Ведьма твоих желаний

Лечащий врач моей бабушки оказался крупным мужчиной в возрасте, с явной сединой в черной ухоженной бороде.

Он одарил меня выжидательным взглядом поверх очков-половинок. Я в ответ приветливо улыбнулась и поспешила обозначить цель своего визита:

– Добрый день, я пришла узнать по поводу самочувствия Серебряковой Маргариты Петровны. Я ее внучка.

– Добрый, – басом протянул Геннадий Викторович и придвинул к себе одну из лежащих на столе тонких папочек. Открыл первую страницу и спросил: – Виктория Олеговна?

– Андреевна, – поправила я и невольно напрягаясь.

Как-то резко вспомнился закон о врачебной тайне. И какова вероятность, что меня нет среди лиц, которым ее можно раскрыть?

– Верно, – смягчился доктор и указал мне на второй стул. – Присаживайтесь.

Я мысленно облегченно выдохнула и воспользовалась предложением, но расслабилась рано, ибо Геннадий Викторович, пробежавшись глазами по истории болезни моей бабушки, недовольно покачал головой и проговорил:

– Не скажу, что у меня сильно хорошие новости по поводу здоровья Маргариты Петровны. Сейчас состояние стабильное, мы приостановили процесс потери магии и подлечили все сопутствующие повреждения.

«И здесь магия?!» – я едва сдержала удивленный возглас, лишь нервно поерзала на стуле и снова проделала дыхательную гимнастику. Пора уже было начать привыкать, что мир вокруг никогда не будет прежним, и сосредоточиться на важном – здоровье бабули.

– Главное, не отчаивайтесь, – заметив мое волнение, попросил доктор. – Да, подобные болезни полностью не излечить. Но поддерживающая терапия и полный отказ от магии позволят вашей бабушке жить. Конечно, прогнозов по продолжительности этого периода никто не даст, но при соблюдении всех правил срок дожития может оказаться очень даже приличный.

Я лишь кивнула в ответ, стараясь переварить неутешительную информацию. Одно дело – размышлять, что когда-нибудь все мы обязательно умрем, и совершенное другое – осознать, что близкий человек может уйти в любой момент, и ты ничего с этим не можешь сделать. А самое ужасное – чувствовать за это вину. Я ощутила ее неприятный укол, но тут же вспомнились слова Александра о проклятьях и отравлениях, и неприятные ощущения притупились. До поры.

«Еще не ясно ничего», – успокоила я саму себя и осторожно поинтересовалась:

– А почему это случилось?

– Следов отравления мы не обнаружили, первичная проверка на проклятья тоже не дала результатов. Но еще не все результаты анализов получены, так что дать точный ответ смогу вам не раньше следующей недели, – ответил он. – Я же, опираясь на собственный опыт, больше склоняюсь к тому, что возраст и неумеренные нагрузки на работе взяли свою плату, только и всего.

Снова качнула головой соглашаясь. Жаль, легче не стало.

– К ней можно? – с надеждой спросила я.

Доктор сверился с наручными часами.

– Вполне. Процедуры уже завершились, и она должна быть абсолютна свободна. Палата триста тридцать пятая этажом ниже, – сообщил доктор, а после того, как я его поблагодарила и поднялась, напутствовал: – Только главное, не давайте ей переживать. Сильные эмоции пагубно влияют на терапию.

Я приняла информацию к сведению и отправилась по указанному маршруту.

По пути размышляла, как сообщить бабуле обо всем произошедшем, задать все мучающие сознание вопросы, и при этом не сильно расстроить. Головоломка, которую решить никак не получалось. Поэтому решила действовать по обстоятельствам.

Тяжело вздохнув, я решительно постучала в нужную дверь, а после раздавшегося «входите», распахнула деревянное полотно. При этом постаралась натянуть на лицо приветливую улыбку.

Палата больше напоминала гостиничный номер на одного человека. С телевизором, холодильником и мягким креслом для отдыха у окна. На столе рядом с ним стоял свежий букет белых роз. И только высокая больничная кровать, на которой полусидела бабушка, и несколько подключенных к ней и попискивающих приборов напоминали, что мы в больнице.

– Привет, – поздоровалась я, подойдя ближе.

– Здравствуй, родная, – с облегчением выдохнула бабуля и попросила: – Садись рядом, мне нельзя вставать.

Я коротко кивнула и поспешила придвинуть притаившийся у двери стул к кровати.

– Ты как? – участливо поинтересовалась я, пристально ее разглядывая.

Та хоть и была излишне бледна, выглядела вполне бодро. Даже смогла собрать волосы в привычную высокую прическу.

– Нормально, насколько это возможно, – отмахнулась от вопроса бабушка и неожиданно строго посмотрела на меня. – Виктория, я хочу услышать честный и подробный рассказ о том, что произошло в квартире после моего отъезда.

Ощутила себя ребенком, которого застукали за проказой. Очень хотелось соврать, лишь бы избежать наказания, но…

– Ты только не нервничай, – мягко начала я. – Доктор сказал, что это вредит терапии…

– Вика-а, не юли, – с угрозой поторопила бабуля.

– Ведь главное, что с нами все хорошо, – бодро выдала я еще одну гениальную фразу.

– Викто-ор-рия! – рявкнула Маргарита Петровна, окончательно потеряв благодушие.

А один из приборов, от которого к больной тянулись проводки, тревожно замигал.

«Как же трудно признаваться!» – я мысленно отчаянно взвыла. Но деваться было некуда. Нервировать родственницу было чревато. Поэтому я виновато посмотрела на нее и сбивчиво начала тараторить:

– Я хотела посмотреть какие у тебя есть книги, поранилась об одну. Взяла ее полистать, а из нее выпал листок. Он порвался. Потом мне позвонил Александр, сказал, что ты в больнице. Но меня к тебе не пустили. Дома уже поджидал демон, он не стал меня убивать. Я не понимаю, что происходит. И еще… я случайно взорвала люстру.

– Взорвала? – искренне удивилась бабушка.

Правильно говорят, что запоминается всегда последняя фраза!

– Угу, – покаянно кивнула я. – Руками махнула, и ее в дребезги разнесло.

– Наконец-то, – радостно выдохнула родственница и широко улыбнулась, чем меня сильно удивила. – Я всегда знала, что ты настоящая Серебрякова, и ведьмин дар в тебе обязательно проснется! – но тут же горько усмехнулась и закончила: – Только не думала, что это обернется такой ценой для меня.

– Я куплю новую люстру, – жалостливо заверила я старушку.

– Да причем тут люстра! – взмахнула та недовольно рукой и, покосившись на дверь, тише добавила: – Я про печать говорю. Листок насколько поврежден?

Я нервно кашлянула и честно призналась:

– С одного бока разорван наполовину. – Пока бабушка равномерно вдыхала и выдыхала, я решила осторожно поинтересоваться: – Мне надо с ним что-то сделать? Может, как-то избавиться?

– Не смей даже думать об этом! – шепотом воскликнула родственница. – Печать должна быть нерушима, несмотря ни на что!

– Хорошо-хорошо, – быстро заверила ее я, с тревогой глядя на сильнее запиликавший подключенный к руке бабули прибор.

Бабуля недовольно поморщилась, но ничего мне не сказала по этому поводу, просто так же тихо продолжила допрос.

– Ты что-нибудь обещала демону?

– Нет, – в тон ей проговорила я. – Это он мне предложил исполнить одно желание за освобождение. Я попросила жизнь.