«Я люблю Побережье, и мой долг – сделать его цветущим!..» Южный берег русской аристократии. Из истории освоения крымского Южнобережья 1820-1830 гг. в неопубликованных письмах княгини А. С. Голициной А

За м-м Беркгейм последовала маркиза Ошандо, которая обустроилась близ нас. Это женщина любезная, полная остроумия и знаний, красивая, и хотя ее владение невелико, сама она – хорошее приобретение для побережья.

Спасибо за оливки, чтобы достойно встретить такой благородный подарок, я приготовила распаханный участок и посадила драгоценные деревья.

Слава Вам, Благодетель Побережья!»[37 - РЕАДА. Ф. 1261, О. 3, е/х 1335. Лист 15 (14–17) – 4 мая 1827.].

«За м-м Беркгейм последовала м-м Ошандо» – это были сводные сестры, отцом обеих являлся русский дипломат Крюденер. Его дочь от первого брака София (1773–1847), по мужу маркиза Ошандо де ла Банда, стала горячей последовательницей идей своей мачехи м-м Крюденер. Неудивительно, что она последовала за своей сестрой Жюльеттой, по мужу Беркгейм, в Кореиз и кн. Голицына хлопотала об устройстве ее имения. Дамы подружились, сохранилась их переписка (РГАЛИ)[38 - РЕАЛИ. Ф. 46, Щ. 2, е/х 259. Собрание исторических документов, копии писем. Из писем м-м Софии Ошандо ее сестре баронессе Беркгейм (на франц. Яз.). Л. 115.].

Самыми крупными фигурами, привлеченными ею на Южнобережье, стали князь А.Н. Голицын, владелец Гаспры, и чета Потемкиных, обустроивших имение Артек у подножия Аю-Дага. Письма княгини позволяют шаг за шагом проследить создание замка «Александрия» вместе с парком, проходившее в отсутствие князя, всецело под надзором княгини.

«Голицын прислал мне планы своего строения, он хочет, чтобы я начала сразу же. Этот рисунок Монферрана представляет собой усадебный дом на четыре фасада, украшенных со всей роскошью архитектуры. Для исполнения его в С.Петербурге понадобилось бы 150 тыс. руб. А здесь, по нашим расчетам, и 300 тыс. руб. будет мало. Я не знаю, о чем он думает, и достаточно ли у него денег, но если он пожелает мне их прислать, то я согласна мучиться»[39 - РЕАДА. Ф. 1261, О. 3, е/х 1335. Л. 37–38, 18 июля 1829.].

История появления Татьяны Потемкиной, одной из близких подруг княгини, а впоследствии владелицы имения Артек, складывалась непросто.

«Один богатый собственник (Потемкин), – пишет Анна Сергеевна Воронцову, – обеспокоенный хозяйственными расчетами, решил, что жизнь в С-Петербурге слишком дорогая, да и здоровье жены требует более теплого климата. Он обратился ко мне, желая узнать, можно ли найти большое владение…»[40 - Там же. Л. 40 Дек. 1829 – янв. 1830.].

Поначалу их выбор остановился на Кучук-Ламбате. Это было одно из самых ранних благоустроенных имений Южнобережья:

«Слабое здоровье Татьяны и тысяча и одна мелких забот, которых оно требует, делает это место предпочтительным: ведь отсюда легко послать человека верхом на лошади за мелкими вещами… В конечном счете, если нас постигнет неудача и сделка сорвется, мы не дадим Потемкину ускользнуть отсюда, мы вложим весь наш ум, гений, энергию и найдем ему что-нибудь другое, пусть только приедет»[41 - Там же, Л. 45, 29 июня 1830.].

Тем временем ситуация с покупкой имения для Потемкиных изменилась, и надо оценить дальновидность подруг Голицыной и Беркгейм, которые, на случай если сделка сорвется, готовы были предложить им что-нибудь другое. Такой случай представился. Польский граф Густав Олизар, владелец прекрасного имения «Артек» у подножия Аю-Дага (200 десятин, или 218 га), выставил его на продажу. Как подозреваемый в поддержке польского восстания 1830 г., он получил разрешение выехать в Италию. Узнав об этом, княгиня немедленно сообщает об этом Потемкиным. В марте 1832 г. Александр Михайлович Потемкин покупает значительную часть имения Артек. Между владелицами Кореиза и Артека поддерживались самые дружеские отношения и постоянная переписка. Татьяна Борисовна отличалась хрупким здоровьем, и княгиня вместе с баронессой нередко посещали ее, особенно в дни, когда ухудшение ее состояния внушало тревогу. Об этом особенно просила Елизавета Ксаверьевна Воронцова, называвшая Татьяну «кузиной» (мать графини Воронцовой приходилась светлейшему князю Г.А. Потемкину родной племянницей).

Помимо бездорожья и отсутствия удобств крымский климат пользовался дурной репутацией. Легенды об «ужасном» климате Южнобережья, в которые нам трудно сегодня поверить, широко распространялись в обеих столицах. Княгиня развернула «рекламную кампанию» в письмах родным и знакомым, следы которой можно обнаружить в письмах Воронцову.

«Я была в очень дурном расположении духа в эти дни, дорогой граф. Татьяна написала мне в письме, что в самый момент, когда она складывала вещи, чтобы ехать сюда, ее взволновали восклицания куратора Перовского, который сказал, что климат на побережье отвратительный, что там свирепствует лихорадка и бывают ветры такой силы, что валят деревья; что все владельцы, обманутые в своих ожиданиях, не имея средств обеспечить себя всем необходимым для жизни, спешат продать все, что купили, чтобы уехать»[42 - РГАДА. Ф. 1261, е/х 1335. Л. 43–44. 31.01.1830.].

Вскоре сама Татьяна Потемкина и родной племянник Анны Сергеевны князь С.И. Мещерский, обосновавшийся рядом с Гаспрой, в свою очередь, стали ее «агентами» по рекламированию Южнобережья (См. подробнее гл. VI, с. 205–206).

Но слов мало, княгиня озабочена также и поиском рисовальщиков с тем, чтобы заказывать рисунки, гравюры, которые показали бы всем красоты Южного берега.

И в дальнейшем не упускает случая, чтобы слава о побережье распространялась по свету.

«…Я предложила Эльсону тщательно зарисовать все строения Побережья, большие и малые, сделать из них красивый альбом (recueil), который вы, дорогой граф, закажете литографировать, и его можно будет продавать в пользу Эльсона. Пусть увидят с удивлением, что усердие под попечительным правлением, таким как ваше, смогло совершить за пять лет: это почти чудо»[43 - РГАДА. Ф. 1261, е/х 1335. Л. 44.].

Тем временем Гаспринский замок, воздвигаемый талантами Эльсона и заботами кн. Голицыной, превратился в достопримечательность Южного берега. Его посещали путешествующие, рисовали художники. Заботами М.С. Воронцова князю А.Н. Голицыну отправлены два вида Гаспры. «Виды эти прелестны, – пишет будущий владелец Александрии, – и все, кому я их показывал, пришли от них в восторг, и уверяли, что это снято в Италии»[44 - Князь А.Н. Голицын (в его письмах) 1829–1837 // Русский Архив. – 1905. Кн. 3. – № 9–12 (далее ссылки на страницы этого издания см. в тексте). – С. 410.]. Другой раз он упоминает привезенные ему рисунки кн. Мещерского (племянника кн. Голицыной, соседа по имению в Гаспре): «они прелестны и прекрасно сделаны. Я уверен, что в действительности природа прелестнее ее изображения, но это мне дает о ней понятие, которое дополняется моим воображением»…

«Присланные вами чрез князя Мещерского три вида моего замка будут вставлены в рамки и с них будут сделаны литографии»[45 - Там же. С. 414–415.].

В целом из писем А.С. Голицыной к М.С. Воронцову и ее сподвижницы Жюльетты Беркгейм к Раевскому мы знакомимся с кругом общения княгини. В них воскресает образ Южного берега самой начальной стадии его обустройства, и появляется целый ряд действующих лиц, известных и полузабытых. Главным образом это дамы высшего петербургского круга, связанные между собой узами близкого и дальнего родства, образованные и религиозные. Среди них упоминаются более скромные имена архитекторов, художников, садоводов: это швейцарцы архитектор Эшлиман, художник Яков Маурер, его сестра Елена, управляющий имением Ореанда Ашер, подрядчик и строитель многих сооружений побережья. Особенно часто упоминается устроитель алупкинского парка Карл Кебах, назначенный Воронцовым главным садовником Южного берега и вложивший свое искусство в устройство парков в Ореанде, Артеке, Гаспре и в Кореизе. Вместе с ним поставлял туда растения «редкие или невиданные» сам директор Императорского ботанического сада Николай Андреевич Гартвис. Владелицам этих поместий Гартвис галантно посвящал выведенные им новые сорта роз. В Каталоге Ботанического сада фигурируют розы «Графиня Елизавета Воронцова», Сатеа Plena, «Баронесса Юлия Беркхейм» и особенно выделены приметы «насыщенно красной, полной, в два раза большей, чем ее родительница Тревиллия”, гибридной розы “Княгиня Анна Голицына”»(две последние считаются ныне утраченными)[46 - Арбатская Ю., Вихляев К. Повесть о жизни и приключениях доблестного рыцаря Николая Ангорн фон Гартвиса в Крыму и о его прекрасных розах. – Симферополь, 2011. – С. 70–71.].

Жизнь в Кореизе: «труды и дни» в письмах кн. Голицыной М.С. Воронцову

Как протекали первые дни поселенцев, прибывших из Санкт-Петербурга в горное селение из трех десятков домов? Только сейчас мы можем рассказать об этом, опираясь на письма самой кн. Голицыной к Воронцову, ранее не публиковавшиеся и охватывающие период с 1825 по 1837 г. Первые письма – это эйфория: «Земля обетованная», «Ничего не хочу знать кроме виноградника и оливок, оставляю письма из Петербурга нераспечатанными. Тысячу раз на день благословляю милосердие Божие, которое привело меня на этот счастливый берег». И по прошествии лет десяти она снова напишет: «Я не помню, что видела что-либо лучше, чем наш прекрасный Кореиз, которым мы владеем».

Письма позволяют судить о характере княгини, о ее крутом нраве, властности; вместе с тем в них присутствует много юмора, иронии, особенно по отношению к самой себе. Но мы практически не найдем в них и следа «религиозного фанатизма, мистицизма, миссионерства и т. п.», из чего сложился «миф княгини Голицыной», якобы чуть ли не насильственно обращавшей татар в христианство. В мемуарах и записках того времени встречаются упоминания о том, что княгиня Голицына в сопровождении спутников совершала миссионерские поездки по татарским селениям, пытаясь обращать мусульман-татар в христианскую веру. Никаких упоминаний о чем-либо подобном в письмах не встречается. Похоже, что такая легенда сложилась еще в Петербурге и впоследствии повторялась, обрастая «подробностями» как снежный ком. В самом деле, трудно было объяснить «добровольно-принудительный» отъезд лиц из близкого окружения самого государя, причем не куда-нибудь в свои поместья, а в такую далекую неизведанную страну – Крым, вдобавок населенную татарами-мусульманами! Зная их религиозные пристрастия, нетрудно было предположить, что они «уехали проповедовать Евангелие татарам». Именно так выразила общее мнение героиня (она же автор) «Рассказов бабушки».

Силу характера княгиня проявляла неоднократно, и еще более она ей понадобилась при решении отправиться в Крым во главе «пиэтической колонии», причем преодолевая колебания «идейного вождя» – самой Крюденер.

«Внутренняя религиозность», «христианская философия», по выражению брата А.С. Голицыной Н. Всеволожского, были предназначены для круга близких людей. В отношении к ним мы увидим много нежности, готовности прийти на помощь, немного замаскированной добродушной насмешливостью и самоиронией. Княгиня в юности путешествовала, вела обширную переписку, была широко и разносторонне образованной женщиной. В ее доме в Кореизе была собрана большая библиотека, регулярно приходили газеты и журналы, и всем этим могли пользоваться ее соседи.

В отсутствие Воронцова княгиня посещала имение М.С. Воронцова Алупку и рассказывала о том, как обстоят дела.

«Имею честь сообщить вам, что 42 бравых матроса отправлены на ваш виноградник и работа там идет отлично. 22 честных бродяги (по-русски) заняты в Алупке копанием ямок для посадки маслин». Далее княгиня переговорила со Стевеном и Гартвигом, узнала, сколько саженцев имеется в питомнике (4000) и…выпросила себе половину вместо 1000! «Дорогой графу будьте справедливы, щедры и великодушны. Довольствуйтесь двумя тысячами саженцев, самыми лучшими из имеющихся, и уступите мне остальное». Княгиня добилась своего, и в следующем письме благодарит графа: «Спасибо за оливы, я приготовила распаханный участок, чтобы достойно встретить такой благородный подарок, посадила драгоценные деревья. Слава вам, Благодетель Побережья!»

Отношения с Воронцовым – самые дружеские и добрососедские, письма полны доброй иронии: обращение в письме «Привет от старухи в скалах могущественному сеньору Алупки!», подтверждает, что она сама придумала это прозвище[47 - РГАДА. Ф. 1261, О. 3, е/х 1335. Л. 5. 26 янв. 1826.].

В той же ироничной манере она отпускает комплименты:

«Поздравляю вас, дорогой и почтенный граф, с великолепным приобретением, которое сделал для вас славный и усердный Ревилиоти (речь идет о верхнем саде. – Прим. авт.). Большие кипарисы, плодовые деревья, оливы и много домов, и все это – почти даром. Кому и служить, как не вам, Ваше Превосходительство, вам, кто служит России, честно выполняя свой долг, как это делают в Англии» (Л. 5).

Княгиня рассказывает об очередном посещении Алупки, куда она отправилась в обществе четы Беркгейм и м-ль Елены Маурер. Они обошли сад в сопровождении Кебаха и дамы, по словам княгини, задались вопросом: можно ли в чем-нибудь упрекнуть работу Кебаха?

«Дорогой граф, я не нашла ничего, заслуживающего критики!

Кебах – единственный в своем роде, и сама Англия завидовала бы дорожкам, которые он проложил… Алупка – уникальна, ни один государь не владеет чем-либо подобным, и Кебах рожден, чтобы быть садовником. Если бы император увидел Алупку, какой она стала сегодня!..» (Л. 8).

Церковь в Кореизе начали строить с 1829 г., это была первая церковь на Южнобережье, после захвата его турками и татарами в 1475 г., и поэтому закладка ее проводилась с большим торжеством, когда ее закладку освящал архиепископ Гавриил, говоривший, что тогда и «путь на южный берег был еще неудобопроходим»; освящена же она была в 1831 г., и то еще не вполне оконченная. Церковь не сохранилась. О ней можно судить по литографии Чернецова, да еще по листу с изображением фасада церкви, в стиле немецкой готической архитектуры, обнаруженному нами в Отделе рукописей РНБ и публикуемому впервые[48 - РГИА. Ф.1000. О. 3, д. 256. Чертеж фасада церкви.].

В 1834 г. вышел путеводитель Монтандона на французском языке, где описана усадьба княгини на то время и владения соседей. Так, часть земель на мысу Ай-Тодор принадлежала баронессе Беркгейм. Ниже Гаспры, близ моря располагались виноградники кн. Сергея Ивановича Мещерского (племянника кн. Анны Сергеевны); «эта плантация, начатая лет пять назад, насчитывает 60 тыс. футов виноградников на хорошо разрыхленной почве и обещает хорошие результаты. Выше деревни (Гаспра) привлекает внимание великолепное новое здание с зубчатыми башнями; оно и окружающие его 8 десятин земли, предназначенные только для парка, принадлежит кн. А.Н. Голицыну. В версте от Гаспры, следуя по шоссе, вступаем на земли княгини Анны Сергеевны Голицыной; где взгляд вначале привлечен множеством зданий, среди которых на фоне массивов пышной зелени выделяется церковь изящной архитектуры. Дом, где живет княгиня, расположен немного ниже, на выступе, откуда взглядом можно охватить всю местность и лежащие ниже строения; они состоят из большого винного подвала, который только что был закончен, и многих других построек, из виноградника на 50 000 лоз лучших сортов[49 - Это виноградник из числа тех, что производят лучшие вина. Княгиня устроила склад в Москве, чтобы ознакомить публику с этими винами и разрушить довольно распространенное дурное мнение о крымских винах. – Прим. Монтандот.], из садов, где встречаются прекрасные деревья и очень старые оливки. Воздух, которым дышишь в Кореизе, очень чистый и один из самых здоровых. Княгиня Голицына, живущая здесь постоянно, своей просвещенностью и огромными работами, осуществленными ею на этой прекрасной земле, весьма значительно способствовала усовершенствованию сельского хозяйства и благосостоянию в целом этой прекрасной страны.

В 400 шагах от дома почтового отделения, по дороге влево через семь минут (в коляске) прибываешь ко входу в сад баронессы Беркгейм, где одну десятину занимает виноградник. Немного ниже вход в сады Мисхора. Расстояние от Кореиза до Алупки составляет 5 верст по шоссе»[50 - Монтандон К. Путеводитель путешественника по Крыму, украшенный картами, планами, видами и виньетами и предваренный введением о разных способах переезда из Одессы в Крым [Текст]: Пер. с фр. / К. Монтандон. – Симферополь: Крымский Архив, 1997. – 130 с. [9]. – С. 155–156.].

Княгиня устроила в Кореизе винный погреб в виде средневекового замка и привлекла лучших специалистов, чтобы наладить производство качественного вина. Следующим шагом была виноторговля в столицах, имевшая не только коммерческие цели, но и стремление улучшить репутацию крымских вин. Однако пробиться на московский рынок оказалось непросто. Княгиня принимала на продажу и вино из подвалов Воронцова, а потому заинтересованность была общей. В письме графу она высказывает свою озабоченность:

«Мне решительно мешают продавать мое вино в Москве. Это дело не должно быть вам безразлично, графу так как если меня разорят, то разрушат всю коммерцию Побережья. Повсюду говорят, что согласно Указу, которого вы добились, мы имеем право продавать вино только в ваших трех губерниях, и хотят записать меня в гильдию. Извольте написать министру, чтобы он дал распоряжения генерал-губернатору. Вот уже шесть месяцев мое вино стоит, не могу продать ни одной бутылки, а их у меня 30 тыс.» (1833 г., л. 53).

За решение проблемы берется кн. Голицын. В письме от 9 мая 1833 г. княгине он пишет о своих хлопотах и о том, что «разрешение на вывеску» он получил от государя. Но занятия виноторговлей встретили и другие препятствия, связанные с сословной принадлежностью. В письме от 7 июня 1933 г. он пишет, как искал ответа на вопрос:

«…имеете ли вы право продавать ваше вино, не записываясь в гильдию?.. Ответ этот я сообщу, когда получу его: но не понимаю, что удерживает вас, множество дворян записаны в гильдии, чтобы иметь право торговать, и это дозволено Дворянскою грамотою. При Екатерине II граф Орлов-Чесменский был записан в 1-ю гильдию, также Всеволод Андреевич Всеволожский и многие другие. У дворянства свои права, а у купечества свои. Преимущество дворян заключается в том, что, пользуясь правами по рождению, они могут, записываясь в гильдию, пользоваться правами купцов»[51 - Голицын А.Н., князь. Письма // Русский Архив. С. 412.].

Хлопоты князя Голицына в Петербурге возымели действие, и ободренная княгиня пишет Воронцову в феврале 1834 г.:

«Получив известие, что вина моего погреба хорошо продаются в Москве, я немедленно взялась за перо, дорогой граф, чтобы предложить вам продать 2000 ведер по 10 руб. ведро. Эти 20 тысяч руб. пойдут на известь, и, кроме того, я хотела бы, чтобы вино знали под его настоящим именем» (Л. 60).

У княгини были конкуренты. Ее успехи, вероятно, будили зависть, о чем видно из следующих строк:

«Сначала о вине: вспомните, дорогой граф, что в прошлом году вы продали мне половину вашего Рислинга и половину белого Бордо по 10 руб. ведро. Я тщетно требовала эти вина в вашей экономии, но не получила их, и в утешение мне предложили денег, не дав вина. Итак, по всей справедливости, великодушный граф, вы должны, не нанося ущерба вашему торговцу (который прибывает из Москвы лишь потому, что увидел мое преуспеяние), продать мне, по крайней мере, несколько сотен, хотя бы 300 ведер вашего белого вина. Ответьте поскорее.

Со вчерашнего дня я принимаю сенатора Heer, он в восторге от всех наших работ и рассказал мне, что во время посещения Алупки его угостили вином из вашего виноградника; но, по его мнению, интендант хотел его обмануть и что это было французское вино.

Я ответила ему, что ни один придворный не мог бы сказать ничего более лестного г-ну графу!» (там же).

Спустя более десяти лет после императора Александра I усадьбу Голицыной вновь посещает в 1837 г. царская семья, правда, в отсутствие княгини, которая впервые отлучилась из Крыма так далеко – в Вену, сопровождая свою многолетнюю подругу баронессу Беркгейм, нуждавшуюся в серьезном лечении. Усадьбу и церковь описывает флигель-адъютант С.А. Юрьевич, наставник при цесаревиче Александре Николаевиче.

«…Дом вышеупомянутой княгини Голицыной на холме, называемом Кореис, замечательный тем, что при нем находится очень милой архитектуры, с прекрасной живописью церковь: первая на Южном берегу со времени изгнания отсюда татарами-магометанами православных греков и католиков-генуэзцев… Их величества (Николай I, Его супруга Александра Федоровна, его сестра великая княжна Мария и др.) отслушали в церкви краткий молебен. Хозяйка в отсутствии… Противу церкви построен из местного камня фонтан… Дом не отличается по наружности ничем, но хозяйственных построек много»[52 - Юрьевич С.А. Дорожные письма во время путешествия по России наследника Цесаревича Александра Николаевича в 1837 году // Русский Архив 1887. Кн. 2. № 6. С 203.].

Итак, княгиня Голицына жила здесь вместе с дочерью своей покойной подруги Крюденер – Жюльеттой Беркгейм, которой, согласно завещанию княгини, было предоставлено право пожизненного проживания. Она приобрела статус своего рода старейшины не только среди колонистов, но и местных татар. «Старуха скалы», La vieu?le du rocher, как она сама себя называла, подписывая так свои письма, выглядела необычно: она постоянно носила мужскую шинель и длинный сюртук с капюшоном, а также брюки, в которых удобно было ездить верхом по крымскому бездорожью. За поясом у нее была нагайка или хлыст, необходимая принадлежность для верховой езды, но вокруг него у мемуаристов XIX столетия сложились целые легенды, согласно которым княгиня нередко пускала его в ход, наказывая прислугу, домашних, а то и исправника и т. п. и тем якобы «держала в страхе всю округу». Другой «странностью» было Евангелие, лежавшее на изящном столике в гостиной, и каждому приходившему к ней гостю она предлагала прочесть оттуда главу.

Именно так рисуют ее сохранившиеся воспоминания. Дочь крымского архитектора Карла Эшлимана Каролина рассказывала: «В двадцатых годах прошлого века на Южном берегу Крыма водворились самые видные члены мистического кружка, который во вторую половину царствования Александра Благословенного приобрел такое влияние на впечатлительного государя». Видную роль играла княгиня Анна Сергеевна Голицына. В Кореиз к ней съезжались многочисленные друзья, среди которых было много иностранцев. По рассказам отца, это была очень странная женщина. «В гостиной, где принимала гостей княгиня, на изящном столике неизменно лежало Евангелие. Каждого приходившего к ней она заставляла прочитывать главу из Св. Писания. Но это нисколько не мешало княгине собственноручно жестоко пороть плеткою на конюшне своих провинившихся крепостных, и, когда мой отец, возмущенный ее жестоким обращением с дворовыми людьми, высказал ей свое возмущение и осуждение, княгиня, любезно улыбаясь, на изящном французском языке ответила ему: "Г-н Эшлиман, прошу вас для себя немножко больше снисхождения и немножко больше любезности”»[53 - Эшлиман К.К. Воспоминания // Русский Архив – М., 1913, кн. 1. – С. 330.]. Не будем забывать, что Эшлиман был выходцем из Швейцарии, где царили свободолюбивые нравы, слишком республиканские даже для Европы того времени, а что касается России, то в то время до отмены крепостного права оставалось без малого 40 лет. Да и воспоминания Каролины были записаны и опубликованы в начале XX в., когда и в России крепостнические нравы и порожденные им характеры – сильные, властные, но далекие от либеральной мягкости – отошли в глубокое прошлое.