Быстрый мир: быстрые люди

Изображая смерть на экране, режиссеры не акцентируют внимание на этом. Писатели, решившие положить пару-тройку безымянных людей, не говорят об их жизни и жизни их друзей и родных после того, как сверкнет нож или прогремит выстрел.

Преодоление смерти стало одной из целей человечества: продлить жизнь или сделать ее бесконечной!

Человечество, несмотря на весь научно-технический прогресс, продолжает наделять смерть чисто мистическими свойствами. Человек же не может исчезнуть просто так?

Считается, что, устанавливая роскошное надгробие, мы отдаем дань памяти умершему. Каждый год родственники съезжаются на могилу, а из уст в уста передаются почти что сказочные истории. Знаете же, что о мертвом либо хорошо, либо никак? Смерть таким образом очищает человека, делая его гораздо лучше, чем он был при жизни!

Каждый день умирают люди. В каждом доме рано или поздно справляют поминки. Кто-то умирает в собственной постели, а кто-то влетает с размаху на мотоцикле в грузовик – итог один…

Умирают герои и злодеи. Их жизни обрываются, либо тихо в старости, либо в бою. Возможно и после боя, когда выживший травится некачественным алкоголем или попадает под колеса случайного автомобиля.

Смерть не избирательна, она вершит свою жатву, независимо от того, удобен ли момент.

Для смерти вообще не важно, кем был человек – она придет к каждому.

Гоня мысли о ней, человек прожигает свою жизнь. Он наивно думает, что у него еще много времени. Человеку еще двадцать, еще тридцать, еще сорок, да и в пятьдесят он выглядит младше своих лет и ходит в спортзал. Бах! Просто случайность. Невероятная или закономерная. Водители автомобилей «скорой помощи» могут многое рассказать об этом.

К большому сожалению нужно просто признать это. Признать, что даже главный герой самой продающейся серии книг умрет. Авторы лишь могут продлить его жизнь, но должен в конце концов найтись тот, кто опишет его похороны.

Мир литературы и кино знает множество случаев, когда герои возвращались, но Шерлок Холмс не может быть вечным. И он в конечном итоге умер. Мы не читали об этом, но нельзя отрицать этого факта.

У Стивена Кинга в романе «Мизери» писатель убивает главную героиню своей книги. Он дарит реальное забвение вымышленному персонажу, но, спасая уже свою жизнь, возвращает его в этот мир. Такая вот ирония – спасая жизнь реальную, воскрешаешь выдуманных покойников.

Человек боится смерти, но он часто заигрывает с ней. Прыжок с тарзанки, ночная гонка по кольцевой на скорости 200, игнорируя правила, «русская рулетка»… Человек радуется, побеждая смерть. Он радуется каждый раз и снова бросает ей вызов. И рано или поздно он придет к ней:

– Как так?

– Я дала тебе десять шансов, но мне надоело. Привет!

Улыбчивая смерть с желтым смайлом вместо лица. Художник Бэнкси мастерски использовал этот образ: веселая смерть, игривая смерть…

А жизнь продолжается. Человек не может принять того, что все закончится только для него. Его жена будет спать с другим, его друзья будут встречаться и веселиться, ветер будет трепать занавески, а солнце светить в окна.

Мрачно? Безнадежно? Грустно?

Оплакивая умершего, мы жалеем не его, а себя. Себя, оставшегося без него. И еще мы склонны верить, что рано или поздно встретимся с тем, кого потеряли. По крайней мере, мы хотим в это верить. Или не хотим?

Мы вообще не хотим верить в смерть. И гибель близкого человека часто воспринимается как шутка: да не могло это случится с ним? Не мог он уйти так просто! Не бывает такого! С другими бывает, а с близкими нет.

Это, как читатель не верит, что главные герои книги погибли. Еще больше половины книжки впереди, а нам описывают их убийство. Автора за такое нужно приковать наручниками к кровати и заставить их вернуть. Не, ну, правда!

КОМНАТА

Рите показалось, что ее вдруг не стало. А потом, вдруг, она появилась. Что-то произошло. Как-то все обрывочно. Как будто ее разобрали на части и снова собрали. Вроде все также, но иначе.

Она не помнила боль, она не успела ее осознать. Просто все вокруг исчезло. Была только охапка ощущений: предчувствие, радость, потом страх. Страха было совсем мало. Вот, буквально чуть-чуть. А за страхом темнота. Хотя, нет, не темнота. Темноту можно осознать, ее можно увидеть, о ней можно рассказать.

С ней было что-то другое. С ней было то, чего не было.

Странные мысли. Какие странные мысли.

Она открыла глаза. Белый потолок, выкрашенные в зеленый цвет стены.

Ее руки запрокинуты к спинке железной кровати и прикованы к прутьям решетки. Жесткие браслеты и бряцающая цепь. Наручники?

– Ты очнулась?

Рита повернула голову и уперлась взглядом в лицо взлохмаченного Макса Канева. Он также лежал на железной кровати. Его руки также были прикованы к спинке.

– А, да… – язык плохо слушался, – Да, я… Очнулась. А… Где мы?

– Хороший вопрос. А ты кто? Вон тех двух, – он кивнул куда-то в сторону, – я знаю. Ну, как минимум я знаю, откуда они взялись, а ты?

– А я… Я Рита, – она посмотрела в ту сторону, куда кивнул Макс.

В комнате с зарешеченным окном стояли еще две кровати. На одной лежала девушка с красными волосами, на другой лысый мужик лет сорока.

Кровати стояли вдоль стен комнаты. Две с одной стороны, две с другой. Помещение походило на больничную палату, но окно без стекол с массивной решеткой никак не рифмовалось с больничным покоем.

Да и наручники не рифмовались.

Рита и Макс были одеты в серые длинные рубахи, типа ночнушек, но из очень грубого материала. Откуда-то в голове Риты выплыло слово «рубище». Такое темное и средневековое.

– Где мы? – Рита смотрела на Макса, а тот в потолок.

– Я не знаю, я помню только, что вон тот… – Макс кивнул в сторону лысого, – ворвался в гримерку и стрелял. Сначала вверх, потом в меня. И грозу помню.

– А они не очнулись?

– Как видишь, нет. Так, кто ты?

– Я Рита, – повторила Рита, – я поклонница твоей группы. Я пришла на концерт, потом проникла в твою гримерку. Пряталась над навесным потолком. Потом…

Рита зажмурилась. Воспоминания нехотя проступали сквозь пелену осознания:

– Потом я слушала, как ты даешь интервью. После этого кто-то вошел, и все. Я здесь.

Макс посмотрел на девушку еще раз. Она была очень красивой и совсем юной. Вряд ли бы кто-то подослал к ним сейчас такую… Скорее всего она говорила правду.

Он очнулся полчаса назад. Открыв глаза, первое, о чем он подумал, это то, что он совершенно не чувствует боли. Даже пронеслась шальная мысль, что история с неизвестным мужчиной с пистолетом – это розыгрыш. Но, увидев этого мужчину, Галю и незнакомую брюнетку, которые, как и он, были привязаны наручниками к кроватям, стоящим в странной комнате с окном без стекол, Макс сделал вывод, что на розыгрыш это совсем не похоже.

– Знаешь, мне кажется, что тебя убили, – Макс постарался сказать это максимально спокойно, – он стрелял в потолок. Стрелял и попал в тебя.

– Убили? Как? А ты?

– И меня тоже. И, видимо, Галю. У меня тут только один вопрос, что тот, кто нас грохнул, делает здесь?

– Где здесь?