика будет полностью разрушена, и он превратиться в овощ. Тогда он будет безопасен. Да, бесполезен для общества, но безопасен.

Мне не хотелось вас расстраивать, но дежурная медсестра Рауза написала на вас докладную по поводу вашего неуважительного отношения к медперсоналу. Рауза несколько вздорная особа, но сотрудник опытный, исполнительный, как впрочем, и весь персонал отделения. Настоятельно рекомендую вам в ближайшее время наладить контакт с коллективом отделения. И последнее. Ольга Михайловна, вы нарушили служебную инструкцию, согласно которой вся продукция больных – письма, записки, стихи, рисунки, должна быть подшита в историю болезни. А вы убрали в свой стол стихи, которые написал Куттыбаев. Вы, как врач психиатр, должны были разглядеть в этих стихах мысли о расширенном самоубийстве – уйти из жизни самому и увести за собой некую женщину. Если вы осматривали больного, то должны были обратить внимание на многочисленные шрамы слева вдоль ребер. Криминалисты считают, прежде, чем убить мать, Куттыбаев пытался покончить с собой. И даже сейчас, на фоне развивающегося слабоумия, мысль о расширенном самоубийстве остается для него актуальной. Отсюда и эти достаточно яркие и необычные для распадающегося мозга поэтические строчки. Его заболевание прогрессирует. Скорее всего, он никогда не покинет этих стен. Когда его психика полностью распадется, мы переведем его в интернат для психохроников. Это все, что я хотел вам сказать, Ольга Михайловна. Идите работать. И успехов вам.

Ольга поднялась со стула обескураженная. Она не привыкла к поражениям.

– Большое спасибо за урок, Василий Курганалиевич. Обещаю больше не совершать подобных ошибок.

Выйдя из кабинета главного врача, Ольга приняла решение самой разобраться со случаем Максима Куттыбаева. И что за привычка у коллег находить удобные объяснения тому, что они не могут знать наверняка? Обычная практика – поставить диагноз шизофрении в любом непонятном случае, и дальше можно не ломать голову!

В отделении в этот день дежурил молоденький медбрат. Ольга Михайловна попросила его пригласить в ординаторскую Максима Куттыбаева.

– Мы не приглашаем на беседу с врачами больных из карцера. И еще, ему назначена большая доза нейролептиков по распоряжению главного врача, он спит большую часть суток и не в состоянии передвигаться. Вы знаете, я работаю в этом отделении только год. Я пришел сюда сразу после медицинского училища, хотя раньше главный врач брал в это отделение специалистов со стажем не менее пяти лет. Мне говорили, что многие медсестры отказались работать в отделении из – за Куттыбаева. Он часто нападал на медсестер, наносил травмы, а однажды выломал прутья решетки и смертельно ранил охранника. Айбулат Иркенович уже при мне несколько раз пытался снизить Куттыбаеву дозу психотропных препаратов, но тот сразу начинал буйствовать. Мы очень удивились, что Куттыбаев с вами спокойно пообщался, да еще написал стихи. От него уже давно не слышали членораздельную речь. Оставьте его в покое, от греха подальше, хотя бы на время! Вам сегодня в первую очередь нужно посмотреть больного Генкина и оформить на него документы. У него через день состоится суд для решения вопроса о его дальнейшем пребывании в нашем отделении.

Глава третья

Генкин Евгений Олегович, 40 лет, работал начальником цеха химзавода. Решением суда был приговорен к пребыванию в отделении судебной психиатрии за убийство Кучина Анатолия Борисовича, работника автосервиса. Двое санитаров привели пациента в ординаторскую. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина, выглядевший несколько утомленным. В его серых глазах нельзя было не заметить отпечаток интеллекта.

– Как вы себя чувствуете, Евгений Олегович? – спросила Ольга Михайловна.

Он, усмехнувшись, ответил:

– Хорошо, насколько человек может себя чувствовать в подобном заведении. Читаю книги, размышляю над смыслом жизни. Иногда меня привлекают к работам по уборке территории. Несколько раз в год мне разрешали свидания с мамой и сестрой. Пью таблетки. Чувствую себя совершенно здоровым человеком. Только иногда бывают странные состояния – как будто бы душа на секунды отрывается от тела и парит куда-то в неизвестном направлении, а затем вновь возвращается в тело. После ее возвращения я каждый раз пугаюсь, не могу понять, как я здесь оказался – незнакомая обстановка, незнакомые люди. Но уже через несколько секунд ко мне возвращается сознание, и я начинаю понимать, где нахожусь.

– Евгений Олегович, вы можете рассказать, почему сюда попали?

– Рассказать могу, хотя до сих пор не понимаю, как со мной такое могло произойти. Это кошмарное событие разделило мою жизнь на до и после. До него – вполне благополучное детство в подмосковном городе, интеллигентные родители, дружная семья. Единственной проблемой в семье было врожденное заболевание младшей сестры – детский церебральный паралич. Родители постоянно возили ее по столичным светилам. В конце концов, она начала самостоятельно ходить. Окончила среднюю школу, затем финансовый колледж. Я тоже очень успешно окончил школу с математическим уклоном, затем МГУ с красным дипломом. Была возможность поступить в аспирантуру. Женился на первой красавице университета. Она окончила факультет иностранных языков. Неожиданно поступило предложение переехать в город Шевченко. Мне предложили должность заместителя начальника цеха на химзаводе и трехкомнатную квартиру на берегу моря. Мы с женой сразу же согласились, так как оба были из небольших городков, а перспективы получить жилье в Москве у нас не было. Жене предложили работу переводчика на том же заводе. Все складывалось как нельзя лучше – интересная работа, очень хорошая по тем временам зарплата. Вскоре родились дочки – близняшки, красавицы и умницы. Жизнь удалась. Затем перевез в этот город сестру и маму, поближе к морю и солнышку. Однажды сосед Толик предложил пригнать для меня японскую иномарку с Дальнего Востока. Цену запросил вполне приемлемую, и я с радостью согласился – и мне хорошо, и Толику – у него ожидалось прибавление в семействе.

Этот роковой день был в начале августа. Жена уехала с дочками на отдых к матери в Краснодарский край. Мы с Толиком оформили сделку купли—продажи и решили отметить это знаменательное событие. Купили армянский коньяк, кое-какую закуску и отправились ко мне домой. Настроение было прекрасное, мы неспешно потягивали коньяк и вели обычные для мужиков разговоры – о работе, о политике, о женщинах. Дальше – полный провал, темнота. На следующее утро я проснулся от громкого стука в дверь. Оказалось, было уже 11 часов утра, я должен быть на работе, мне неоднократно звонили утром с работы, но я не слышал телефона. Жена Толика тоже неоднократно звонила и стучала в двери, потом, отчаявшись, пошла спать. Я встал, пошел открывать, и только сейчас заметил, что мои руки в чем-то липком. За дверями стояли два моих сослуживца и жена Толика Марина. Увидев меня, Марина страшно закричала и упала в обморок – она первой поняла, что произошло. Мои руки были по локоть в крови, кровь была на рубахе и джинсах. На кухне лежал Толик, убитый ударом кухонного ножа в шею, на полу лужа крови, кровь была на шторах и стенах. На столе стояла наполовину выпитая бутылка коньяка. Охвативший меня ужас невозможно было описать. Я не помнил, что случилось в этот вечер. На нас кто-то напал, Толик убит, а я, может быть, ранен? Страшно болела голова, я с трудом понимал происходящее. Приехала «скорая» и милиция. Марину отвезли в больницу, тело Толика – в морг, меня – на допрос к следователю. На нас никто не нападал, входная дверь в мою квартиру оказалась нетронутой. Это я убил Толика. Мой мозг отказывался в это поверить. Мы всегда были добрыми соседями, между нами не было разногласий, я был благодарен ему за оказанную услугу. Когда мы пошли отмечать покупку машины, оба были в отличном настроении. Что могло между нами произойти? Я ничего не помнил. Доза выпитого была совершенно ничтожной – ну что такое двести грамм коньяка для двоих здоровых и крепких мужиков при хорошей закуске? Алкоголем я никогда не злоупотреблял, мог выпить в хорошей компании, потери памяти никогда не отмечалось. Беседа со следователем – вещь весьма неприятная. Следователи менялись во время допроса, на меня орали, угрожали, несколько раз ударили по лицу. Требовали назвать причину, по которой я убил Толика. Несколько месяцев я провел в следственном изоляторе. Позднее мой адвокат настоял на проведении судебно – психиатрической экспертизы. Я был признан невменяемым на момент совершения преступления. Установили, что убийство соседа было совершено мной в состоянии патологического опьянения. Причиной патологического опьянения явилась скрыто протекающая у меня эпилепсия, которая проявлялась кратковременными приступами помутнения сознания. Я провел в психиатрической больнице три года. Есть вероятность, что вскоре меня выпишут из закрытого психиатрического отделения и переведут на амбулаторное лечение. Все равно жизнь безнадежно разрушена. Я психически больной человек, не смогу работать ни руководителем, ни рядовым инженером, меня даже рабочим на завод не возьмут. Мой удел – дворник или вахтер. Жена развелась со мной, продала квартиру, увезла дочек, вышла снова замуж. Сейчас бывшая семья живет в Ростове. В городе есть мама и сестра – инвалид, они готовы меня принять. Мать на свиданиях со мной все время плачет, сестра держится мужественно, она сама натерпелась от своей болезни. И потом, как жить с сознанием того, что убил человека? Пусть неосознанно, но убил? Его жена была на седьмом месяце беременности, его сын родился преждевременно в день смерти отца. Как мне жить в этом городе, как смотреть людям в глаза?

Ольга Михайловна глубоко задумалась.

– Да, жизнь посылает нам порой суровые испытания. Но вы должны жить, вы нужны своим близким, своим дочерям, вы можете помогать сыну Марины.

– Сомневаюсь, что Марина сможет принять от меня помощь, а от жены за все это время ни письма, ни весточки, – вздохнул Евгений Олегович.

– Мы должны надеяться на лучшее и уповать на Бога, – сказала Ольга Михайловна.

После разговора она отпустила пациента в палату. Когда охранники его увели, Ольга Михайловна села за заполнение документации. Пролистала историю болезни – судя по дневниковым записям, пациент вел себя адекватно, жалоб не предъявлял, с медпесоналом и охранниками был вежлив, в конфликты не вступал, с соседями по палате держался ровно, бредовых идей не высказывал, странности в поведении не отмечались. При проведении электроэнцефалограммы с провокацией в виде фотовспышек зарегистрирован очаг эпилептической активности в правой височной доле головного мозга. При проведении психологического обследования пациента обнаружен смешанный тип личности с преобладанием возбудимых черт, не достигающий уровня психопатии. В интеллектуальной сфере грубых нарушений не выявлено, память, внимание сохранены. Волевые процессы существенно не нарушены. Данная личность способна к рациональному разрешению конфликтной ситуации. Пациенту присущи лидерские качества, способность к контролю и программированию ситуации.

В целом, вполне психически здоровая личность. Если бы не это небольшое отклонение – очаг эпилептической активности. Этот-то злополучный очаг под действием ничтожного количества алкогля превратил вполне мирного и дружелюбно настроенного человека в жестокого убийцу. Завтра состоится заседание судебно – психиатрической комиссии по поводу дальнейшей судьбы Евгения Генкина. Скорее всего, комиссия предоставит в суд заключение о возможности перевода пациента на лечение и дальнейшее наблюдение участкового психиатра.

Глава четвертая

Прошло несколько недель работы в отделении судебно-психиатрической экспертизы.

Отделение было разделено на две части. В одной, рассчитанной на 30 коек, находились психически больные люди по решению суда, совершившие тяжкие преступления. Вторая часть состояла из двух диагностических палат, в которых проходили обследование преступники на предмет установления вменяемости в отношении совершенного преступления. Вскоре Ольга Михайловна изучила истории болезни и познакомилась со всеми пациентами своего отделения. Это были психически больные люди, приговоренные судом к принудительному лечению за совершение тяжких преступлений. Действия этихлюдей ужасали своей жестокостью и бессмысленностью. Диагнозы были различными – шизофрения, эпилепсия, алкоголизм, маниакально-депрессивный психоз, олигофрения, последствия черепно-мозговых травм. Ольга с головой погрузилась в работу. Психиатрия была ее стихией, она ей увлеклась еще на первых курсах института. Работа была нелегкой, отношения с медперсоналом не очень просты. Ольга не жалеладля этой работы ни сил, ни времени.