Если честно, мне такой вброс совсем не понравился. Догадываюсь даже, чьего языка это дело. Да и друг мой Миха через два дня пообещал «юмористу» оторвать язык, если он ещё что-нибудь похожее нафантазирует. Мне бы удивится: с чего Мишаня так завёлся, а я опять мимо ушей всё – скорым составом.
Ну, не похоже, чтобы эту девочку кто-то «крышевал» – не похоже! Взгляд открытый, честный, полный достоинства и уважения. Ни тебе заискивания, ни раболепия, ни показушности.
– Да, девочка не простая! – решил я сразу. – Такое на фантики не возмёшь
И начинал жалеть, что она – не блондинка!
Глава 3. Дама из Амстердама
Вот, что значит, когда глаза в глаза…
Сижу и злюсь мысленно:
– «Они, что её специально посадили напротив меня?! Чтобы изо дня в день лицо, это с мягкой улыбкойЮ мелькало у меня перед глазами туда-сюда?!»
Понимаю, что злюсь напрасно, что посадили девушку не специально, а на свободное место. И потом, куда бы её не посадили, она всё равно была бы в поле моего зрения.
Почему злюсь, спросите? Потому, что не обращает девушка на меня никакого внимания, словно и не главный я здесь вовсе, словно и нет меня… А ведь обещала, если будет что непонятно – непременно, обратится. Значит всё понятно? И нет никаких вопросов? Интеллектуалка, блин! Леночка с Олей первый месяц просто закидывали вопросами, на которые я еле успевал отвечать. Потом обеих перепоручил Михаилу, чтобы не доставали.
А эта просто кремень какой-то. Пыхтит и тащит. Специально поручаю ей самые трудные, не пробивные договора. Терпит, ведёт. Только улыбается в ответ.
Дружок Мишка не выдержал первым. Посмотрел на меня с видом человека вконец разочарованного и ляпнул ни много – ни мало:
– Ты, что это, Виталий Максимыч, совсем опупел? Разве можно так с девушкой? Она, что тебе – лошадь? Даже лошадь от таких нагрузок уже, наверное, отбросила бы копыта.
Я только усмехнулся ему в ответ:
– Молчит – значит нагрузка нормальная… Вот вы с Малкиным, едва на вас что-то лишнее упадёт, сразу кипиш поднимаете, хоть всех святых выноси… Да и девочки лишнего не возьмут… Уметь нужно за себя постоять. А, если не умеешь, то хотя бы учиться!
– Значится ты так, считаешь?! – взвился Михаил.
И добавил уже совсем иным тоном, как-то отстранённо:
– Не ожидал я от тебя такой подлянки…
Словно это я лично ему сделал, что-то совсем уж непотребное.
И снова я не принял это всерьёз, не задумался: а с чего это друже так за постороннюю девчонку «нервы дерёт»?
В последнее время мы с ним как-то стали отдаляться: куда не позову – всё мимо. То они с Иришкой в театр намылились, то куда-то в гости к её друзьям-подругам, то в парк – дышать свежим воздухом. Получается так: попал друг под юбку – дружбе, считай, конец. И ведь ни разу не догадался с собой позвать… Я бы тоже, например, в гости к друзьям-подругам с превеликим удовольствием.
А раньше мы с ним и на футбол вместе, и пивка когда попить, и шары в боулинг погонять. Пару лет назад даже по реке на байдарках пытались. Далеко не уплыли, конечно, но веселья было – через край.
Вот и думаю иногда с лёгкой завистью:
– «То ли самому жениться нужно, чтобы семьями дружить, то ли Мишаню разводить с Иришкой»…
Почти год живут они, а темперамент у «девушки» каким был огненным – таким и остался. И, что совсем хреново: мне в их жизни места уже нет. А так друга терять не хочется…
Видимо, самому придётся идти навстречу – иначе останусь один, как сыч.
Сначала подумал, что, может быть, Мишка боится, что я его Иришку соблазню, потому и отдаляется. Обиделся сначала на друга – почти смертельно. Можно подумать он меня не знает… Чтобы я да чужую жену? То бишь – жену друга?! Да ни в жизнь!
Потом решил: он знает это, значит дело в чём-то другом. Возможно, Иришке не совсем доверяет? Ну, это напрасно: она не Валентина – никогда ни словом, ни взглядом. Верна, как сфинкс!
* * *
Ё-моё! Не везёт сегодня с самого утра. Прямо на выходе из подъезда нарвался на «даму из Амстердама». Один глаз подкрашен по полной программе, другой подсвечен – тоже по полной, на голове «воронье гнездо» с претензией на оригинальность, грудь почти, как у дамы, бегущей по пляжу с картины Пикассо, и платье полу-вечернее – то бишь некогда бархатное с сильными потёртостями и неровной бахромой но подолу.
– Молодой человек, угостите даму сигареткой?
Вот ведь облом: и к чёрту не пошлёшь: дама сама вежливость и обаяние.
Ответил тоже вполне вежливо:
– После моих слов – не курю, видимо, последует фраза: – «Жизнь или кошелёк?»
В ответ – короткий смешок.
– Отвечу, как на исповеди, мадам: ни жизни нет, ни кошелька.
– Почто так? – вполне натурально удивилась «мадам», – бедствуем?
– Увы…
– Может дать на бедность? – продолжила любопытствовать дама, сверкнув подсвеченным глазом.
– А, что – есть? – заговорщически поинтересовался я.
Дама чуть приоткрыла видавшую виды авоську, заглянула туда и констатировала:
– Кусок колбаски, огурец… Полбулки хлеба… И всё… Ни водки, ни пива… Может сообразим?
– Ну, завтракать уже поздно, – на полном серьёзе отреагировал я, – а обедать ещё рано… В общем так: никуда не уходи – жди к ужину.
– Уже жду, дорогой! – чуть покачнувшись, ответствовала дама, прикладывая руку ко лбу козырьком.
Улепётывал от неё со всех ног, смеясь про себя:
– «Ну, дорогой, дошёл до ручки! Общаешься с дамами «приятными во всех отношениях»?
Хотя… Ирония какая-то кислая у меня выходила. Жаль всё-таки «даму из Амстердама» – так её называют в нашем дворе с её же подачи.
Некогда, она, действительно, была дамой из «высшего общества», как рассказывают наши дворовые старушки: образованная, неглупая, видная. И в Амстердаме она, действительно, жила одно время: работала секретарём в нашем посольстве.
До сих пор щеголяет в мехах, сильно побитых временем и молью. Ни семьи у неё нет, ни детей – одна живёт в двухкомнатной квартире. Что интересно, никогда и никого к себе не водит: говорит, что общества ей хватает и вне стен дома.
Сколько ей лет, как зовут, уже никто не помнит. Кажется, что все её знают со времён своего босоногого детства. Мадам, если и не раритет нашего двора, то его несомненная принадлежность, как телеграфный столб или скамейка. Без неё двор потеряет всяческую индивидуальность и шарм.