Окна, зеркала и крылья бабочки. Сборник эссе о художниках

– Видите ли, господин…

– Банкир Николас Ионгелик.

– А мастера нет.

– Где же он?

– Всю неделю ходит по окрестным деревням, делает зарисовки.

– Эту свадьбу с натуры написал?

– Да.

– Тоже мне невидаль: хмельное мужичье под деревьями пляшет. Не лучше ли сидеть в мастерской и писать картины благородные для состоятельных людей!

– Да Вы не огорчайтесь, мастер сегодня вернется.

– Дело у меня важное очень, так что придется подождать!

Юноша вернулся к работе, а банкир стал прохаживаться по мастерской и внимательно рассматривать картины. У одной из них он остановился в недоумении:

– Никак в толк не возьму, что тут изображено: народу тьма, и каждый чем-то занят.

– Ее лучше рассматривать при помощи рамки. – Ян протянул гостю небольшую прямоугольную рамку, – начните слева направо.

– Один бьется головой о стену, другой вот закапывает колодец, те двое канат перетягивают, а эти норовят вдвоем усесться на один стул! Так ведь это наши пословицы! Сколько же их тут?!

– Больше сотни, – услышал он неожиданно и оглянулся. В дверях стоял рослый крестьянин.

– Откуда ты взялся, братец? – удивился банкир. – И откуда ты знаешь, что здесь изображено?

– Так ведь я сам ее писал! – крестьянин, снял шапку и весело расхохотался. Он смеялся так заразительно, что вслед за ним рассмеялся Ян, а потом и растерявшийся поначалу банкир. Смех волнами расплывался по мастерской, все трое хохотали до слез!

– Так это Вы, Питер?

– Собственной персоной!

– А я к Вам с выгодным предложением: хочу заказать серию «Времена года».

– Вы купили новый дом и хотите украсить его моими пейзажами?

– Нет, не совсем так. Под залог Ваших картин я смогу взять крупную сумму в банке и построить склады в Антверпене: дело очень выгодное, оно сулит мне большие барыши, да и Вы в накладе не останетесь.

– В каком духе Вы хотите, чтобы я их написал?

– В итальянской манере. Я видел в лавке своего кузена пейзажи, которые Вы привезли из путешествия, они мне по душе!

– Да, их охотно покупают в Антверпене.

– Это потому, что в них много итальянского солнца!

– Дорогой мой, Николас, не пора ли нам подкрепиться: ведь мы оба с дороги? Пообедаем и обсудим наши дела!

– Не откажусь!

– Послушай, Ян, – обратился Брейгель к ученику, – здесь в сумке всякая снедь, накрой на стол и принеси умыться.

Через несколько минут на столе оказались самые простые блюда, бутылка вина, сыр, хлеб, фрукты и овощи.

– Когда проголодаешься с дороги, нет ничего вкуснее свежеиспеченного крестьянского хлеба, никакие заморские кушанья не заменят их.

– Действительно, очень вкусно! – согласился банкир.

– Примерно так обстоит дело и с живописью, Николас. Итальянская манера достойна восхищения. И я сделал множество открытий, изучая ее. Пейзажи тамошних мастеров подобны распахнутым окнам, а портреты – зеркалам. Однако самое великое открытие сделал я, вернувшись домой после долгих странствий. Я спросил себя: почему Тициан так прославлен в Италии, почему его работы так дорого ценятся?

– Почему же?

– Да потому что он пишет то, что хорошо знает и любит. И тогда я спросил себя: «А что тебе, Питер, доставляет радость? Что позволяет тебе быть самим собой? И, наконец, что ты знаешь лучше всего?»

– И что же Вы ответили?

– Что больше всего на свете люблю край, в котором родился! Когда я, в простой крестьянской одежде, на рассвете выхожу за город, меня приводят в восторг вещи самые простые, зрение и слух мои обостряются. Я взбираюсь на холм, вижу перед собой поле золотой пшеницы, синее небо; свежий ветерок обвевает меня; трели жаворонков ласкают мой слух; я ощущаю радость и необыкновенный прилив сил! Тогда беру в руки кисть и начинаю писать тут же на открытом воздухе! Разумеется, это всего лишь эскизы, но они помогают сохранить впечатление.

Вот зачем я ухожу из города, взгляните, – Брейгель открыл папку и стал показывать свои наброски, сделанные на природе в разное время года. – Вот она, моя Фландрия, ее бескрайние просторы: поля и холмы, реки и ручейки, церкви и жилища крестьян, ее земледельцы и пастухи, жнецы и жницы, охотники и рыболовы. Эти люди – соль земли. Они живут в гармонии с природой.

– Они поистине прекрасны! – изумился банкир. – Много раз видел я эти ландшафты и этих людей, однако считал их такими заурядными, такими обыденными! Вы словно распахнули передо мною окно в знакомый и, в то же время, какой-то неведомый мир.

– Это старое фламандское окно, Николас, я лишь добавил немного итальянского солнца и воздуха!

– Скажите, Питер, из этих эскизов может получиться серия картин?

– Разумеется! – подтвердил Брейгель. – И я напишу ее в лучших традициях фламандской живописи.

– Однако…

– Однако добавлю в нее итальянского солнца! По рукам, Николас?

– По рукам, Питер!

Новые впечатления для новых картин

Игроки в карты, ок. 1594 г., Караваджо, Музей Кимбелла, Форт-Уэрт

Микеланджело Меризи де Караваджо работал в своей новой мастерской на вилле кардинала дель Монте в Риме. Кардинал заказал ему картину «Лютнист». Позировал молодой художник Марио Минити. Караваджо создавал свои картины быстро, не делая предварительных набросков: на загрунтованный холст наносил рисунок черенком кисти. Потом хватал палитру, смешивал краски, уверенно наносил их на холст, особое внимание уделял свето-теневым контрастам, они помогали делать фигуры и предметы жизненно убедительными, объемными. Художник обладал необыкновенной работоспособностью и выносливостью. Он мог работать много часов подряд, не зная усталости. Однако Марио, который позировал с лютней в руках, устал и чуть пошевелил пальцами.