– Это большая вещь?
– Найн, найн!
– Ее едят? Нет? Тогда ее пьют?
– Ни ф коем случае! – возмутился профессор Штеленбош.
– Это красивая вещь?
– О, йа, отшень!
– Тогда, может быть, ее носят на шее? Нет? На руке?
Профессор подумал.
– При некоторых обстоятельствах… это фосможно.
– На пальцах?
– О, найн!
– Хм-хм, – знаменитый сыщик задумался. – А скажите, профессор, когда вы видели эту вещь в последний раз?
Профессор долго размышлял. Брови его страшно шевелились.
– Я фидел мой пропажа последний раз, – с большой осторожностью начал он, – о-о? Э-э? А! Я ее фидел у себя дома!
– И как давно?
Штеленбош подозрительно оглядел Холмса, потом Ватсона, потом миссис Хадсон. По-видимому, в вопросе таилась какая-то опасность.
– Я есть фидел мой феличайший ценност сегодня за зафтраком!
– Может быть, потом вы отдавали вашу ценность в починку? Ювелиру? Оценщику?
– Найн. Никокта! Она ест и должна быть только мой дом.
– За завтраком, кроме вас, кто-нибудь присутствовал? – спросил Холмс.
– Только мой жена!
Шерлок Холмс откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Прошла минута.
– Дело раскрыто! – объявил знаменитый сыщик. – Профессор, вы меня извините, но придется подвергнуть вас некоторым исследованиям.
И он продемонстрировал профессору клизму.
– Вы хотите сказайт. – профессор вопросительно ткнул себя пальцем в живот. – О, найн!
– Да, голубчик, да, – с улыбкой произнес Холмс.
Он опять прикрыл глаза и проговорил задумчиво:
– Сегодня за завтраком вы ели яичницу из двух яиц с горошком. Небольшой ценный предмет находился у вас в кулаке. Ваша жена, дама очень бережливая и аккуратная, пересчитала горошины и разделила их поровну. Однако, вы, съев свою порцию и ощущая все еще чувство голода, отвлекли ее внимание. Возможно, вы показали ей на часы. Часы висят у окна, справа от обеденного стола. Когда мадам Штеленбош повернула голову, вы, не теряя времени, утащили у нее с тарелки горошину и быстро сунули ее в рот. Во рту у вас в это время находилось и ваше сокровище, потому что вы очень боитесь своей супруги, и не хотели, чтобы она видели эту вещь. Кроме того, вы очень спешили. Вы проглотили сокровище вместе с горошиной. Вот и все. Ватсон, поставьте ему клизму.
– Как вы может это утверждать? Я требует доказательстф!
– Все очень просто. Первое – ваша одежда в идеальном порядке, хотя ее возраст внушает почтение. Все вещи дорогие, за ними следят много лет и тщательность ухода выдает женскую руку. Кроме того, брюки сделались вам несколько коротки. Из этого я делаю вывод, что существует дама, заботливо отрезающая от них бахрому, которая образуется от долгой носки, и столь же аккуратно подрубающая штанины после этого. Прекрасная работа. Ваша супруга поистине мастерица. Второе. Аккуратность вашей жены выдает фанатичную склонность к экономии. Третье. Ваша почтенная супруга столь же тщательно следит за всем в доме, включая и вас. Об этом говорит ваш нервный тик – правый глаз судорожно дергается, и ваша подозрительность. Когда вы садились, то обнаружили, что ваша правая рука влажная, и потихоньку вытерли ее о кресло, хотя могли достать платок. Это говорит о вашей привычке действовать незаметно.
– Но как вы узнать про двух яиц? Про то, что я ест горошек на завтрак!
– Обычный английский завтрак – вкусная яичница с беконом, – улыбнулся сыщик. – Полагаю, бекон в вашем случае представлен бараниной?
– Это дешевле! – подтвердил профессор.
– Баранина у вас бывает только по субботам, а другого мяса вы не употребляете, – продолжал Холмс. – Яичница из двух яиц вполне обычна для бережливой семьи. Это естественно. И, наконец, горошек – самый дешевый, хотя и не самый вкусный гарнир.
– Но мой часы! Как вы знать про часы? Вы следить за мной!
– Нет, профессор. Обеденный стол в вашем доме, как и во многих других домах, стоит у окна. Часы висят напротив, над камином. Легко предположить, что вечное желание увеличить свою порцию подсказало вам занять место спиной к окну – так, чтобы ваша супруга оказалась спиной к камину. Вопрос: «который теперь час, дорогая?» – удобный способ заставить ее отвернуться. И, наконец, ваша привычка прятать мелкие вещи в кулаке. В настоящий момент у вас в кулаке моя серебряная запонка с янтарем. Ай-яй-яй, а еще профессор! А ну, давайте ее сюда!
Собиратель древностей рассердился.
– Вы не имейт права! Я есть окончил Рижский техникум-университет! Das Baltische Polytechnikum zu Riga! У меня есть высший коммерческий образофаний!
– А также некоторая наклонность к клептомании[2 - Клептомания (греч.) – болезенное желание красть, часто всякую мелочь, без всякого смысла.], – завершил свою мысль Холмс. – Об этом, конечно, осведомлена ваша жена. Это и есть та причина, по которой вы не стали хранить сокровище в кармане? Естественно. Следовательно, оно досталось вам не совсем честно.
Профессор хотел возразить, но его перебил сыщик.
– Думаю, – продолжал он, – его прежний владелец – близкий знакомый или родственник вашей жены.
Холмс окинул профессора проницательным взглядом.
– Этот человек приходится вашей жене дядей. Думаю, что не ошибусь, предположив, что он – прусский региранс-президент фон Холодетц.
– Вы дейстфительно фелики…
От изумления профессор открыл рот, но сыщик махнул рукой.
– Это написано в справочнике. Я только припомнил, что видел там вашу фамилию. Итак, дядя вашей жены. Ваш главный покровитель. Только благодаря этому человеку ваши векселя чего-то стоят. Конечно, если ваш поступок станет известен, неизбежен скандал.
Холмс подумал еще и сказал:
– Ну, хватит. Миссис Хадсон, нам понадобится горячая вода! Ватсон, скорее клизму.
– Найн! – зарыдал профессор. – Я не могу это позволитт!
– Но герр профессор, – попробовал его успокоить доктор Ватсон, – это обыкновенная процедура. Совсем не больно!