Забытый день рождения

– Люди? Почему они обманывают? Взяли чужое что, а отдавать не хотят. Или боятся чего-нибудь, наказания, к примеру, вот и не хотят признаваться. – Степанида тяжело вздохнула и посмотрела в окно. Дожди прошли, но снег не спешил. И земля вокруг чернела, как растерзанное гибелью сыновей материнское сердце. А Лиза в своём сером грубой шерсти платье, сидела над очередной картофелиной и, высунув от старания язык, выковыривала из картофелины глазки.

– Пальтушка-то твоя где? – Вдруг спросила Степанида.

– Нету. Она сгорела. – Тихо произнесла девочка, не поднимая головы от картофелины.

– А вот я тебе свой платок тёплый подарю. Он шерстяной, с городу привезен, только немного вытерся. – Повариха вышла из кухни и скоро вернулась с толстым платком в крупную трёхцветную клетку – сине-коричневую с белыми прожилками.

– Баба Стеша, спасибо, – поблагодарила девочка. – Ты очень добрая, совсем как моя бабушка.

– А как звали твою бабушку? – Стала расспрашивать девочку Степанида.

– Баба Мотя. – Девочке нравилось, что баба Стеша разговаривает с ней, как с большой.

– Матрёна, значит. А ты сама откуда? – Степанида почему-то очень хотела, чтобы Лиза оказалась какой-нибудь дальней роднёй или, на худой конец, роднёй кого-нибудь из земляков.

– Из города. – Лиза сникла, потому что не помнила названия города.

Дальше разговора не получалось, потому что девочка не знала даже названия улицы, потому что давно жила в детском доме. Но Степанида уже прикипела душой к этой худышке, и, пригладив на детской головке выбившиеся из косичек волосинки, пригласила:

– Ты, если тебя кто забижать будет, сразу ко мне бежи. А им скажи, что баба Стеша вам покажет; так и скажи, мол, баба Стеша вам покажет. – Степанида последнюю фразу повторила дважды. Так ей понравилось быть бабой Стешей.

***

После случая с провалом под землю Милка избегала встреч с Лизой, она очень боялась, что детдомовка ей отомстит.

Но девочкам всё же пришлось встретиться. Однажды Анна Ивановна послала Милку на кухню с хозяйственным списком для Степаниды. Поварихи не было, одна Лизавета мыла посуду после обеда.

– А где Степанида? – Спросила Милка.

Лиза повернула голову, посмотрела внимательно на Милку и продолжила мыть посуду, как будто была здесь одна.

– Ну да, я соврала, что ты меня толкнула. Но мама бы меня так наказала, что закачаешься. – Милка только хотела начать рассказывать, какая у неё строгая мама, а Лиза вышла из кухни, вылила на улицу мыльную воду из таза и вернулась обратно, как ни в чём не бывало. Лизу она не замечала.

– Ну, я же тебе честно говорю, что соврала. – Милка искренно не понимала, почему Лиза не прощает её.

***

Осеннее ненастье затянулось. Темнеть стало рано. Эвакуировать детский дом то ли забыли, то ли не успели, и здание детского дома сиротливо белело посреди затянувшегося бесснежия. Поговаривали, что немец продвигается почти без боёв. Но тут же в деревне получали очередную похоронку, бабы начинали выть и все понимали, что бои где-то идут, наша армия действует, а подробности сейчас знать нельзя, потому что это военная тайна.

Как-то раз Алька залез в «планетарий» положить в схоронку сухари, – он теперь это делал очень осторожно, пробираясь вдоль ограды между можжевельника, высаженного кустарником, – забрался наверх, запрятал очередную партию как следует, и тут услышал где-то внизу голос Лизы. Он звучал как-то по-другому, был каким-то домашним. Мальчик прислушался: Лиза играла и говорила за разных людей. «Странная она какая-то», – хмыкнул Алька и полез вниз, стараясь при этом не выдать своё присутствие. Уже в самом низу предательски заскрипела ступенька. Алька вздрогнул, оглянулся и увидел испуганные глаза девочки. Она молча сидела на корточках и выжидающе следила за Алькой.

– Ты видала чертей? – Неожиданно спросил он у девочки. Лиза испуганно замотала головой в знак отрицания. – Пошли, покажу, – позвал Алька. Ребятишки вскарабкались по лестнице наверх, и мальчик гордо ткнул пальцем в чёрные фигурки с рожками, прыгающими на стене. Вокруг маленьких корчащихся фигурок плясали красные язычки огня, и Лиза вцепилась в Алькин рукав.

– Ты чего? Испугалась? Они же нарисованные. – Алька попытался высвободить рукав, но девчонка вцепилась мёртвой хваткой. Её глаза как будто остекленели.

– Эй, ты меня слышишь? – Но Лиза вдруг позвала: «Андрюша!» – Кто такой Андрюша? – спросил Алька.

– Андрюша, братик, Андрюша. Все выпрыгивали, а он не прыгал. Он не прыгал и не прыгал. Не прыгал и не прыгал. – Лиза повторяла и повторяла, что Альке стало страшно, и он свободной рукой схватил Лизу за воротник и встряхнул её. Девочка вздрогнула и посмотрела на Альку, не понимая, откуда он тут взялся.

– Пошли, а то мамка домой вернётся и будет меня ругать, что я за Милкой не гляжу. – Времени было много, и Алька забеспокоился не зря. Когда дети спустились и Лиза, присев на корточки, стала отряхивать с себя паутину, мальчик деловито спросил:

– У тебя, что, был брат?

Лиза уставилась на Альку:

– Откуда ты знаешь?

– Ты его стала звать, когда мы были там, – и Алька показал наверх.

– У меня нет никого… Это у тебя есть сестра. – Нехотя произнесла Лиза.

– Знаешь, а ведь Милка близняшка. – Альке почему-то хотелось поговорить с этой девчонкой, которая всегда задиралась с его младшей сестрой.

– Чья близняшка? Твоя? – Лиза недоверчиво покосилась в сторону мальчика.

– Нет, своя. Их две было одинаковых девочки. Мама с папой даже их путали. Совсем-совсем одинаковые. А потом стали разные. Машка, ну вторая сестричка-двойняшка, она какая-то тихая стала. Это когда они ходить начали. Милка бегала, а Маша шагнёт и стоит, качается, потом ещё шагнёт и сядет и в коленках согнутые ноги пытается обхватить… Вот как ты… – Алька замолчал и внимательно посмотрел на Лизу.

– Тебе сколько лет? – Деловито спросил он у девочки. Она растопырила пальцы на одной руке и показала Альке. Потом подумала немного и добавила палец другой руки.

– А Милке пять исполнилось. Так что ты – старше. Знаешь, вы с ней дружите. Ты и вправду очень на нашу сестричку похожа. Слышишь, дружите. – И мальчишка выскочил из оконного проёма наружу.

На улице начинало темнеть, и Лиза тоже нехотя выбралась из убежища.

***

Утром Лиза проснулась от криков во дворе. Никто не спал, но в постелях были только Сёмушкин и она. Поэтому девочка быстро поднялась, натянула платье, накинула на плечи шерстяной платок, который ей недавно подарила бабушка Стеша, и выскочила на улицу. Кричали около квартиры директорши.

Лиза подошла к директорской квартире вслед за нянькой, которая сразу же стала расспрашивать уже находившуюся тут Степаниду. Повариха рассказала, что Анна Ивановна нашла сегодня утром Алькину записку, где он сообщает о своём непреклонном решении идти на фронт сражаться с фашистами. А его самого нигде не могут найти.

Рассудительная Римма восторгалась поступком Альки:

– Надо же, смелый какой. Кто знал, что мальчик захочет фашистам отомстить за отца, от которого за всё время не было ни одной весточки.

– Да уж, смелости-то тут много не надо… – Степанида вспомнила, что на днях деревенские говорили, будто в Олонце уже финны. В Петрозаводске тоже. – Куда он побежал-то? Кругом фашист. И что теперь будет с мальцом?

Анна Ивановна выбежала из спального корпуса; там уже никто не спал. Все высыпали на улицу, с интересом наблюдая за директоршей, которая бегала, сломя голову, без всякой видимой цели. То она отправлялась на конюшенный двор, и приказывала запрягать Гнедую, то вдруг решала, что Алик уплыл озером, и надо бежать в деревню за лодкой. Она бегала по площадке и кричала кому-то, сотрясая кулаком воздух:

– Я вам отомщу за это. За мужа отомщу и за сына отомщу!.. Это проклятая война во всём виновата, забирает у нас наших близких!

Елизавета слушала крики директорши и не понимала, кому мстить ей? Кому мстить за то, что у неё нет ни папы, ни мамы? Кому мстить за смерть брата, который погиб во время пожара? Лиза вспомнила брата и подумала, что он бы тоже убежал на войну. Не мстить, нет, догадалась вдруг девочка, а потому что считал себя взрослым, а взрослые защищают маленьких и слабых. И Алька такой же. Он стал большим и пошел защищать маму и Милку, и её, Лизу.

Растерянная Мила стояла на крыльце в тёплой розовой кофточке, наброшенной на голубую ночную сорочку, и смотрела испуганными глазами на маму, которая кричала и бегала по двору. Всё происходящее просто не вмещалось в малютку, которая старалась держаться. Но когда нянечка запричитала: «бедняжка Милочка», девочка не выдержала и разрыдалась. Она стояла и плакала, растирая грязные полосы по лицу, а слёзы всё текли и текли по щекам, и капали с подбородка. И казалось, что никогда всё это не кончится, и тут Мила почувствовала, что кто-то взял её за руку.

– Пойдем. – Решительно проговорила Лиза.

– Ага. – Милка покорно побрела за Лизой, и ей совсем-совсем не хотелось отпускать эту тоненькую, но сильную руку.

Отойдя от директорского крыльца на несколько метров, так, чтобы их не видали, Лиза остановилась, застегнула на Милке кофточку, заправила сорочку в шаровары, сняла с себя платок и повязала его крест-накрест на девчушке. А потом Лиза опять взяла Милу за руку и пошла с ней по направлению к бывшему храму. Она повела Милу в свой мир, который хотела ей подарить. Пусть Мила играет её куколками-палочками, потому что она ещё совсем маленькая. А Лиза будет её защищать и… и Сёмушкина тоже.