Призрак Сети

Заподозрив неладное, Наталья Павловна, которая в отличии от мужа не обладала сдержанностью, озабоченно спросила:

– Ваня, почему ты молчишь? Что случилось?

– А что тут говорить? Достукался наш шутник. Из лицея исключают.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Директор велел забрать документы и переходить в школу по месту жительства, – отчеканил Иван Степанович, тяжело опускаясь в кресло.

Илья был так ошарашен, что до него не сразу дошел смысл сказанного. Наталья Павловна тоже не восприняла слова мужа всерьез. Она обернулась к сыну и начала ему строго выговаривать:

– Этого ты добиваешься? Чтобы тебя в другую школу перевели? Учишься в приличном месте, так цени. С завтрашнего дня чтобы мы больше не слышали о твоих художествах.

– Ты что, не поняла? С завтрашнего дня он в лицее не учится, – перебил ее отец.

– Ты шутишь? Он ведь почти отличник, – в недоумении сказала Наталья Павловна, лелея слабую надежду, что муж говорит это для острастки, в воспитательных целях.

– Какие уж тут шутки! Ты же знаешь, какие у Семина порядки.

Постепенно до Ильи стала доходить серьезность происходящего, и все его существо восстало против несправедливости.

– Пап, за что? Что я такого сделал?

– За сигареты. Забыл, как в прошлом году за курение троих вышибли из выпускного класса?

Эта нашумевшая история была чистой правдой. Троих старшеклассников отчислили из лицея за курение в туалете. Время от времени дядя Сэм любил устраивать показательные изгнания в назидание потомкам. В то время как в других школах подобные проступки и нарушениями-то не считались, у Семина порядки царили строгие. Его лицей был широко известен как один из лучших в городе. Родители из кожи вон лезли, чтобы определить туда своих отпрысков, но решающим фактором при приеме был не тугой кошелек, а знания поступающего. Несмотря на суровые нравы и большую нагрузку, ученики гордились лицеем. Никому не хотелось из него вылететь, поэтому, отступая от правил, даже старшеклассники придерживались конспирации, точно разведчики-нелегалы.

– Но я же не курил, – оправдывался Илья, и Наталья Павловна тотчас поддержала сына:

– Вот именно. Илюша эту гадость в рот не берет.

– А бычок скелет сам стрельнул? – возразил отец.

– Я его подобрал. Для смеху, – сказал Илья.

– Для смеху? Вот теперь и смейся, – сердито заключил отец, стукнув увесистым кулаком по подлокотнику.

– Но может быть, можно все уладить? Попросить? – робко вставила Наталья Павловна.

– Как будто я не просил! К сожалению, за нашим шутником и другие грешки водятся. Как зовут эту, которую ты змеей пугал?

– Белкина. Я ж ее не нарочно пугал, – буркнул Илья.

– А ее мать считает иначе. Она заявила, что ты социально опасный хулиган и своими выходками не даешь ее дочери прохода.

– Алинке? Что я головой стукнутый? У нее глаза, как у лягушки, на выкате. Как будто она в детстве сильно испугалась, – фыркнул Илья.

– Смотри, как бы ты не испугался, – сурово сказал Иван Степанович. – С храбрецами вроде тебя у Семина разговор простой: пинком под зад и ищи другую школу.

Наталья Павловна поморщилась. Она не одобряла простонародно грубоватых выражений, которыми частенько пользовался ее муж.

– Иван, следи при ребенке за языком, – чопорно сказала она.

– Ты бы лучше не меня воспитывала, а сына. Я имею право выражаться, как хочу, потому что достиг всего в жизни сам. Если бы наш оболтус привык решать свои проблемы, то сейчас не сидел бы задницей в луже. Спрятались, как в аквариуме за стеклом, и думаете, что это весь мир.

То, что муж наперекор ее замечанию повторил грубое слово, заставило Наталью Павловну наконец осознать серьезность ситуации.

– Как же теперь с английским языком? И где мы найдем школу с математическим уклоном? – заволновалась она.

– Раньше надо было думать. С уклоном! Пускай теперь в другом месте уклоняется. Чтобы к Семину в лицей попасть, люди с репетиторами занимаются, конкурс проходят. У него недобора не бывает.

Илья молчал. Случившееся обескуражило его и вогнало в ступор. Все происходило будто не с ним. Он словно наблюдал со стороны, как не его, а какого-то другого Илью Кречетова исключали из школы. Одна половина мозга осознавала, что свершившееся – правда, и ничего нельзя поделать, ведь не смогли же уломать директора родители той троицы из выпускного. Но другая половина мозга отказывалась верить, что в середине года ему придется расстаться с ребятами из класса и переходить в новую школу. Нет, этого просто не могло быть. Такое не могло случиться с ним.

Однако случилось. Это была явь, а не кошмарный сон. Звонок ближайшего друга Ильи, Стаса, окончательно расставил точки над «i».

– Привет. Ну как ты там? – спросил Стас. Голос у него был каким-то стыдливым и извиняющимся, как у человека, который разговаривает с безнадежно больным, зная, что тому осталось жить считанные дни.

– А ты как думаешь? Кайфую, – съязвил Илья.

– На меня-то чего злишься? Не надо было тебе Анюту доводить. Ты же знаешь, что у нее бзик. Вот дядя Сэм и понес. Он же, когда разъярится, как носорог – все крушит.

– Значит, я во всем виноват? А ты не ржал вместе со всеми? Чего же ты меня раньше не предупредил, если ты такой правильный? – разозлился Илья.

– При чем тут я? Говорят, Алинкина мать на тебя накапала, что ты к Белкиной пристаешь.

– Пристаю? Да если бы я оказался с ней на необитаемом острове, меня бы каждый день тошнило от одного ее вида, – зло выпалил Илья.

После сочувственной паузы на другом конце провода прозвучал дежурный вопрос:

– Что теперь будешь делать?

– Топиться не пойду. Вешаться тоже. И в других местах люди учатся, – как можно беспечнее сказал Илья, хотя на душе у него скребли котики.

С первого класса его приучили к мысли, что он ходит в элитный лицей. Друзей во дворе у него не было. Наталья Павловна полагала, что улица его ничему хорошему не научит. К тому же на дом задавали много. Свободное время он проводил за компьютером или с друзьями из класса. Дворовые ребята, которые ходили в обычные школы, отнюдь не пылали к нему дружескими чувствами, считая его задавакой. Следующий вопрос Стаса попал в самую больную точку.

– Ты в какую школу пойдешь? В английскую?

Родители попробовали устроить Илью в ближайшую к дому спецшколу, но в середине года это было безнадежно. Илья трепетал при одной мысли о том, что ему придется идти в обычную школу и учиться с хулиганами, которыми его вечно пугала мама. Он осознавал, что там, как и во дворе, окажется изгоем. Будущее ничего хорошего не сулило, но стоило ли плакаться перед всеми на несчастную судьбу?

– В папуасскую, – отрезал он. – Я и без ваших спецшкол проживу. Как будто нигде больше нельзя образование получить. Сидите, как в аквариуме за стеклом, и думаете, что это весь мир!

Выражение отца вырвалось у него само собой. Илью понесло. Он не понимал, зачем говорит Стасу дерзости. Может быть, оттого, что он сам страстно хотел вернуться в тот самый «аквариум» и до ужаса боялся покинуть его стены. Может, от несправедливости или оттого, что прежние друзья так легко отреклись от него, оставив за бортом. Конечно, дядю Сэма переубедить практически невозможно, но все же Илью не покидала мысль, что, если бы ребята вступились за него всем классом, директор смягчился бы.

– Ты что, взбесился? Никто тебя в бок не толкал шуточки откалывать. Психопат, – обиделся Стас.

– Да пошел ты!

– Сам иди, – отрезал Стас.