Флеш Рояль

– Сереженька, как хорошо, что ты приехал.

Сергей быстро втянул ее в машину и закрыл дверцу.

– Дина, ты же не для этого меня вытащила?

Сбиваясь на каждом слове и путаясь, Динка рассказала ему все, что услышала от Ланы. Ворон, положив локти на руль, слушал внимательно, задавал наводящие вопросы и хмурился. Потом глянул на нее искоса и усмехнулся.

– Скажи, как это ты додумалась мне позвонить, а не поперлась в ментовку?

– Я поперлась, – Динка почувствовала, что заливается краской, – но по дороге передумала.

– Ох, Динка, – только и сказал Сережа, но Динка понимала, что под этим вздохом подразумевались исключительно матерные выражения.

– Я Тимуру тоже звонить не стала, – помолчав, добавила она. Ворон бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не ответил.

– Значит так, – выдал он спустя некоторое время, – никому ничего не говори. Я скажу Горцу, пробьем, что там за киллер. А ты молодец, – он привычно привлек ее к себе и поцеловал в макушку, – так и делай. Всегда иди за советом к старшим.

* * *

Они несколько недель вообще не появлялись в казино, ни Максим, ни Тимур, ни другие знакомые ей парни. Казино охраняли постоянно меняющиеся бойцы, Динка даже перестала их запоминать. Телефон по вечерам тоже больше не звонил.

Она стояла на блэкджеке за крайним столом, когда открылась дверь, и в холл вошел Плоский. За ним Ворон, Тимур, Приплюснутый Лоб… Динка выбежала в холл, они все обернулись.

– А где Максим? – она смотрела на Тимура, тот подошел и взял ее за руку, но она выдернула руку. – Тимур, где он?

– Все, Кукла, нет больше твоего Максима, грохнули его, – сказал Плоский.

– Заткнись, придурок, – свирепо взглянул на него Тимур. Ворон молчал. – Дина, послушай…

– Да пусть знает, – Плоский уселся на диван, – вчера только похоронили. Памятник поставили – во! – он поднял руку вверх.

Динка в одночасье поняла, что значит выражение «земля ушла из-под ног». Только не ушла, исчез пол под ногами, словно ее тело стало невесомым. И внутри все исчезло, заполнилось незнакомой, звенящей пустотой.

Мир вокруг вдруг стал слишком контрастным, как на качественной пленке, и начал стремительно вращаться, воздуха катастрофически не хватало, она попыталась сделать вдох и не смогла.

И пока судорожно хрипела, сквозь серебристые точки увидела, как открылась дверь и в холл вошел Домин.

– Я сказал, что тебя грохнули, Горец, – как в тумане донесся голос Плоского.

– Какого … – Домин бросился к Динке, схватил ее за плечи и встряхнул. Она задышала с всхлипом и закрыла лицо, с силой вдавливая ладони, чтобы унять этот серебристый рой.

– Я тебя урою, – это были единственные приличные слова Максима.

Дальше он общался с Плоским исключительно матом, при этом крепко держа ее за плечи. Но Динка все равно слышала, как сквозь вату, поэтому ей было все равно.

– Так вы в натуре задолбали оба, – оправдывался Плоский. – А чего она поверила? Кто же памятники сразу ставит? Через год обычно ставят, земля устояться должна. Кукла, я ж тебя развел! Он за нами следом шел!

– Я тебе Статую Свободы, сука, на могилу поставлю и дня ждать не буду, – Максим наклонился к Динке и накрыл ее ладони своими. – Дина, посмотри на меня. Слышишь? Убери руки и посмотри на меня.

Его голос звучал требовательно и настойчиво. Она отняла ладони, посмотрела ему в глаза и увидела такую же напряженную смесь страха и ожидания, как и в ту ужасную ночь, когда они виделись в последний раз.

Динка обвила его шею, вжалась в широкую грудь и спросила едва слышно:

– Где ты был?

Ее губы касались основания шеи там, где начинался вырез футболки. Она торопливо вдыхала запах его кожи, только теперь понимая, как невозможно долго и изматывающе тосковала по нему.

Максим тут же перестал материть Плоского, обхватил ее, сдавливая и зарываясь лицом в волосы. Заколка треснула и отлетела к стенке.

– Я уезжал, меня не было в городе, – он тоже старался незаметно коснуться ее губами.

– Почему ты не сказал? И перестал звонить. Это же ты звонил?

– Конечно я, – он взял ее лицо в ладони, вгляделся, жадно рассматривая. – Как я могу тебе рассказывать, куда я еду? Обычно такое говорят женам, девушкам. А ты никак не соглашаешься быть моей девушкой.

– Я буду твоей девушкой, – быстро сказала Динка, снова пряча лицо у него на груди. Его руки напряглись, обнимая. Голос стал вкрадчивым и ласковым.

– Так, хорошо. Но моя девушка не должна работать в казино.

– Я не буду работать в казино.

– Ты будешь ходить в университет и встречаться с подружками. И все. Никакой работы. И ты будешь брать у меня деньги, да? – он говорил все так же вкрадчиво, словно гипнотизировал, но ей было вообще не важно, что он говорит. Она давно была со всем согласна. Важно было то, что они пытались в кои-то веки о чем-то договориться.

– Поехали, я тебя отвезу, – Макс осторожно отодвинул ее от себя.

– Я переоденусь, – Динка, как зомби, двинулась к стафф-руму.

– Дина, – окликнул Домин. Она обернулась. Он улыбнулся, но улыбка казалась вымученной. – Только не сбегай через вытяжку в баре.

Дина вполне серьезно кивнула. Картинка перед глазами продолжала казаться нереальной, смазанной по краям и очень четкой посередине. Переоделась на автомате, запихнула форму в пакет и вышла в зал. Там Алексей ругался с Доминым.

– Кого я поставлю сегодня за стол, Максим? Пусть доработает, пока ребята с отпуска не выйдут.

– Сам становись. О Дине забудь. Ты так быстро, умница, – Максим притянул ее к себе, отбирая пакет с формой. – Идем.

Динка не смотрела на Алексея, она вообще ни на кого не смотрела. Разве что обжигающий взгляд Тимура невозможно было не заметить, но сейчас ее это тоже не волновало. Как будто обрубили канаты, связывающие ее с прошлой жизнью, и в новой жизни теперь был один единственный человек.

На пороге Домин обернулся и бросил, ни к кому не обращаясь:

– Я сейчас отвезу Дину и вернусь. Ждите здесь.

Они вышли из «Рояля». Перед тем, как усадить Динку в машину, Макс удержал ее за руку.

– Дина, я ни при чем. Это Плоский дебил, с Вороном вместе хотели тебя разыграть. Я говорил, чтобы не пытались даже, что бошки поотбиваю. Я зеркало в машине поправлял. Могу правда поотбивать, хочешь?

– Не надо, Максим, – Динка замотала головой.

Это, конечно, шутка, но достаточно было вспомнить со свистом рассекающий воздух уширо маваши, чтобы шутка приобрела довольно зловещий оттенок.