Они остановились… Неприятель был уже перед ними…
На несколько секунд снова воцарилась тяжелая тишина, потом воздух загудел…
Солнце затмилось какой-то густой сеткой. Лучники и пращники с обеих сторон начали свою кровавую работу.
Повсюду скрещивались стрелы, свистели мелкие, круглые камни, а сверху на готов падал губительный дождь, с глухим треском летящий на щиты последующих рядов.
Франконские копейщики и мечники еще в полном порядке стояли, преклонив колени, когда вдоль фронта готов раздалась команда «Сомкнись».
Стрелки Арбогаста не могли промахнуться.
Поражаемые сверху и спереди, готы нетерпеливо ожидали сигнала к рукопашной битве. Гайнас держал их на привязи, а они так и рвались в бой. Лица воинов побледнели от бешенства. Глаза варваров налились кровью, руки их судорожно сжимали рукоятки мечей.
Сколько их товарищей валялось на земле!.. Ряды таяли с поражающей быстротой… Кто бы мог устоять против стрелков Арбогаста? Быстрокрылый орел, легконогий олень и тот не избежит их стрел.
Наконец…
Трубы издали четыре звука – два коротких, два длинных.
– Копейщики, вперед! – командовал Гайнас.
– Вперед, вперед! – вторили трубы Арбогаста.
Из сотни тысяч диких, переполненных ненавистью грудей вырвался военный крик.
– Христос и Феодосий! – кричали готы.
– Юпитер и Евгений! – отвечали франки.
И два воинственных германских племени ринулись друг на друга для славы римского имени.
Лучники и пращники отступили назад за первый ряд; франконские копейщики поднялись с колен; туча дротиков снова затуманила солнце.
Раздался стук железа, ударяющегося о железо. Копейщики взялись за мечи, оружие сцепилось с оружием, грудь с грудью.
По всей линии закипел яростный, беспощадный бой, точно сражавшиеся знали, что от их мужества зависит судьба далеких поколений, что они сражаются на переломе двух эпох. Гот набрасывался на франка с бешенством варвара, франк оборонялся от гота с хладнокровием опытного солдата, который не тратит сил без надобности.
Место копейщиков Арбогаста заняли его мечники. Их доспехи были украшены медалями, свидетельством побед; их обнаженные руки были покрыты шрамами, следами многих битв.
Они шли под звуки музыки, провожаемые взглядами Арбогаста.
За их движением следила пара холодных, пытливых глаз, которые видели все.
Старые воины чувствовали на себе взгляд любимого вождя.
«Не бойся! Мы не обманем твоего доверия, отец войска», – говорили их угрюмые лица.
Страшны были удары их длинных обоюдоострых испанских мечей. Первая линия готов дрогнула, как подрубленное дерево.
– Сомкнись! Сомкнись! – поддерживали их трубы Гайнаса.
– Бей, убивай! – подхватывали греческие музыканты Арбогаста.
Копейщики другой линии готов с яростью бросились на франконских мечников. Но этот крик не напугал поседевших в бою воинов. Покрытые пылью, обрызганные кровью, они все двигались вперед, врезаясь все глубже в трепещущее тело христианского войска.
По долине, с одного конца на другой, теперь безустанно переливался грохот битвы. Крик людей, ржание лошадей, стук оружия, звуки музыки, треск машин, голоса команды – все слилось в однообразный шум, который с ревом морских волн, вздымаемых вихрем, отражался от гор и лесов. Время от времени из этого шума выделялся точно протяжный стон исполинской груди.
Два римских императора с двух противоположных холмов смотрели на это ужасное зрелище. Феодосий и Евгений, окруженные легионами Империи, вручили свою судьбу варварам.
Увлеченные пылом битвы, сражавшиеся не заметили, что солнце постепенно сходило с небосклона. Тени мало-помалу охватывали восточную гряду Альп и лагерь язычников. Свет падал только на западную половину долины, где люди сплелись в клубок и убивали друг друга без всякой команды.
Бешенство готов не одолело хладнокровия франков.
Напрасно рожки Гайнаса призывали к порядку, напрасно графы и воеводы бросались вперед.
Солдаты, изнуренные далеким походом, осыпаемые снарядами баллист Арбогаста, поражаемые его мечниками, стрелками и лучниками, слабели, путались и расстраивали ряды.
Этой минуты только и ждал Арбогаст. С двух сторон, с юга и севера, готов стиснула его вспомогательная пехота. Теснимые отовсюду, фланги войска разорвались и были отброшены к центру.
Еще раз к небу вознесся страшный крик, последние проклятия погибающего войска, еще раз оружие померилось с оружием, победитель с побежденным; потом замолкли и крики и сигналы.
Готы отступили с поля битвы.
Бакурий с своими иберийцами чересчур поздно показался в тылу христиан. Прежде чем он успел водворить какой-нибудь порядок, на него с правой и левой стороны ударила вспомогательная конница Арбогаста.
Последние лучи заходящего солнца озарили триумф свободных франков, которые оканчивали свое кровавое дело.
Десять тысяч готов, не считая сарацин, гуннов и иберийцев, устилали своими трупами равнину.
Буйволовые рога Арбогаста положили конец битве.
Язычники с радостными криками возвращались в лагерь, чтобы насладиться действительно заслуженным отдыхом.
Только галльская конница не сходила со своего места. Она не участвовала в битве и терпеливо ждала сигнала.
К ней-то и приблизился Арбогаст и позвал ее начальника.
– Приказывай, божественный государь, – отозвался воевода Арбитр, тот самый, которого король как-то обидел в Тотонисе.
– Ты сейчас же двинешься вдоль берега реки, – сказал Арбогаст, – обойдешь с юга восточную гряду Альп и замкнешь с другой стороны все проходы. Завтра, после восхода солнца, ты придвинешься к самым горам. Когда твоя стража донесет, что началась битва, ты вторгнешься в долину и отрежешь неприятелю отступление. Сделай это хорошо, Арбитр, и я награжу тебя саном графа.
– Прежде чем зайдет луна, я буду по ту сторону Альп, – отвечал Арбитр и тотчас же дал знак к выступлению.
Ночная темнота быстро спускалась с гор, набрасывая на дело человеческой злобы серый покров. Где еще час назад свирепствовала буря войны, там теперь воцарилась торжественная тишина ночи.
На холме, занятом Евгением, засверкали многочисленные огни. Римский император благодарил богов за победу.
Феодосий сидел в своей палатке, на кресле из слоновой кости, окруженный князьями, графами и воеводами. На его призыв не явился только один Бакурий – он предстал уже перед более могущественным Владыкой. Храбрый граф погиб во главе иберийцев.