Следы чужих колёс

– Почему же? Мне очень интересно, – ответил я довольно искренне.

– Вот как? – переспросила она, – И в какой же связи вам это интересно?

– Да как вам сказать… Просто, мне кажется, что я впервые в жизни на допросе, – как мне показалось, я тогда ловко, ушел от ответа.

– Что? – Зейнаб заразительно засмеялась, – Зачем же мне вас допрашивать? Просто сидим болтаем…

– Вы сами-то верите в то, что говорите? – спросил я и стал следить за ее реакцией.

– Ладно, вы правы… я вас сразу «увидела», еще на лекции… Мне нужно объяснять, что это значит?

– Нет, – ответил я спокойно, – и что теперь?

– Да ничего… Пойдемте, расскажете, что вы все-таки ищете… Я, конечно, ничего не обещаю, но думаю, что эта беседа будет не более бесполезна, чем эта лекция.

Мы встали и пошли в сторону Софийской площади. Она взяла меня под руку и это было даже приятно. Шли мы медленно. Я рассказывал о том, чем занимаюсь, о том, что считал достижениями и о провалах тоже. Она слушала не перебивая. Иногда Зейнаб почему-то прижималась щекой к моему плечу, но я чувствовал, что это вовсе не прилив нежности. Ведьма и нежность – это почти несовместимые понятия, хотя, и тут, конечно, есть свои нюансы. Во всяком случае, так я это понял из писаний Бар Сунуфа. Собственно, он писал, что у ведьмы даже может быть семья, но никто в семье никогда не догадывается об ее истинной сущности. Те же, кто знает ведьму именно в этом качестве, редко остаются с ней надолго. Признаться, я тогда так и не понял, что именно он имел в виду.

– Хорошо… беседы не помогли, —констатировала она, – Это понятно… И что ты делал кроме этого?

Мы уже как-то незаметно перешли на «ты», и это случилось настолько естественно, что я и не понял, когда и как именно это произошло.

– Да как тебе сказать? Пытался, например, с растениями общаться…

– Понимаю, – сказала Зейнаб очень серьезно, – И как?

– Ничего… Просрал случай за случаем… Прости уж мой французский. Но я в тупике и тут уж не до куртуазностей.

– Все нормально. – ответила Зейнаб слегка прищурившись, – Я все понимаю. Хотя… на будущее… Соблюдение чистоты языка – это может быть довольно важно. Но об этом тоже чуть позже.

Затем она снова прижалась щекой к моему плечу и вдруг спросила:

– Что ты скажешь, если я предложу познакомиться чуть ближе?

***

Я проснулся от того, что Зейнаб гладила меня по носу.

– Вставай! – сказала она твердо. – Мама ушла за молоком. У тебя минут десять чтобы смыться.

Я сел на кровати, нашел все предметы своего туалета, и минут через пять уже стоял в дверях. Зейнаб чмокнула меня в щеку, привстав на цыпочки, и сказала:

– Я, кажется, все о тебе поняла. Думаю, что я смогу тебе помочь.

– Помочь? – удивился я.

Но Зейнаб уже открыла дверь и вытолкала меня наружу.

***

На тот момент, я был холост уже три года с лишком. С бывшей женой мы сошлись как-то впопыхах. Большая страсть и все такое… Через год уже мне, да похоже и ей тоже, стало понятно, что это тупик, но пока что никто упорно не хотел себе в этом признаваться. Все шло как-то себе и шло. А еще через год она начала эдакие разговоры «издалека», все приводила разные примеры из жизни, и наконец, все-таки предложила разбежаться на какое-то время, чтобы прийти в себя, осмотреться, что ли, ну и тому подобное… Я понимал, что значит это «на время», но противиться все-таки не стал, хотя мне и было непросто с ней согласиться. Я понимал, что та большая страсть уже давно угасла и осталась лишь привычка, распрощаться с которой было, в сущности, совсем не жаль, хотя и отнюдь не просто в тоже время. Кроме того, я давно хотел уехать из страны, а Лера – моя бывшая – была категорически против. А общем – разбежались мы слава богу тихо, без скандалов и лишних оправданий и обвинений.

Делить было тоже, в сущности, нечего: детей, слава богу не завели, так что, как говорится, впереди была лишь дорога, длиной в жизнь и терялась она где-то в тумане грядущих времен уже на поворотах первых лет. Поначалу, признаться, мне было трудновато быть самому. Я уже отвык, и потому приходилось учиться такому образу жизни заново. Я много работал и соответственно зарабатывал, но это, в сущности, ничего не меняло: некая душевная тоска все-таки оставалась. Может, я все еще любил Леру, а может это была просто, как я и говорил – привычка, от которой я все никак не мог отделаться. Иногда я ловил себя на том, что хочу ей позвонить и предложить пойти куда-нибудь: в театр или ресторан. Но я всякий раз одергивал себя: «зачем стегать уже мертвую лошадь?» – говорил я себе.

Однако, как я ни уходил с головой в работу, это помогало лишь отчасти, поскольку в выходные нужно было все-таки искать чем занять руки и мысли. Я болтался по книжным магазинам, потом попал на лекцию к одному астрологу. Это оказалось интересно. Там не было болтовни о страшном или наоборот лучезарному будущем. Там было все конкретно. Я научился, например, строить гороскопы и ушел в это с головой. Система оказалась настолько изящной и логичной, что вызывала попросту настоящее восхищение. Для начала я построил натальные карты на всех своих знакомых, после взялся за разных известных людей. Меня это по-настоящему захватило. Затем я написал собственную программу для расчета и построения натальных карт, а после стал искать какие-то книги, чтобы не стоять на месте, но понемногу совершенствоваться.

Так я случайно набрел в отделе редких и рукописных книг на эту самую «Книгу странника Варсонофия». С английским у меня было все в порядке, но перевод этой книги требовал гораздо больше знаний, поскольку английский шестнадцатого века, отличается от современного довольно сильно, почти также, как старославянский от русского. В общем, я увлекся и это меня, наверное, спасло.

Я искал все упоминания об этом гримуаре, но их было сосем немного. «КСВ», как я называл ее про себя, была мало известна, хотя издавалась два раза на английском, а также несколько раньше на французском и итальянском языках, хотя, во всех случаях – мизерными тиражами. Непонятно даже, как она вообще дошла до наших дней? Издание, которое я отыскал было, видимо, последним, из мне известных. Сама история этого Варсонофия и его книги – сплошной детектив. Вот выписки, которые мне удалось сделать.

История "Книги странника Варсонофия"

Иногда некоторые исследователи называли ее просто "Евангелием от прохожего". Я думаю, что точнее было бы сказать – "от странника", ибо на арамейском это одно и тоже слово, а по контексту слово "странник" все-таки кажется мне ближе. Само имя Варсонофий тоже арамейское и в оригинале звучит как Бар Сунуф. Дословно это означает "сын полка". Ну, не "полка", конечно, а, в общем, любого воинского формирования, но в русской интерпретации это наиболее близкая и устойчивая идиома. По сути, это один из малоизвестных апокрифов, отнесенный именно к апокрифам, видимо, по нескольким причинам. Во-первых, конечно, может несколько настораживать его относительно позднее появление, во-вторых, манера повествования совершенно не похожа на канонические Евангельские тексты, да и на известные апокрифы тоже. Единственный текст, с которым можно хоть как-то сравнивать текст Варсонофия, это, пожалуй, только апокрифическое Евангелие от Фомы, да и то, чисто ассоциативно. Но и это, видимо, не главное. Дело в самом Варсонофии. Он был старше Иисуса лет на десять-пятнадцать. Встретились они примерно тогда, когда Христу было около двадцати пяти, то есть за 7-8 лет до всех Евангельских событий. Варсонофий не был Его учеником, и более того он с Ним спорил, они расходились и встречались вновь и вновь, пока, видимо, не расстались окончательно, примерно за пару лет до завершения Иисусом своей миссии. В общем, отношения у них были сложные. Кроме того, писал Варсонофий, в основном, о себе и своих мыслях. Иисус же занимает в его записях относительно немного места, хотя учение, предлагаемое «юным равом», так Бар Сунуф его называет, безусловно занимало его мысли.

История этой книги чрезвычайно странная и ее хватило бы на несколько детективных романов, однако вкратце это звучит так. Впервые эта книга попала в поле зрения исследователей ранней христианской литературы в начале 11 века, то есть во времена первого крестового похода.

Одним из вождей этого крестового похода был Гуго Великий, относящийся к династии Капетингов (1057 (http://ru.wikipedia.org/wiki/1057_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) – 18 октября (http://ru.wikipedia.org/wiki/18_%D0%BE%D0%BA%D1%82%D1%8F%D0%B1%D1%80%D1%8F)1102 (http://ru.wikipedia.org/wiki/1102_%D0%B3%D0%BE%D0%B4), Тарсус (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%83%D1%81)) – граф Вермандуа (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%80%D0%B0%D1%84_%D0%92%D0%B5%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%83%D0%B0) и Валуа (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D1%80%D0%B0%D1%84_%D0%92%D0%B0%D0%BB%D1%83%D0%B0), сын короля Франции (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B8%D1%8F)Генриха I (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8%D1%85_I_%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%86%D1%83%D0%B7%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9) и Анны Ярославны (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D0%BD%D0%B0_%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%B0), основатель второго Дома Вермандуа. У него было множество детей, и среди них Симон (1093 (http://ru.wikipedia.org/wiki/1093) – 10 .2. (http://ru.wikipedia.org/wiki/10_%D1%84%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8F)1148 (http://ru.wikipedia.org/wiki/1148)), ставший впоследствии епископом Нойона. На смертном одре Симон рассказал одному из своих учеников, что когда-то давно обнаружил в бумагах отца странную рукопись, по всей видимости, привезенную из Святой Земли. Он сказал, что рукопись эта явно еретическая, но не лишена исторического интереса, потому он и хранил её втайне. Симон также успел указать тайник, куда перепрятал рукопись, и затем вскоре умер.

Через несколько лет этот монах, бывший ученик Симона, становится смотрителем и хранителем библиотеки островного монастыря Сент Оноре примерно в двухстах километрах к Востоку от Тулона, в двух-трех километрах от побережья, где нынче расположен город Канны. Библиотека монастыря содержала несколько тысяч фолиантов как минимум на семи языках. Собственно, именно благодаря получению монахом Юбером де Туриньи этой должности и стало известно его имя, поскольку почти сразу он сделался довольно заметной фигурой, а также, собственно, выплыл на поверхность и сам факт того, что книга Варсонофия существовала. Дело в том, что в обязанности хранителя библиотеки кроме всего прочего, входило еще и регулярное внесение записей в книгу, вроде летописи. Сведения о книге Варсонофия были найдены исследователями гораздо позже. Они выглядели, как арамейские вставки по ходу основного текста упомянутой летописи. Видимо, монах Юбер избрал такой способ "шифровки" потому, что в монастыре, никто кроме него арамейского не знал.

В 1536 году, после совместной осады (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D0%BE-%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%81%D0%BE%D1%8E%D0%B7)Ниццы (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B8%D1%86%D1%86%D0%B0) с турецкими пиратами, которыми командовал Хайр-ад-Дин Барбаросса, король Франциск I (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D1%80%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B8%D1%81%D0%BA_I), заключил союз с королем Карлом V. После этого, пиратам было разрешено зимовать в Тулонской бухте. Вскоре стало известно, что пираты сбывают товар, который они награбили на италийском побережье, плывя по дороге в Марсель. Собственно, именно из Марселя должны были начаться военные действия по осаде Ниццы, но французы продемонстрировали свою полную неготовность. Впрочем, это иная история, осада состоялась, и Ницца была разграблена и сожжена.

Затем, произошла история, которая легла в основу легенды, дошедшей до наших дней. Что тут правда, а что вымысел мы уже не узнаем никогда. Итак, на одном из базаров Тулона монах-францисканец по имени брат Хьюго, являет чудо и исцеляет молитвой турецкого пирата, имя которого до нас также не дошло. Какую именно хворь исцелил Хьюго тоже понять не вполне возможно, ибо в одних источниках говорится о лихорадке, в других о тяжелой ране, полученной, видимо, во время осады, но не это важно. Главное то, что Хьюго получил в качестве благодарности ларец с древними фолиантами. Сам он был неграмотен, как, видимо, и пират, да и устав ордена францисканцев запрещал иметь какую-либо собственность, даже собственную Библию. Потому он отдал ларец в монастырь Святого Леонтия Фрежюсского, где сам и проживал какое-то время. Известно, что спустя почти двести лет, кафедральный собор был резиденцией Мартина дю Билле (5.5.1703-19.12.1775) , епископа Фрежюсского (http://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%95%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BF_%D0%A4%D1%80%D0%B5%D0%B6%D1%8E%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&action=edit&redlink=1), который затем в 1751 году (http://ru.wikipedia.org/wiki/1751_%D0%B3%D0%BE%D0%B4) переехал в Драгиньян (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B8%D0%BD%D1%8C%D1%8F%D0%BD). Видимо, Мартин дю Билле находился какое-то время в монастыре Тороне? (Thoronet). Во всяком случае, в момент его закрытия в 1785 году, произошла такая история. На фоне продолжающихся войн с протестантами, было решено перевезти казну монастыря в Париж, вместе с наиболее ценными реликвиями. Среди реликвий оказался также и ларец с фолиантами на арамейском. Тогдашний аббат, Жак де Савиньи, видимо, был человеком не просто образованным. Его перу принадлежит немало трудов по теологии, астрономии и даже алхимии. Именно в его дневниках, чудом сохранившихся в библиотеке Ватикана, есть опись ларца. Кроме "Книги странника Варсонофия", там также упоминается небезызвестная "Книга еврея Авраама", странным образом оказавшаяся некоторое время спустя в руках самого легендарного Николы Фламеля. Но это тоже совсем другая история.

***

В общем, я работал с этой книгой уже с полгода. Кое-что перевести удалось, кое-что так и осталось пока что непонятным. Например, с точки зрения Варсонофия, прошлое настоящее и будущее существуют как бы одновременно. Это словно бы просто разные участки одной реки. И таким образом, как он считал, можно проникать в прошлое и изменять какие-то события, которые могут быть причинами событий будущего. Здесь я не понял, были это чисто умозрительные идеи, или же он предлагал нечто конкретное.

Я также понял, что его астрологическая концепция довольно сильно отличается от современной. Например, он вообще не рассматривал какие-либо символические «взаимодействия» планет. Его интересовало только само положение планеты в Зодиаке и, среди прочего, положение относительно неподвижных звезд. Кроме того, ссылаясь на какую-то, видимо, халдейскую систему, он разбивал Зодиак на 72 части, то есть примерно по пять градусов, и при этом каждая такая часть имела самостоятельный символический смысл. Например, двадцать шестая стадия – так он называл эти фрагменты Зодиакального круга – была крайне неблагоприятной. Если в нее попадало Солнце в момент рождения, то такой человек, по его мнению, мог стать лишь разбойником, отцеубийцей или безбожником.

Разумеется, я ко многим утверждениям Варсонофия относился скептически, но, тем не менее, эта работа меня все равно увлекала, и, как я убедился после, он оказался во многом прав.

Глава 2

Я неспешно прогуливался по аллеям парка, размышляя о бурных событиях последних, во многом, довольно странных дней. Внезапно, что-то словно зацепило мой взгляд, я присмотрелся и увидел, что на встречу мне бодрым шагом, чуть ли не вприпрыжку, идет, и при этом загадочно улыбается Зейнаб. Она появилась словно бы ниоткуда, по крайней мере я не заметил, когда и откуда она появилась. Её волосы, цвета спелого каштана, развевались на легком ветру. Одета она была в легкое длинное черное платье без рукавов, усеянное мелкими сиреневыми цветочками клевера.

– Привет! А вот и я! – сообщила она, все также таинственно улыбаясь.

– Как ты меня находишь все время? – я был немало удивлен.

– По запаху, – хихикнула Зейнаб и показала кончик языка.

– По какому еще запаху, что за чушь? – я невольно стал принюхиваться к себе.

– Ничего не чушь! – она в шутку надулась, – Я просто сумела заглянуть в твою душу. Другими словами, я поняла твою суть, твой Белый Тезис, если хочешь знать. И теперь, когда я его вызываю внутри себя, то чувствую определённый запах…и не только, – чуть смутившись добавила она, – Запах, кстати, довольно приятный, хоть и очень необычный…

– Чем же он необычен? – спросил я с некоторой иронией.

– Не знаю, как объяснить… Так, наверное, пахнут цветы где-то на далеких планетах… Я этот запах ни с чем не спутаю уже, это точно… Вот… А когда я его чувствую, то просто иду туда, откуда, как мне кажется, он и доносится. Если я нашла верное направление, то запах становится сильнее, в общем, как-то так. Это непросто, конечно, но со временем навык закрепляется, и разучиться уже невозможно, как нельзя, например, разучиться ездить на велосипеде. Если захочешь, я потом тебя научу.