Синефилия

– Ублюдок сраный, – сказал Денис и плюнул на лежащего Криса.

Мы направились в медпункт. К кабинету дежурного врача выстроилась очередь – в основном из покашливающих парней. Две девчонки-китаянки сидели в углу, спрятав лицо за телефонами, которые противно кликали каждый раз, когда они что-то строчили в мессенджер. Каждый клик отдавался в голове приступом неистовой боли, как будто кто-то забивал гвозди прямо в виски.

– Can you mute it, for fuck’s sake![12 - Выключите звук, чтоб вас! (англ.)] – закричала появившаяся на пороге медсестра. Затем она со всей силы захлопнула дверь. Я почувствовал, как по башке врезали бейсбольной битой.

– Все бабки хочет? – спросил Денис.

– Ага… – ответил я.

– Ты можешь сходить пожаловаться. Скажи, мол, у тебя силой деньгу клянчат. Тогда пидараса точно отчислят. Хотя… он же англичашка. Расисты сраные…

– Шовинисты. Расист – это когда дискриминируешь другую расу.

– Не будь занудой, у тебя глаз подбит.

– Ты о себе лучше подумай.

– А чё я? – спросил Денис.

– За то, что ты Криса отмудохал, тебе грозит отчисление. Это не в комнату Эммы пробраться, так просто с рук не сойдет. В тот раз забили, в этот могут за яйца схватить.

– Да не! – Денис демонстративно махнул рукой. – Ничего они мне не сделают. Во-первых, куча свидетелей, которые докажут, что я повел себя как «настоящий джентльмен». Во-вторых, есть ты и твой подбитый глаз!

И вдруг Денис засмеялся. Так громко, что даже китаянки отвлеклись от телефонов.

– Что такое? – спросил я.

– Уже второй раз за два дня злоупотребляю твоими травмами. То ты ногу подвернул, то глаз подбили. Реально Steadfast.

И правда, это было забавно; я попытался засмеяться, но к голове поднялась жуткая пульсирующая боль. Я схватился за скамью, подташнивало.

Врач выкрикнул мое имя. Я оказался в комнате, пропахшей антисептиками. На фоне голубых обоев и белого кафеля я не сразу заметил врача, который сидел на металлическом стуле и выстукивал что-то на клавиатуре.

– How can I help you? – начал он, оборачиваясь ко мне. – Oh, gosh! You look beastly![13 - Как я могу вам помочь? О боже, вы выглядите чудовищно! (англ.)]

Осмотрев меня, он наложил пару швов на виски и выписал парацетамол. Я был освобожден от занятий на пять дней. Неделю я провел за просмотром «Коня БоДжека», прерываясь только на созвон с родителями: мама распереживалась, отец поздравил с посвящением в мужчины.

Время от времени заходил Денис. Он рассказал, что профессор Тоунер ждет моего выздоровления, чтобы «прояснить обстоятельства произошедшего».

– Ты, главное, не забудь сказать, что я за тебя заступился! – говорил он.

– Ну ясен пень. О чем ты вообще?

Спустя неделю я отправился к профессору Тоунер. Ее кабинет находился в самой отдаленной части кампуса за толстой дубовой дверью. Возле кабинета всегда царила гробовая тишина. Стульев в коридоре не было: директор не радовалась гостям. Я постучался.

– Come in[14 - Войдите (англ.).].

Профессор Тоунер сидела за огромным столом, на котором располагались широкий монитор и стопка разноцветных папок. Директор смотрела на меня выжидающе – так, словно это не она меня вызвала, а я к ней напросился.

– Please, sit down[15 - Присядьте, пожалуйста (англ.).], – сказала она наконец.

Я сел на чертовски неудобное скрипучее кресло. По привычке хотел закинуть ногу на ногу, но сдержался. Директор спросила о моем самочувствии.

– Better[16 - Лучше (англ.).], – ответил я.

Профессор Тоунер стала расспрашивать о «чудовищном инциденте, который произошел в кампусе на прошлой неделе». Я сказал, что Крис Дженкис силой вымогал у меня деньги и что я отказался их ему давать, из-за чего он меня избил.

– Why would he want your money? – спросила она.

– I don’t know… you know, there is a stereotype about rich Russians, – ответил я. – All these BBC shows and Chelsea and oligarchs… stuff like that…

– Yes, I know. But it’s not for nothing, is it?

– The oligarchs?

– No, you and Chris[17 - – Зачем ему понадобились ваши деньги?– Не знаю… знаете, есть стереотип о богатых русских. Из-за всех этих шоу на ВВС, «Челси» и олигархов.– Знаю. Но это же все не просто так?– Что не просто так? Олигархи?– Нет. Я про вас с Крисом (англ.).].

И тут я понял, что забыл придумать, зачем Крису понадобились мои деньги. Сказать профессору Тоунер, что я продаю сигареты, значило бы вырыть себе еще более глубокую яму. Нет, не только себе, но и всей школе. Наверняка профессор Тоунер задала похожий вопрос Денису, но тот забыл меня предупредить.

– What did Chris say?[18 - А что сказал Крис? (англ.)] – спросил я.

Крис, по словам профессора Тоунер, вообще отказался называть причину драки. Она сказала, что у нее возникли подозрения о каких-то «темных делишках» и что она обязательно докопается до правды. Я спросил, как накажут Криса.

– The same way we’ll punish Daniel, – ответила она. – They will have to write a 2000-word essay on fighting dangers.

– But he stood up for me![19 - – Так же, как я накажу Дэниэля. Они должны написать эссе на 2000 слов о вреде драк.– Но ведь он за меня заступился! (англ.)] – запротестовал я.

Профессор Тоунер сказала, что перед школьными правилами все равны, а о запрете драк говорится на первой странице инструкции по безопасности.

– You’ve read it, haven’t you?[20 - Вы же прочитали, верно? (англ.)]

Я ответил, что мог прочитать невнимательно или вовсе подписать, едва бросив взгляд на текст.

– Ignorance of the law is not an excuse[21 - Незнание закона не освобождает от ответственности (англ.).], – сказала она и добавила, что я могу быть свободен.

IV

Настроение испортилось. Впрочем, оно и так было ни к черту. Я выбрался из кампуса и отправился в школьный парк. Деревья покрылись первой зеленью, и в парке было приятно спрятаться от весенней духоты. Где-то высоко на ветках носились беспечные белки. Я порылся в сумке и нашел пачку недоеденных сухариков. Раскидав их вокруг, я сел на пенек в ожидании, что белки оценят мою доброту. Одна из них прискакала к кучке, взяла один сухарь, понюхала его и брезгливо отбросила в сторону, после чего забралась на высоченную сосну.

Прилетели вороны. Они жадно набросились на сухари, а когда остались только крохи, принялись отбирать их друг у друга, противно гаркая и махая крыльями. «Ну хоть кому-то моя благотворительность понадобилась», – подумал я и поплелся назад в школу.

На обратном пути встретились Эмма с Колином. Они шли, держась за руки. Движения Колина, и без того всегда красноречивые, казались со стороны самоуверенными и развязными. Эмма смотрела под ноги, время от времени поворачивалась к нему спиной и говорила что-то в духе: «чудесный день» или «как же здесь хорошо». Я наступил на ветку – она хрустнула, и голубки обернулись. Я попытался изобразить безразличие. Они, в свою очередь, изобразили невинность. Мы поравнялись и вместе добрались до кампуса.

По пути Колин расспрашивал о драке. Он называл Криса тупорылым ослом.

– But Dan is no better[22 - Но Дэн ничем не лучше (англ.).], – добавил он. Эмма закашлялась.

Я сказал, что Денис поступил как настоящий друг и что любой нормальный человек на его месте сделал бы то же самое. Сказал, что это всяко лучше, чем стоять и смотреть, как кого-то бьют по башке, и снимать драку в Снэпчат. Эмма согласилась. Колин замолчал.