Город. Между архитектурным проектом и информационной сетью

Овидий говорит об этой ситуации: «Другие народы определяли страну жестко проведенными границами. Границы города Рима и мира совпадают». (Fasten II 683—684). При Августе Рим расширил свои границы и был воспет Вергилием, Горацием, Овидием. К тому же в ходе истории он приобрел значение религиозного центра, в котором восседает Папа. И сегодня Рим имеет двойное значение. Остатки античной столицы определили дальнейший облик и атмосферу города, но культурный миф пережил Рим.

С самого начала своей карьеры в качестве города завоевателей Рим был городом городов и будущей империей-коллекцией или империей-собранием необычайного по тем временам количества маленьких областей. Если доминантами жизни греческого города были acropolis (укрепленный центр) и agora (площадь собраний), то доминантами Рима становятся Капитолий и Форум. Храмы, термы, гимназии и театры были заимствованы из греческой модели, с которой римляне могли познакомиться, контактируя с этрусками и греческими городами юга Италии. Но римляне переносят театры из округи в центр города и значительно расширяют репертуар открытых публичных строений, они возводят цирки для состязаний колесниц, амфитеатры для гладиаторских боев, термы, триумфальные арки, памятные колонны.

Эта модель города пронизывает всю Римскую империю. Восточная часть уже была застроена городами и едва ли нуждалась в основании новых, но от Северной Африки до Британии в важнейших местах торговли, движения и военных действий воспроизводилась модель римского города. Каждый новый город стремился построить такие символы римского образа жизни как термы, амфитеатры и форумы. Римский форум – уникальное место судопроизводства, театрального действа и административного управления одновременно. Здесь закон, театр и власть меняются масками друг с другом. И здесь формируется жизнь римлян от патрициев до плебеев.

Империя дорог, сгенерированная операцией Ctrl Past

Im-perium – нечто разделенное, Рим является уникальным многочастным телом. Везде, где оно растет, это невероятное тело повторяется. Империя говорит о несводимом многообразии. Ромула нельзя собрать из отдельных членов. Необходимо понять дух этого города, понять образ основания Рима. Согласно мифу у начала Рима стояла толпа, turba, беспорядок, а в ее центре – отцы, которые шли с членами царского тела. У Тита Ливия толпа напоминает атомный дождь Лукреция. Это роение дало ядро формы, сгущение атомов вокруг неких точек.

Легенда Сервиуса Тулиуса повествует о «городе на семи холмах», разделенном на четыре части, а именно: Сувурванус (вокруг холма Коэлиус), Эксквилинус (вокруг холмов Эксквилин, Оллиус и Циспиус), Коллинус (вокруг холмов Виминаль и Квириналь) и Палатинус (вокруг Палатина). Долина, лежащая между четырьмя частями была осушена посредствам канализационной системы, так называемой Клоаки Максима. Здесь был возведен Форум Романум. За пределами этой части города находился Капитолийский холм, который получил название Акрополя. В 329 году до н. э. между Палатином и Авентином был построен Циркус Максимус, и несколькими годами позже, в 312, Клаудиус построил первый акведук, который обеспечил город водой.

Вплоть до II века Рим был «открытым городом», то есть постоянно рос, менялся, не имея необходимости возводить городских стен для защиты от вмешательства. Четырнадцать округов, основанных Августом, оставались схемой городского управления, но его внешние границы постоянно менялись. Уже в тысяче шагов от зданий городской окраины располагалась таможня.[25 - Benevolo L. Die Geschichte der Stadt. Frankfurt am Main.1983.S 193.] Характер этой границы был чисто условный. Экстравертный характер Рима устремлял его вовне себя, вслед за убегающими в ландшафт дорогами. Именно создание сети дорог империи, а не обустройство мест внутри города стало структурообразующим для Рима. Дороги служили, прежде всего, для передвижения войск, а также были важны для торговли и управления во вновь присоединенных провинциях.

В своем «Путешествии в Италию» Гете называет эту гигантскую сеть дорог, мостов и акведуков второй, поставленной на службу цивилизации природой. Действительно, эти конструкции были соизмеримы с элементами природного ландшафта по величине, простоте и постоянному повторению лежащих в их основе структур. В 302 году, используя методы и знания греков, в Риме было начато строительство первой улицы и первого аквидука Via Appias и Aqua Appias.

Ширина дорог была около четырех-шести метров. В областях, где нет естественных препятствий они должны были быть абсолютно прямыми по всей длине, как тянется, например, шестьдесят километров по прямой Via Appia вдоль Понтийского оврага. В гористых областях для того, чтобы обеспечить прямизну и ровность дорог возвышения стесывали и сбивали. Примером тому может служить Шпачита между Пацуоли и Каруа, на которой Via Flaminia пересекает Аппенины. В Террачине был сбит отрезок более чем в сорок километров для того, чтобы Via Appia могла пройти долее между Акрополем и морем. В другой ее части близ озера Авернана на протяжении девятисот метров были вырыты тоннели со световыми люками.

Для переправы через ручьи и реки строили многочисленные мосты, деревянные и каменные, многие из которых функционируют по сей день (как, например, пять мостов Рима Pont Milvio, Pont Elgo, Pont Sisto и два других моста к Тибрскому обрыву). Эти мосты не широки – семь-восемь метров, но достигают длины до восьмисот метров, как мост Мерида в Испании.

Со времен Августа на римских дорогах поддерживалась постоянная почтовая служба (curcus publias), которая опиралась на систему почтовых станций. Между двумя большими, удаленными на расстояние одного дня пути почтовыми станциями (mansiones), в которых можно было переночевать, находилось шесть-семь маленьких станций (mutationes), которые служили для перемены лошадей. Посылки и срочные письма доставляли курьеры (speculatores), приватные письма – пешие курьеры (tabellari).

Там где Рим не мог расширить свои владения за счет прокладывания дорог, он укреплял линии обороны (limes), ширина которых от границы до границы была различна. Важнейшую составную часть limes образовывали улицы, идущие вдоль границы, для которых вырубались лесные просеки, осушались болота. Эти дороги должны были в первую очередь обеспечить продвижение войск. Там, где реки не образовывали естественной границы, сооружали рвы (fossatum) и земляные или каменные валы (vallum). Около границы воздвигались различные виды военных лагерей: castra – полевой лагерь, castella – маленький оборонительный лагерь для гарнизона, burgi и turres – укрепленные оборонительные пункты, oppida – укрепленные города в тылу.

Важнейшая линия обороны, limes, проходила на севере Римской империи. Возведенная Тиберием Германская линия обороны по ту сторону Рейна состояла в основном только из укрепленных связанных друг с другом улиц вдоль открытой границы. Германская линия обороны насчитывала пятьсот километров, а limes между Англией и Шотландией – сто десять километров. Обе представляли собой искусственное продолжение естественных границ, которыми являлись реки. Здесь находит свое подтверждение тезис аналогии столицы и империи: империя точно так же как город-столица была пронизана сетью улиц и ограничена стеной укреплений и обладала той же инфраструктурой, но лишь в большем масштабе.

Прямолинейный ход улиц города Рима и дорог империи Рим послужили исходной формой для регулярного разделения колонизируемых новых земель между поселенцами. Основой для этого деления послужила прямоугольная сеть улиц. Эта сеть состояла все из тех же пересекающихся под прямым углом decumani и cardо, которые легли некогда в основу возникшего на периферии этрусской цивилизации, военного лагеря Рим.

Деление колонизируемых земель на парцеллы (parzella), составлявшие около пятидесяти гектар, проводилось образованными специалистами (agrimensori gramatici). Для определения прямого угла они использовали специальный аппарат «groma». Согласно текстам, эта наука была перенята от этрусских авгуров, которые определяли таким образом стороны света. Однако по расположению римских парцелл стороны света было определить нельзя. Римляне переняли чисто утилитарную сторону этой техники разметки улиц под прямым углом.

Граница limites служила одновременно меткой границы между двумя парцеллами и в качестве публичной улицы. Так возникла гигантская сеть улиц империи, не имеющая аналогов в античном мире. Эта плотная сеть улиц сквозь всю империю сделала возможным интенсивное расширение хозяйственной, экономической и политической систем Рима. Эти проложенные римлянами границы между отдельными парцеллами оставили неизгладимый след в ландшафте. И по сей день на территории Франции и Южной Германии можно проследить следы этой циклопической шахматной доски бывших римских парцелл.

Те же пересекающиеся под прямым углом decumanus и cardо, составляли основу и каждого нового города Римской империи. Точка пересечения осей этих улиц играла роль центральной площади колонии. Прямоугольное расположение частей города и самих городов относительно друг друга стала концептуальной системой, легшей в основу римских городов. Везде, где Рим – город и империя растет, его невероятное тело повторяется. Рим является уникальным многочастным телом, каждая новая часть которого может быть образована копированием любой предыдущей. Таков образ основания Рима, который мы попытались понять в этом разделе. Даже если рядом возникал новый город, главные улицы уже существовавшего города decumani и cardо – переходили в главные улицы нового, пронизывая систему городов и соединяя их в единый город-империю. Улицы города и дороги страны в Риме – одно. Городские центры на пересечении decumanus и cardо становились узлами в гигантской сети дорог империи.

Среди городов, в основе которых лежит римский образец разметки улиц – Турин, Верона, Лондон, Лион, Париж, Вена, Кельн. Все они хранят след своего прошлого – крестообразную печать Римской империи.

Рим говорит нам о том, как место становится вселенной. Рим хотел вместить в себя вселенную. Даже в смерти он пережил себя. Из руин его городов, его храмов, театров, виадуков, каменных дорог восстало нечто еще: язык, непосредственно латынь, а позднее все романские языки, более того, до сих пор все латинские и греческие тексты утверждают европейскую культуру; но, что еще важнее, римское гражданское, уголовное и конституционное законодательство легло в основу европейского права. Рим действительно стал причиной рождения Европы, а значит и всей западной культуры, которая сама ныне осуществила экспансию на весь земной шар. Рим умер, да здравствует Рим! Центр обрушился и памятники превратились в великолепные руины, но ярчайшие нематериальные формы сохранились: язык, тексты, своды законов. Рим шел к универсальному из центра и провалился, но он достиг глобального из своей периферии. Но здесь уже начинается история становления городов Средневековой Европы.

Homo sociale

На первый взгляд, появление империи должно способствовать гигантскому расширению публичного пространства и увеличению его значимости. Как будто к такому же выводу может подтолкнуть нас и небезызвестная предсмертная реплика Нерона: «Какой актер умирает!». В самом деле, жизнь римлянина – это жизнь, экспонированная в социуме. Она существует постольку, поскольку ее видят, слышат, говорят о ней, поскольку она производит эффекты восхищения, испуга, отвращения. Это чисто римское искусство экспонирования поверхностных эффектов, пронизывающее все миро-устройство от паттернов социального поведения до традиции градостроения и архитектуры.

Чудовищная асимметрия между внешним и внутренним привела к тому, что на закате Римской империи появляется дискурс, обращенный к сфере частного, к внутреннему миру человека. Именно в недрах Римской империи зародился христианский тип самосознания. Этические сочинения стоиков стали прообразом христианской проповеди. Нельзя сказать, чтобы в Древней Греции сочинения этического характера отсутствовали. Однако и рассуждения Аристотеля в «Никомаховой Этике», и рассуждения Платона в «Алквиаде I»[26 - Интересно, что диалог «Алквиад I» представлял собой лекцию, открывавшую обучение в Платоновской академии.] не апеллируют к внутреннему миру человека, а строятся в основном на выяснении того, что же такое верный этос – нрав, обычай полиса. Именно следование этосу полиса и хорошее образование должно сделать из адептов этических наставлений (а ими являются Александр Македонский и потомок Перикла Алквиад) истинных правителей-философов и оградить их, а значит и полис от всяческих житейских невзгод. Речь здесь идет о подготовке политического субъекта, ответственного за судьбу полиса. Фигурирующее здесь понятие заботы о себе (epimeleia melte), очень важное для всей античной философии в целом, не сводится к заботе о собственном теле и внутреннем душевном равновесии. Речь идет не о формировании приватной личности, а о становлении политического и этического индивидуума, ответственного за судьбу полиса.

Совсем иного рода этические наставления дает Сенека в «Письмах к Луцилию». Предметом бесед здесь становится не всеобщее, не нрав и обычай гражданина Римской империи, а частное. Показателен уже сам характер построения сочинения не в форме философского трактата, а в форме частных писем, где ведется доверительная задушевная беседа ближних. Сенека задается вопросом, как выстоять в мире, где всеобщее более не может быть гарантом справедливости и закона, в ситуации, когда Великая Римская Империя, процветая как великолепный образ, рушится. Выход он видит в обращении от внешнего к внутреннему миру. Работа Сенеки является точкой разрыва античной традиции и одновременно точкой сцепки таких несхожих Античной и Христианской традиций. Ведь именно этические труды Сенеки и стоиков подготовили понимание заботы о себе как заботы о душе. Именно стоицизм подготовил новый тип общности людей утративших интерес к внешнему миру – неполитическую, вне-мирную общину христиан, отношения которых основаны, по словам Августина Блаженного, на любви к ближнему, а не к миру, которому должно погибнуть в геенне огненной. Еще столетие и толпы «вне-мирных» будут стоять перед проблемой: как пройти через мир. В Риме, городе превратившемся в империю, истина теряет свое место в публичном разговоре и перемещается в разговор частный. Рим начинает тему большого города как большого одиночества, перерождения гражданина в смесь, толпу.

Но вернемся к расцвету, к зениту осуществления Римской империи. Уникальный рост Рима, который осуществлялся копированием и многократным повторением своих же собственных фрагментов, сделал город империей, а античный полис, копией которого Рим пытался стать, – общежитием или societas. Политическая организация подменяется здесь общественной. Интересно, что даже аристотелевское определение человека как политического животного существа Сенека воссоздал в латинском эквиваленте как animal sociale. Термина социальный не существует ни в греческом языке, ни в греческой мысли. Аристотель не только отделял, но и противопоставлял политическую организацию общественной. Так общежитие, основанное на домохозяйстве, кровных узах и достижении совместных целей, он не считал политическим. Для римлян это различие исчезает. В ситуации разрастания имперского хозяйства, расслоения народа на патрициев и плебеев, прогрессирующей бюрократии политическое действие уже не может быть «деянием и словом убеждения», утверждаемым здесь и сейчас на агоре, оно становится положением оснований и законодательств, написанных на бумаге. Все граждане огромной империи просто не в состоянии собираться на агоре и в режиме «здесь и сейчас» решать свои проблемы. Политика перестает быть уделом любого гражданина и становится занятием профессионалов, областью специализации. Из предмета обсуждения она становится сводом законов и уставов, из устной риторики она превращается в букву закона.

В это же время меняется понимание риторики. Аристотель говорит о риторике лишь как об ораторском виде речи. Риторика – официальная политическая речь, произнесенная публично. В масштабах огромной империи не оставалось места для подобного публичного красноречия. С исчезновением гражданской аудитории устной речи начинается расцвет письменной юридической и административной речи. В Риме к риторике уже относили документ, личное письмо, учебный трактат. Риторика становится письменной речью, которая могла быть написана одним, а произнесена другим человеком, текстом, который заучивался наизусть, произносился, стенографировался и распространялся письменно. В греческом полисе слово и деяние принадлежало к одной категории. В Риме за словом стоит уже не дело, а лишь другое слово. Здесь греческое единство этоса, пафоса и логоса распадается. Именно Рим открывает пространство бесконечной репрезентации. Так пространство политики становится социумом, живая риторика – сводом правил, а греческая архитектура – римским строительством, подведенным под общий знаменатель пропорции и ордера.

В архитектурном смысле Рим – это коллекция, чудовищный спорадический конгломерат красивых построек, спорадический ансамбль. Римская архитектура лишена самобытного формотворчества. Это чистое рациональное копирование форм и конструкций, заимствованных из Эллинской традиции. О степени рационализации римской архитектуры может свидетельствовать «Десять книг об архитектуре» Витрувия, где искусство архитектуры сводится к эстетике числа.

Для Рима характерно исключительное восхищения поверхностями. Возникнув как ремикс эллинской культуры, он породил необычайное искусство копий: греческих статуй, греческой архитектуры, мифологии и т. д. Искусство Рима – это искусство фасада. Площадь перед римским Пантеоном организована как наслоение декораций. Невозможно найти угол зрения, с которого бы Пантеон открывался как стереоскопическое тело. В отличие от Парфенона, расположившегося на высоком холме и обозреваемом из любого уголка Афин, Пантеон организован по принципу ширм, экранов и эффектов.

Щиты, личины, отсутствие аутентичности, положение оснований в своей безосновности, пронизывающие общество и культуру Рима, станут тем, против чего будут направлены стрелы христианских проповедников. Рим принимает на себя смысл подобия. Трагедия Рима становится трамплином в христианскую вне-мирность и экзальтацию, но сам Рим принадлежит миру, это «квази-объект», осколок мирского круговорота, разменянный талант, трубка мира. В этом круговороте он начинается снова и снова, вновь и вновь проходя свое основание. Рим, вечный город Рим.

На этом заканчивается первая волна урбанизации в Европе, датируемая приблизительно VIII веком до н. э. – VI веком н. э.. В течение нескольких следующих столетий город станет редким явлением на этой территории. С исчезновением римских городов: и тех, что лежали на пути завоеваний варваров, и тех, что казались надежно укрытыми за границами Византийской империи – исчезает античный и позднеантичный тип города как политическая организация. На несколько веков Европа погружается во тьму. Новая волна урбанизации последует лишь в IX – XI веках. Это будут поселения совершенно иного типа. Это будут, прежде всего, центры торгово-ремесленной и социальной деятельности. И лишь Ренессансные города обратятся к примеру городов античности как образцу политической организации, и это мистическая точка возвращения Рима, Рима другого и другим.

Блестящие античные города превратились в руины. Но вряд ли мы можем винить в этом великое переселение народов и варваров. Новые экономические отношения требовали работы на земле. Им было абсолютно чуждо устройство как греческого polis, так и римского civitas. Порядок наступающей цивилизации: ее экономика, ее социальное устройство, ее повседневность исключали прежние типы городов. Варвары далеко не всегда разрушали города. Прокураторами множества городов Римской империи становились варвары. Они пытались в них жить. Они пытались в них править, но города исчезали… Город – это не только здания и улицы, но и жизненные практики, устройство мира. Поэтому чужой город, как и чужую культуру невозможно занять. Чтобы присвоить Рим, нужно непрерывно возобновлять Рим. Варвары хотели присвоить, но смогли только разрушить.

Вторая волна урбанизации

Городская культура кажется столь привычной, что мы часто забываем о веках, на протяжении которых город был не частым явлением на территории Европы. Однако, после падения Великой Римской империи и великого переселения народов город имел весьма скромное положение в политическом, экономическом и культурном ландшафте. Поэтому мы, лишь бегло коснемся общей ситуации городской жизни средневекового города, чтобы перейти к рассмотрению города, возникающего на второй волне урбанизации, которая захватывает Европу, начиная приблизительно с 1000-го года. В северо-западной части Римской империи, в Италии, Галлии, Германии, Британии можно проследить городскую жизнь и в период распада Римской империи, но только на рубеже тысячелетий в этой области, которую мы ныне именуем Западной Европой, возникает новое хозяйство, культура и города переживают свой новый подъем.

В Средневековье город утрачивает свою роль экономического, политического, военного и духовного центра. На руинах городов Римской империи обосновывались варвары, но некоторые города, как например, Трир, все же продолжали жизнь античных. Однако, большей частью ни их строительный облик, ни уклад жизни не имел ничего общего с жизнью античного города. В них возникали свои строительные хартии и свои формы общежития. По мнению одних исследователей, они предопределили облик Европы, по мнению других, были решительно отринуты творцами Возрождения, взявших за пример римское городское строительство и правовую систему.

Города Средневековья. «Тысяча островов»

Средневековье города перестают играть столь важную роль, которую они имели в Античном мире. Центрами религиозной и политической власти становятся монастыри и замки феодалов. Заметим, что Средневековье не создало ни одного гигантского города, но возникло множество самых разных в структурном отношении городов средней величины. Так что, строго говоря, рассматривая Средневековье, мы не можем говорить о мегаполисе вообще.

Средневековые города никогда не были единым средоточием наследия культуры. Реликвии рыцарских замков и монастырские библиотеки хранили куда большее культурное наследие. Но Средневековый город создает совсем иного рода избыточность, совсем иной способ производства пространства, чем античные города, которые все еще тлеют, заселенные варварами, и чем создаваемые рыцарями и монахами твердыни средневековых замков и монастырей. В отличие от последних город возникает как центр обмена, на пересечении торговых путей, языков и культур. Он растет из торговой площади. Поэтому называется dennmark. Доминантой средневекового города становится рынок. Средневековый город – это обмен и торговля. В городах – «бургах» будет вызревать будущая буржуазия. Постепенно вокруг торговой площади возникают три центра – ратуша (священная власть), собор (церковная власть), университет, (который после XIII века почти обособится от церкви). Города противостоят господству феодалов и епископов. Так возникают свободные города и городские республики, новое суверенное пространство. В городах вызревает будущая буржуазия, купцы и производители. Ле-Гофф показывает, как город постепенно в силу своей экономической логики, основывающейся более на деньгах, чем на земле, а также благодаря своей системе ценностей противопоставил аристократической вертикальной иерархии иерархию горизонтальную[27 - Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.,1987.]. Средневековый город являлся местом, на которое не распространялась власть феодала. По закону города, тот, кто проживет в течение 101 дня не найденным феодалом, становится свободным. Не отсюда ли крылатая фраза: «Воздух городов делает людей свободными», ведь «в городе обычай вытеснен общественным мнением и позитивным законом, следовательно, человек вынужден жить, скорее своим умом, нежели инстинктом или подчиняясь традиции».[28 - Парк Р. Город как социальная лаборатория. Социологическое обозрение С.4., Том2.N3. М., 2002.]. Город был преимущественно местом интересов купцов и производителей, однако в органах городского законодательства были представлены интересы всех социальных групп Средневековья[29 - См., например Белов Г. фон. Городской строй и городская жизнь Средневековой Германии М.,1991.Maschke E. Die Unterschichten der mittelalterishen Staedte// Die Stadt des Mittelalters. Bd 3.], среди которых:

1) Оберрат – верховная власть, состоял из представителей важнейших фамилий, а также из людей, занимавших высокое экономическое положение.

2) Смежное правление, которое учреждалось как выборный орган.

3) Выборные или определяемые жребием присяжные или судебные заседатели (consoli – в Италии, jures – во Франции, echevins – во Фландрии).

4) Эти органы правления противостояли объединениям определенных групп населения: гильдиям купцов, цехам ремесленников, а также представительству рыцарства.

5) Власть епископа и объединения орденов также имели своих представителей в городах.

Несмотря на то, что города были зависимы от земель, с которых доставлялись продукты питания, они не давали населению земель равных прав с горожанами, что тоже сильно отличало их от античных.

Города средневековья оставались «закрытыми городами», которые хоть и заботились о политических и хозяйственных контактах, но их внешняя политика была определена ограниченными интересами городского населения. Однако даже это население полностью не участвовало в управлении города, как это было в демократических городах Греции. Господствующий класс, допущенный к управлению, хотя и постоянно увеличивался, но при этом оставался закрытым для наемных рабочих. Попытки достичь политической власти в результате восстания в период экономического кризиса второй половины XIV века провалились. В результате всю власть захватывали несколько благородных семей, а иногда одной удавалось получить все управление в свои руки. Из этих семей ведут свои истоки нынешние европейские патриции.