Птица счастья

И вдруг – из трубы тяжёлым молотом грохнуло в виски, захлестнуло сердце:

«Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой!
Не смеют крылья чёрные…»

Мороз по коже… кто-то из женщин открыто заплакал…

– Ну это же просто невозможно слушать! – громко возмутилась какая-то бабёнка. – Они же обещали: «Враг не пройдёт!» А на деле? То захватили, это сдали! Чё же делается-то? А смертей-то, смертей уже сколько! Ужас! Вон, люди говорят, что…

– Гражданка, пройдёмте, – к ней обратились двое в форме и повели к чёрной машине, стоявшей на обочине.

С огромного плаката, что на балконе здания горкома партии, на всех тревожно и сурово смотрит Родина-Мать и зовёт на фронт. Из репродукторов каждодневным набатом гремит голос Левитана: «От Советского Информбюро…» И не все ещё ясно понимали, что у каждой семьи за порогом дежурит Смерть.

Захар – на фронт

И всё же добился Захар отправки на фронт. Его место кузнеца заняла мужиковатая баба.

Теренчиха передала от сына пожелания хорошей службы: «Не смог Яша проводить – сутками бандитов ловит. Боюсь, кабы не убили…» и протянула две пары толстых носков: «А это тебе! Носи, Захарка, на здоровье! Ногам тёпленько будет. Из козы начесала да суровую нитку на пятку добавила – долго не порвутся».

Захар аж прослезился: «Тёть Матрёна… спасибо!»

Ночь. Сон не идёт. Захар лежит и глядит в потолок. Мысли мечутся по кругу: «Как оно там сложится? Как Натуся останется одна?» А Наташа спит, безмятежно посапывая. Мужчина вздохнул: «Красивая… И чего тебе, Захарка, не спится-не лежится? – спрашивает он себя, – по-быстрому наломаем бока немчуре… Вернусь… рубаху надену… гармонь возьму…»

В мягком свете ночника маячила перекинутая на стул любимая красная рубаха, надёванная последний раз на свадьбу. Едва мерцающий фитилёк стал совсем тусклым… Наплывающая темнота сковала веки.

Рано утром жёнушка радовалась, с удовольствием глядя, как Захар жуёт пирожки с капустой – стряпать их она большая мастерица! Наталья ещё с вечера собрала своему новобранцу вещмешок, куда, отдельно в сумку, уложила вещи, к ним – каравай свежего хлеба и пирожки с капустой. В другую котомку – мясные продукты: варёную курицу и добрый шмат сала, приготовленного из накануне забитой чушки.

– Солёное не испортится. В дороге будет, чем зубы занять. Ещё и поделишься с кем-нибудь.

– Спасибо… Натуська, спасибо, что ты есть у меня… – только и смог сказать Захар. Крепко обнял жену, тёплую, родную. И легко вскочил в кузов полуторки, где уже сидели призывники. Машина рванула с места. Новобранцы хором грянули: «Уходили комсомольцы на Гражданскую войну!»

Наташа махала рукою и бежала за бортовушкой.

– Буду ждать тебя, Захарушка! Береги… береги себя!

Платок слетел с головы на землю. Волосы растрепались. Она голосила навзрыд. Захар, держась за борт машины, привстал, подался вперёд: «Наташа, милая, я вернусь! Обязательно вернусь…» Она, переводя дыхание, сбавила шаг. «…Буду-у жда-ать!..» Женщина ещё долго провожала взглядом полуторку и всё махала и махала мужу рукою.

Нет, Захар не был кремнем, из которого невозможно слезу выжать. Он тихо плакал.

* * *

На станции уже много призывников. Всех наголо постригли. После медкомиссии выдали обмундирование и направили в баню. И тут Захар обнаружил, что спёрли носки – подарок Теренчихи! Обе пары. «Тьфу, зарраза!

Ну надо же, а! Растяпа чёртов! С кого теперь справлять? Да и кто признается? Есть же сволочи на свете!» А позже новобранцев сводили в местную столовую, потом в кинотеатр на митинг и ночью погрузили всех в товарные вагоны. На одном из вагонов – большая пятиконечная звезда, на другом надпись: «Смело мы в бой пойдем!»

Захар пристроился на верхнем ярусе ближе к двери. Вещмешок повесил на гвоздочек. В вагоне было холодно, и он лёг спать прямо в полушубке… Сквозь сон чувствует, как Натуся гладит его по щеке бархатными руками. Ясно слышит её шёпот: «Захарушка, родной, мой… Вставай, поешь – напекла твоих любимых… с капустой…» Цыган вскочил! Кругом – молодецкий храп и стук колёс. «Лучше бы не просыпался…» А утром он не обнаружил в вещмешке котомку с курицей и салом. «Грабанули! Ну что за гады, а!» Захар выматерился на своё головотяпство самыми последними словами! «Наелся, дурень! Ну, нет, чтобы мешок себе под голову положить! Мало мне, олуху, носков, дак ещё и сало надо было…»

Так начиналась Захарова армейская жизнь.

* * *

Военный городок или, как его называли: «учебка». Здесь – казармы, санчасть, столовая, склады, баня, спортивная площадка с полосой препятствий. Внизу – широкая река и глубокий овраг.

Казармы – трёхэтажный бревенчатый дом. Рота связистов, в которую вошёл и Захар, заняла первый этаж. Деревянные двухъярусные нары. Матрасы, подушки, простыни, наволочки, полотенца – всё, как положено. Дневальный на выходе, возле – открытые пирамиды с винтовками, ящики с патронами и боевыми гранатами. За учебкой через овраг с деревянным мостиком, висящим на толстых тросах, – большое открытое поле.

Захару, как и всем прибывшим, было всё необычно.

И на второй день началось обучение азам военного дела, в том числе и переправам-плаванию в одежде. Требовались строгая воинская дисциплина и точное выполнение распорядка дня. Наряды за каждую мелочь щедро раздавались налево и направо. Изматывали марш-броски на десятки километров. Да, «тяжело в ученье, легко в бою!» – как говаривал великий Суворов.

Питание было скудным, и некоторые ребята во время занятий падали в обморок. В санчасти их подкармливали и – снова в строй. А вот дезертиров не было, нет.

Захару подготовка давалась легко. Он был всегда чисто и аккуратно по форме одет. Крутил «солнце» на турнике, высоко прыгал через коня, мастерски владел рукопашным боем. Далеко метал гранату, отлично стрелял и быстро окапывался. А ещё, как и многие армейцы, он сдавал кровь, за что получал сливочное масло, сахар.

* * *

Фронт. И военные пути-дороги: голодные-холодные, бессонные, боевые. Всякие… Утренняя рань, и первый бой. Страшновато… Миномёты одолевают: летят пули, снаряды грохочут. И тут… чёрт! – оборвалась связь! Приказ: наладить. Срочно! Захарка-Цыган и боец Панов закидывают катушки с кабелем на загривки, хватают телефонный аппарат, винтовки и бегом-бегом по проводу… Стоп! – обрыв. Длинный? Один ли?.. Бойцы закрепили концы старого и катушечного проводов, потянули, разматывая рулон. Всё ближе и страшнее гудит и взрывается земля. Пот заливает лицо, разъедает глаза. Снаряды со страшным свистом пролетают, не долетают, рвутся рядом. Связисты едва успевают смахивать пот. Чуть пригнувшись, по проводу – всё вперёд и вперёд!

– Зараза, где конец-то?

– Да вот он!

Бойцы подтянули провод к оконечному пункту соединили. «Слава богу!» Но тут грохнуло так, что, чуть ли ни перед носом, земля взвилась фонтаном. Захар увидел, как разорвавшийся снаряд порвал уже протянутый провод на части. «Ну зарраза же, а!» Он подбежал, схватил концы проводов и стал связывать. Панов возится с другими концами. Оба стараются глубже запрятать провод в канавки. А снаряды визжат – и боец открыт всем пулям! Он – в руках Судьбы! Каждому кажется: вот-вот разорвёт именно его. «Ну этот точно – в меня!» Сердце бешено колотится и готово выскочить из груди! А жить так хочется! Но руки… руки окручивают проводки. «Соединил!» Панов тоже приподнялся: «Наконец-то!» Захар послушал в трубку – связь есть! Задание выполнено. Вдруг… в глазах его потемнело… Он кулаками протёр веки и увидел свежую воронку метрах в трёх от себя. Вскочил, сделал шаг-другой… и почувствовал слабость в левой ноге… «Ранен».

– Ложись, убьют! – заорал Панов. Щупленький, сам, рискуя, он схватил Цыгана в охапку и дотащил до окопа – откуда только силы взялись! А снаряды лупили и рвались, не переставая. Кровь ручьём лилась из обеих Захаровых ран. Панов быстро перетянул товарищу ногу. Перевязал. А нога была уже сама не своя! Ползком-ползком докувыркались до безопасного места. И тихонько: один, подволакивая ногу, а другой, подставив своё худенькое плечо, приковыляли в часть.