И еще он понял, почему его так бесит неизвестный Дмитрий. Потому что, если Артур женится на Ри, в его жизни ровным счетом ничего не изменится. А если выйдет замуж язва Анастасия, то у него больше не будет возможности ее видеть. И быть всесильным волшебником для троих «Д».
На экране засветился вызов. Роман, его эсбэшник.
– Артур Асланович, вы скоро?
– Почти подъехал.
– Жду.
Артур отбился и вывернул на главную.
* * *
– Настя, ты меня не слушаешь! – Димка обиженно отворачивается, и я виновато моргаю.
Я и в самом деле его не слушаю. С некоторых пор мои мысли заняты исключительно Тагаевым. Да и не только мысли. Теперь он еще и присутствует в моей жизни. Причем, как ни странно, подготовка к его свадьбе здесь играет чуть ли не самую последнюю роль.
Сегодня мы вместе съездили в сад, там он за полчаса решил проблемы, с которыми я боролась весь последний год. Безуспешно. А здесь – пришел, увидел, победил.
Завтра он собирается приехать на концерт к Дианке, а потом они идут есть мороженое. Причем, оговорено все без меня, меня только поставили в известность. Даже не Тагаев, а собственные дети.
Что будет послезавтра, боюсь даже представить.
Пять лет я спокойно жила, убедив себя, что забыла Артура, что мы с детьми в нем не нуждаемся, а он в нас тем более не нуждается.
И тут он врывается в мою жизнь и мне от этого трудно дышать. Невозможно.
– Ты что, заболела? – Димка перестает обижаться и даже как будто волнуется.
– Да, – киваю и поднимаюсь из-за столика, – извини, я и правда неважно себя чувствую. Лучше поеду домой. В любом случае я обещала детям к шести быть дома, мне нужно приклеить на крылышки блестки.
– Конечно, – Дима поспешно встает и провожает меня к выходу, а у меня чувство, будто на лбу светится красная точка, и за мной наблюдают через оптический прицел.
Оглядываюсь по сторонам, но ничего подозрительного не замечаю. Поворачиваюсь к Димке.
– Прости, что испортила тебе вечер.
– Не говори глупостей, выздоравливай.
Выруливаю на проспект, и меня обгоняет огромный как бронетранспортер внедорожник. Сердце стучит в ускоренном темпе – почему мне кажется, что это автомобиль Тагаева? Потому что я вообразила себе невесть что, и теперь меня преследуют глюки.
Дима не попытался поцеловать на прощание, побоялся заразиться, и меня это неожиданно задевает. Почему-то я твердо уверена, что Тагаев не пустил бы меня за руль, если бы решил, что я нездорова. А если бы ему вздумалось меня поцеловать, то плевал бы он на все вирусы и бактерии мира.
Откуда только взялась эта уверенность? Я, как обычно, его идеализирую, а это самый верный путь к очередному витку влюбленности в того же мужчину, которого я с таким трудом пять лет назад разлюбила. Или все-таки не разлюбила?
Да нет. Не может быть. Только не это.
Но вполне определенные опасения уже закрадываются в мое сердце. И я не могу отворачиваться и делать вид, будто ничего не происходит.
Артур слишком стремительно заполнил собой мои мысли и мою жизнь. А это возможно только при одном условии.
Если там было пусто. Если там никого не было. И я сто раз могу утверждать, что это не так, но от этого ничего не изменится.
– Мама, мы будем клеить к крылышкам блестки? – встречает меня на пороге моя маленькая девочка, и у меня немного отлегает от сердца, когда я вижу три любимые мордашки.
Давид и Данил уже приготовили клеевой пистолет и подпрыгивают рядом в нетерпении. Мои дети все делают вместе, даже если надо украсить крылышки феечки для выступления сестры. Стефка смотрит на нас и улыбается.
– Конечно, будем, – обнимаю всех троих одновременно.
Это обязательное условие. Я никогда никому не уделяю больше внимания или любви. Исключение – только если кто-то болеет. Но болеют они тоже вместе, так что все-таки никогда.
Я поужинала с Димой, поэтому иду сразу в детскую. У нас их две, детская спальня и детская игровая. В будущем я собираюсь отселить Дианку от парней, когда она подрастет, и сделать ей отдельную комнату. Но пока даже не заикаюсь об этом, мои дети слишком привязаны друг к другу, чтобы их сейчас разделять.
Достаю из чехла крылышки, которые нам выдали вместе с костюмом цветочной феи. Садимся за стол и начинаем мастерить.
Ди показывает, куда клеить. Мальчики по очереди ставят клеевые точки, я длинным пинцетом достаю блестки из контейнера и накладываю на клей. Потом все по очереди берут пинцет и пробуют клеить сами. Даже Стефа присоединяется к нам.
Моя девочка счастлива, ее личико сияет, когда она представляет, как красиво будут переливаться на сцене крылышки.
– Мамуль, а как ты думаешь, Артуру понравятся мои крылышки? – спрашивает она, и мы со Стефой растерянно переглядываемся.
– Артуру Аслановичу, – поправляю я механически. – Конечно, понравятся, у него же таких нет.
Теперь озадаченно переглядываются мои дети, и я мгновенно угадываю ход их мыслей.
Прости, Тагаев, но, похоже, тебе светит пара сверкающих крыльев, и раз уж ты подписался изображать Доброго Фея, то придется соответствовать образу.
Вид порхающего с цветка на цветок Тагаева меня слегка развлекает, но ненадолго. Эти крылышки в любом случае нужно будет вернуть вместе с костюмом.
Дети взбудоражены, день сегодня выдался сумбурный и наполненный событиями, и я с трудом их укладываю спать. Когда они, наконец, засыпают, иду на кухню, где Стефа уже ждет меня с ароматным чаем с мятой и мелиссой.
– Они тебе рассказали? – спрашиваю, не уточняя, кто и что рассказал. Она и так все понимает.
– Рассказали, – вздыхает Стефа.
– А теперь я тебе кое-то расскажу, – сажусь рядом и передаю наш разговор с Тагаевым, в котором он расспрашивал меня об отце моих детей.
Стефка кусает губы и в отличие от меня, уже допивающую свою кружку, к чаю пока не притрагивается.
– Не нравится мне все это, – говорит, когда я замолкаю.
– А мне как не нравится, – соглашаюсь уныло.
– Послушай, Настюш, – она берет меня за руку, – а ты не могла тогда ошибиться? Он точно слышал ваш разговор?
– Что ты хочеш сказать, Стеф, – холодею я и понимаю, что эта мысль тоже не дает мне покоя.
– Что Артур ничего не знает. Ни о детях, ни об аборте, – смотрит мне в глаза Стефания, и я закрываю руками лицо.