Лита. Семь прях. Книга 5

– Да плевать я хотела на ваш Первый совет! – в гневе крикнула Артемис, и у царя Эрисоруса вмиг погрустнели строгие глаза. – Он мой сын!

– Он наследник престола, Артемис. Пора бы тебе привыкнуть к этому! Мы всё обсудили много раз, зачем ты снова и снова возвращаешься к этому?

– Потому что… – Артемис прижала кончики пальцев к глазам, стараясь удержать слезы. – Потому что я люблю его. Хочу видеть, как он растет. Как меняется. Хочу читать ему книжки на ночь и…

– И это невозможно, – прервал ее Эрисорус.

Он подошел к ней, обнял со спины, стараясь не коснуться руками живота, прошептал в ухо:

– Мы же знали, что так будет. Мы нарушили закон. И наказание…

– И наказание понесу только я.

Слова вырвались сами собой. Эрисорус развернул жену к себе:

– Только ты? Ты думаешь, я не наказан? Думаешь, я не умираю каждый раз от одной только мысли о том, что мы будем жить в разлуке?

– Но наши дети будут с тобой, а я…

– А ты станешь первой жрицей…

Она лишь усмехнулась и отвела глаза. Неравноценный обмен.

– Прости меня, – прошептал Эрисорус. Он по-прежнему старался не касаться живота жены. – Но так нужно. И у нас нет выбора.

«Я умру от тоски», – подумала она, а вслух сказала:

– Почему мы не можем взять Фиорта сейчас с собой? Ведь неизвестно, когда все произойдет, – может, мы еще неделю будем в море. Я хочу, чтобы он был рядом, ведь я никогда его больше не увижу!

– Тебя ждут тяжелые дни. Не до мальчишки будет. Тем более такого… ну, радостного.

У Артемис опять намокли глаза. Радостный Фиорт, ее черноглазый мальчик, такой веселый, такой ласковый, ни секунды он не сидит на месте, каждый миг у него находятся новые дела… Но ей так хотелось, чтобы он был с ней там, на корабле! Чтобы он проводил ее в Рал-Тионский храм.

– Я не увижу его больше… – прошептала она сердцем, которое вдруг сжалось от страшных предчувствий.

– Ну что ты! Увидишь… конечно, увидишь, мы приедем к тебе через год, Первый совет разрешил видеться нам один день в году, мы приедем в храм, ты увидишь их обоих!

– Почему мне нельзя забрать этого малыша с собой, раз уж он так всем здесь мешает?

Эрисорус посмотрел на нее удивленно, будто сама эта мысль была настолько странной, что он не мог ее осознать.

– Но… я не знаю, любовь моя, ведь это мой ребенок, он должен жить во дворце и…

– И кому он будет тут нужен? Ты все время занят, к Фиорту его не подпустят, чтобы не возникало никаких конфликтов и ссор с наследником престола! – она так выделила голосом эти слова, что Эрисорус нахмурился, и Артемис тут же смягчилась, погладила его по щеке. – Позволь мне забрать малыша с собой. Ребенок должен расти с матерью.

Эрисорус покачал головой:

– Я не могу. Это не в моей власти, ты же знаешь.

– Ты царь!

– Но я не правлю, – устало вздохнул он. – Первый совет выше меня, и, пожалуйста, давай не будем тратить последние часы здесь на глупые споры.

– Глупые? – Но Артемис тут же взяла себя в руки и спросила почти спокойно: – Кто будет кормилицей этого ребенка?

– Хлоя нашла хорошую женщину, здоровую и добрую. Не плачь, не плачь, любовь моя, пусть крылья Тимирера осушат горе…

Выехали затемно, и царица нежно поцеловала на прощанье спящего сына. Он разметался во сне, скинул одеяло. Темные длинные ресницы, светлая нежная кожа, высокий лоб… он так похож на нее, так к ней привязан! Утром он проснется, и Хлоя, обливаясь слезами, расскажет, что мама уехала далеко-далеко и никогда не вернется. Он ей, наверное, не поверит. И будет ждать. Хорошо, что хоть Хлоя будет рядом – она найдет нужные слова, она сможет утешить.

– Пора.

Ей подали плащ. Усадили в повозку. Хлоя, Брахим, Тиго и остальные слуги провожали их. Эрисорусу это не нравилось, но какое это имеет теперь значение? Она уезжала навсегда.

И вот – дорога. Три колесницы королевской стражи несутся по ней, за ними повозка, и четыре колесницы едут следом.

– Они будут ехать с нами до моря? – спросила Артемис. Вот чего она точно не хотела, так это чтобы вся царская стража помогала ей рожать!

Эрисорус крикнул Элтина и сказал:

– Проводите нас до Суульских холмов и возвращайтесь во дворец.

– Но, светлейший…

Эрисорус Великий, царь Альтиды, сдвинул брови, и командир стражи покорно склонил голову.

– Спасибо, – шепнула царица мужу.

Ехали и ехали, мимо предместий, вдоль полей; у Суулы колесницы развернулись, и Элтин, заглянув в повозку, пожелал:

– Легкости и радости вашему ребенку в этом мире, ралу.

– Спасибо, Элтин, – проговорила Артемис. – Не обижайтесь, что мы отказываемся от вашего сопровождения. Но уже утро и до моря недалеко, а я волнуюсь за Фиорта: вы же знаете, чтобы уследить за этим мальчиком, даже легиона мало.

Элтин улыбнулся и снова склонил голову. Он любил царицу, и ему было жаль, что она покидает дворец. Артемис улыбнулась ему в ответ, но улыбка получилась ломаной, через силу. Эрисорус тронул царицу за руку.

– Да, – ответила та. – Кажется, начинается…

Сквозь нарастающую боль Артемис слышала удаляющийся грохот колесниц.

– Потерпи, родная! – Эрисорус встревоженно смотрел на дорогу.

Море вставало за холмами, огромное, оглушительное в своей утренней синеве, оно ждало ребенка, предназначенного ему, Айрус протягивала руки, но Гета еще крепко держала их повозку, цеплялась длинными пальцами дорог и холмов, и Артемис в предродовых муках казалось, что все боги скачут вокруг нее в диком хороводе. Она застонала.

– Нужно найти деревню, светлейший, – сказал возница Бат. – Иначе твоя жена родит на дороге, будто бродяжка.

Только верному Бату, который вынянчил царя, и могли сойти с рук такие слова.

Царь думал, пока они ехали по Ривельскому холму. Артемис кусала губы, пытаясь сдержать крик.