– Ладно. Открой только, – выдохнула и отошла от двери, скользнув в сторону так, чтобы не прикоснуться к парню.
Он открыл и выпустил наконец. Я прошла. Не без неприятных ощущений склонилась, чтобы поднять сумку, до сих пор валяющуюся на полу в подъезде, провернула ключ и достала. Оглянулась на парня, следующего за мной тенью, заскочила в квартиру и заперла за собой дверь.
Воображение именно так все и рисовало. На самом же деле Александр успел схватить дверь все еще кровоточащей рукой. Быстро чмокнул меня в лоб и поймал, когда я стала заваливаться, резко отпрянув от этого его странного жеста.
– У тебя мило.
– Ой, заткнись. Если уж собрался меня пасти, то сядь где-нибудь и не беси.
– Вот если бы я так не был перед тобою виноват…
– Изнасиловал бы? А, не. Ты уже это сделал, – скрылась в своей спальне. Как хотелось остаться здесь. Закутаться в теплое одеяло, лечь на мягкую постельку и уснуть. Так, как выходило только в собственной кровати, сладко, крепко, без снов. Но в прихожей назойливо ждал Саша, а дверь в спальню не запиралась. И ведь войдет, если задержусь. И что придет в его голову тогда – судить сложно.
– Отшлепал! – услышала из прихожей и достала пижаму, домашние шорты… передумала, сойдут спортивки, безразмерная толстовка и тапки.
Хоть одежду не испачкали, помяли только неимоверно. Ужас! Десять вечера! Сколько же я рыдала с Сашкой в обнимку? Я же подготовиться к завтрашним парам не успею…
Вздохнув, надела свой халат и прошмыгнула в прихожую. Парня там не было. Надежда, что он свалил, рассеялась, когда я столкнулась с ним в дверях ванной с моей бритвой в руках.
– Зачем тебе моя бритва?
– Посторожу пока. Ты уверена, что хочешь мыться здесь? – его даже передернуло. И нечего кривиться! Нормальная ванная! Обычная! Да старая, еще советская. В ванной несмываемая дорожка ржавчины, а плитка неприятного желтоватого цвета, кое-где на полу и зеленая. Зеркало с трещиной, но лишь в верхнем углу, туда я все равно не дотягиваюсь даже рукой, не то что лицом. Но там чисто и хорошо пахнет. Ну да, квартира у меня без евроремонта, как его собственная, но это не повод строить такую мину!
– Абсолютно. Мажор.
– Я на это должен обидеться? Стоооп, нет. Не запирай.
– Ты ох…ренел? – я опешила.
– Я не буду заходить, но очень тебя прошу – не запирайся, – он мягко взял мою правую ладонь в свои. Крепко – не вырваться.
– Мне будет некомфортно! Я запираюсь, даже когда дома одна!
– Это странно, что ты это делаешь, но сейчас не время для милых причуд. Не запирай. Хорошо? Просто прикрой. А то я зайду и сам тебя вымою, – шагнув ко мне, он сразу меня убедил, что так и сделает.
– Ладно, как скажешь! Только не заходи!
Парень отступил и сел на тумбу напротив двери ванной, уткнувшись в свой телефон.
Чуть выждав и поняв, что сосед не собирается в этот же миг ворваться и насиловать меня у раковины, всмотрелась в не радующее меня отражение.
По левой стороне лица у меня расползался некрасивый синяк. Светло-русые волосы спутаны и выглядят так, будто их не мыли недели две. Каре-зеленые глаза в ореоле из стекшей туши, нос опух от слез, губы припухли – я их закусала – и в чужой крови. Усмехнулась. Хорошо я его укусила! Сняла халат. На правом плече синяк разошелся кольцом, под грудью на плавающих ребрах, где неслабо прижалась рука… Андрея? Диму помню, а те двое путаются. Между ног засохли кровь и… сперма. Мерзость. И еще одна пара синяков аккурат за коленками. Разукрасили, ничего не скажешь.
Разделась полностью, смирившись с мыслью, что даже при моей попытке запереться, жалкая старая щеколда не удержит аморального наркомана, возжелавшего плоти. Странно, воду вроде не включала, а раковина в каплях… ладно, пореву, пока стираю с себя грязь этого вечера. Скоро позвонят родители и голос не должен дрожать.
Едва я успела забыться под струями воды, как в дверь постучали.
– Я не закончила! – Самой тошно от отчаяния в голосе.
– Я не захожу. Ты наверняка проголодалась. Я собираюсь заказать суши и пиццу. Ты какие любишь?
– Мне все равно.
– Ты уверена?
– Вполне.
Вот парень! Какую модель поведения он вообще использует? Есть ли вообще модель поведения для таких неадекватов? Насилующих, но потом заботящихся? Хотя едва ли это можно назвать заботой обо мне, скорее он заботится о своих собственных чувствах и свободе.
Прохладная вода приятно остудила лицо, и слезы кончились. И надевать спортивки расхотелось. И, выйдя в итоге из спальни с чуть подсушенными волосами, увидела согнувшегося от смеха Сашу.
– Кигуруми-единорожек? Это!.. – и вновь лишь смех.
– Рада, что у тебя хорошее настроение, – поморщилась. Да, кигуруми по своему обыкновению чуть нелепы, но уютны и милы. – А теперь заткнись. Мне надо с родителями поговорить.
– Суши скоро принесут, поговори от меня.
– Я не хочу к тебе.
– Давай мы не будем начинать сначала?
– Так свали. Я чувствую себя неплохо относительно всей ситуации, резать себя не собираюсь, писать заявление – тоже. Свободен, вали на все четыре стороны, укуриваться и глотать таблетки.
– Я не наркоман, – серьезно заявил Саша, явно в это веря. Я хмыкнула.
– То есть ты был не под чем-то, когда изнасиловал меня?
– Был. Но это не значит, что я наркоман.
– Ты принимаешь наркотики, ты – наркоман. Еще и агрессивный.
– Ты смотришь на все однобоко.
Я вздохнула.
– Уйди, пожалуйста.
– И ты со мной.
– Ты невыносим! – злые слезы вновь подступали, но я проглотила ком в горле, родителей нельзя волновать.
– Идем?
– Я возьму учебники.
У Александра был удобнейший рабочий стол. Из темного дерева, просторный, с множеством ящиков и полками над ним. На нем стоял явно дорогой малахитовый письменный набор с позолоченными письменными принадлежностями. Даже пресс-папье зачем-то включили. Саша щедро разрешил им пользоваться, но шикарная ручка с золотым пером видимо предназначалась лишь ставить размашистые подписи, а не писать сочинения на три страницы.
Саша старательно не мешал, лишь бросая на меня осторожные взгляды, чем очень отвлекал. Будто выжидал перед чем-то. Но вскоре принесли суши, и он ушел на кухню.