После того как была спета последняя нота, Ксения с трудом перевела дыхание.
– Пойдёмте прогуляемся, – неожиданно предложил Стасов своим обычным спокойным голосом. И Ксюша удивилась – где же он настоящий? Разве может так страстно исполнять эту арию такой внешне невозмутимый человек? Голос у него даже в разговоре был необычайно приятным: густой и самоуверенно-сочный, но не слишком громкий, с некоторой ласковостью и насмешливостью в тембре. "Такому голосу хочется подчиниться," – подумалось ей, когда она безропотно последовала за ним.
Они вышли на палубу, и Стасов предложил присесть на свободную скамейку. Погода была отличная. Жаркое солнце светило на другой стороне палубы, а здесь была тень, и ветер дул так ласково, словно кто-то проводил по лицу нежным шарфом из гагачьего пуха. Весело переговариваясь, туда-сюда ходили парочки, кто-то дозванивался по телефону, пытаясь поймать сеть посередине Волги, из кают-компании были слышны громкие весёлые голоса. Иногда мимо пробегали матросы. Теплоход жил своей обычной жизнью.
– Дмитрий Алексеевич, вы так прекрасно поёте, что я боюсь, на вашем фоне буду выглядеть недостойной партнёршей.
– Бросьте, Ксения, у вас отлично получается, а Геннадий Борисович исправит последние недочёты. А вы не хотите перейти "на ты"? Что мы так официально общаемся? У нас разница в возрасте, – он на миг задумался, – лет пятнадцать, я полагаю, но для меня это неважно.
Она подсознательно ждала этого и боялась, но ответ приготовила заранее.
– Боюсь, что я не смогу перейти сразу на "ты". Я выросла в Петербурге, и даже в школе нас учителя часто называли на "вы". Для меня это нормально. И дело тут, конечно, не в возрасте.
– Но друзья же называют друг друга на "ты". Я предлагаю вам дружбу.
– Для дружбы нужно время, а кроме того, – Ксюша замялась, но потом всё-таки сказала: – дружба между мужчиной и женщиной часто перерастает в любовь или страсть, а мне бы этого не хотелось, потому что я замужем, – выпалила она, чувствуя, как предательски загорелись щёки.
Он положил ногу на ногу и с интересом посмотрел на неё.
– Вы кажетесь такой юной и наивной, а рассуждаете смело и откровенно, как не каждая взрослая женщина. Я удивлён, Ксения.
– Я прожила пять лет в Сибири. Там народ вообще очень искренний, говорит без обиняков. Сначала было необычно, а потом я и сама так привыкла общаться. Мне даже понравилось всегда говорить правду.
– Неужели вы никогда не врёте, не хитрите? – недоверчиво прищурился он.
Ксюша пожала плечами.
– А с кем мне хитрить? Да и обманывать никого не нужно. Поверьте, Дмитрий Алексеевич, так легче жить.
– В таком случае я восхищаюсь вами, – насмешливо произнёс он.
– Спасибо, но ваш талант достоин большего восхищения, – вежливо ответила Ксения.
Её уже начал тяготить этот разговор, и она была рада, когда услышала, что её зовёт Литвак. Ксюша попрощалась и убежала.
Стасов остался сидеть в одиночестве. Он погрузился в воспоминания далёкой-далёкой юности, которая прошла в маленьком городке под Ташкентом, где жили его родители. В соседней квартире поселилась русская семья врачей с девочкой Аней – ровесницей Дмитрия.
Она была словно инопланетянка – сероглазая девчонка с русыми косичками. Но никто бы и не обратил на неё внимание, если бы Аня сама не навязалась их компании, состоящей из одних мальчишек. Сначала её не принимали всерьёз, пытались даже убегать, но длинноногая девчонка доказала свою ловкость и быстроту. Впоследствии уже никто не считал, что она им не подходит: большая выдумщица по части игр, смелая и одновременно рассудительная – с ней всегда было интересно.
Им было уже по четырнадцать лет, как случилось, что на берегу Ташкентского моря Дима глубоко порезал ногу, наступив на стекло. Кровь хлестала из раны, и никто не знал, что делать. Только Аня не растерялась, а решительно оторвала подол своего платья и, перевязав его ногу, остановила кровь. После этого случая их отношения стали более тёплыми. Приятели смеялись и называли их женихом и невестой. Они отшучивались, но не обижались.
Дима и Аня дружили всё детство, пока он не уехал в Ташкент поступать в музыкальное училище, а она через год – в медицинский институт. С тех пор он почти не встречал её и первый год жестоко скучал, но время постепенно залечило рану, нанесённую разлукой, а после поступления в Петербургскую консерваторию он и вовсе забыл подругу.
И вдруг, когда Ксения в задумчивости непринуждённо потёрла мочку уха, Стасов всё вспомнил. Да так сильно, с такой ясностью, с такой тоской, что ему захотелось вернуть, вернуть Аню с её добротой, искренностью, прямотой, которых ему так, оказывается, не хватало все эти годы в этом холодном городе, где он и сам стал холодным и закрытым, и только в музыке позволял себе проявлять те эмоции, которые всегда были присущи его южному горячему темпераменту.
Он смотрел на эту молодую женщину и пытался найти в ней черты Ани. Нет, Ксения была другой – более холёной, белокожей, умной, но с такими же смешными веснушками на носу, как у той. Но её прямота, умный взгляд серых глаз да ещё эта привычка теребить мочку уха словно обожгли его сердце воспоминанием о первой любви, и он не мог найти покоя, теперь всё время думая о ней.
Глава третья
Ксения не поняла, почему Юлька стала её избегать, вроде не ссорились. Но когда бы она ни подходила к ней, чтобы поболтать, та обязательно вспоминала какое-то дело. Странно…
Теплоход приближался к Ярославлю, где им предстояло дать первый концерт в недавно построенном концертном зале под громким названием "Миллениум". Погода была идеальной – выдалось на редкость жаркое лето. Хористы в свободное время принимали солнечные ванны на верхней палубе, так что многие уже были похожи на отдыхающих где-нибудь в Тунисе, а не в средней полосе России. Но Ксюша загорать не любила, она проводила время в одиночестве – или в кафе, или на палубе где-нибудь в тени, радуясь возможности поучить итальянский язык.
Из музыкального салона донеслись мелодичные звуки флейты. Ксюша удивилась – она знала, что оркестранты едут вместе с ними на теплоходе, но ещё ни разу не слышала, чтобы они репетировали. Она тихонько приоткрыла дверь и заглянула. В глубине салона сидела группа из трёх человек: один увлечённо выводил мелодию на скрипке, другой вторил ему на флейте, а третий негромко подыгрывал на пианино.
Ксюша знала это произведение, но ей показалось, что чего-то не хватает – мелодия то появлялась, то исчезала.
Флейтист – мужчина лет тридцати с русыми волнистыми волосами, первым заметил замеревшую Ксению и прекратил играть. За ним прервались и остальные, вопросительно поглядев на неё. Она узнала их – это была та самая компания друзей, которые отлично пели грузинские песни в кафе.
– Э-э, здравствуйте, – неловко начала Ксюша, – извините, что помешала… Вы так красиво играли, что я не могла не заглянуть, но мне кажется, вам не хватает одного голоса.
– Даже посторонние слышат, – проворчал черноволосый полный скрипач, вытирая платком вспотевший лоб, – я же предупреждал, этот номер не пойдёт: надо либо солистку искать, либо что-то другое играть.
– А вы ведь новенькая солистка Ксения, да? Может, подпоёте нам? – предложил флейтист. При улыбке у него на щеках появлялись две обаятельные ямочки, и Ксюше он сразу понравился. – Меня, кстати, Олегом зовут, за клавишами Вадим, – молодой парень с выбритым затылком сухо кивнул, – а самый недовольный у нас – Лёва.
Ксения застеснялась и хотела отказаться, но увидела скептическое выражение лица скрипача и передумала.
– Давайте, я посмотрю, а если что-нибудь не получится, поучу отдельно. Не думаю, что это сложнее Верди, – уверенно произнесла она.
Олег с готовностью протянул листок, и Ксения увидела латинские слова под известной мелодией Генделя. Промурлыкав про себя партию, она окончательно оправилась от смущения. Если бы все смотрели на неё с надеждой, то её бы обуял страх не оправдать ожидания, но ворчливый Лёва смотрел недоверчиво, а пианисту было всё равно. Резкость одного и равнодушие другого избавили её от зажатости, и, подбадриваемая взглядом Олега, она спела партию без ошибок. Нежная мелодия тронула тайные струнки её души и будто напомнила о чём-то важном, что Ксюша забыла…
– Отлично! – воскликнул после первого прогона Олег, – Ксения, выступите с нами в Ярославле?
– Хорошо, – улыбнулась она, – если ваши друзья не против.
– Не против, не против, – проворчал Лёва, – всё равно Олег решает. Но согласись, – повернулся он к флейтисту, – так рисковать нельзя. А если бы мы не нашли солистку…
– Ладно, не ворчи, – похлопал приятеля по плечу Олег, – Бог послал нам прекрасную девушку.
Ксюша покраснела.
– Ребята, я побежал, до встречи, – коротко попрощался Вадим. За ним ушёл и Лёва, продолжая ворчать что-то себе под нос. Ксюша с Олегом остались вдвоём.
– Пойдёмте, погуляем по теплоходу, – предложил он, и Ксения с радостью согласилась, тем более что без Юльки она всё-таки ощущала себя чужой этой театральной компании, где почти никого не знала, и уж точно больше ни с кем не успела подружиться.
Они сидели на палубе и смотрели на течение реки. Бывают такие люди, с которыми чувствуешь родство душ после двух-трёх минут беседы. Так у неё произошло с Олегом. Они быстро перешли на "ты". Олег расспрашивал Ксюшу о прошлой жизни, об увлечениях, планах, и ей хотелось откровенно делиться с ним, будто они знакомы очень давно…
Ксюша рассказывала о своей жизни, и все её нестроения казались такими далёкими, будто это было и не с ней: оскорбления свекрови, равнодушие мужа и чувство бесконечного одиночества. Была ли она счастлива? Пожалуй, она была спокойна за завтрашний день – так и твердили её родители, подчёркивая достоинства такого мужа, как Гриша. Но эти слова всё чаще вызывали у неё уныние. Разве жизнь должна быть такой предсказуемой, что ты можешь быть уверена – ничего не случится ни завтра, ни послезавтра, ни через год, ни через десять.
– А чего бы тебе хотелось? – задумчиво спросил Олег, – поверь мне, иногда то, к чему мы стремимся, как к счастью, разрушает то хорошее, что у нас уже есть. Не всегда перемены бывают к лучшему. Я бы, наверное, согласился с синицей в руке, чем с где-то летающим журавлём.
Ей не хотелось соглашаться с таким мнением. В словах Олега она услышала какую-то обречённость, которая указывала на несчастье и предлагала выбрать не между хорошим и лучшим, а между плохим и очень плохим.
– Мне кажется, чтобы стать счастливым, человек должен решиться на какой-то важный шаг, – возразила она. – А если этого не сделать, потом будешь очень жалеть.
– И что же это должен быть за шаг? – горько усмехнулся Олег.
– Ну-у… Для меня это было – поступление в театр.