В лесу

– Пожалуйста, миссис Девлин, – заговорил я, стараясь незаметно встать между ней и дверью, – обещаю, как только появится такая возможность, я отвезу вас к Кэти, но прямо сейчас увидеть ее не получится. Это просто невозможно.

Женщина непонимающе посмотрела на меня. Глаза красные, рот приоткрыт.

– Доченька моя, – выдохнула она, а потом как-то обмякла и зарыдала – хрипло, безудержно. Голову она откинула назад и не сопротивлялась, когда Кэсси приобняла ее за плечи и усадила обратно в кресло.

– Как она умерла? – спросил Джонатан. Он все еще не отрываясь смотрел в окно. Слова вышли неразборчивыми, словно губы у него онемели. – Как?

– Этого мы не узнаем, пока специалисты не осмотрят ее, – ответил я. – Мы будем держать вас в курсе всех наших действий.

На лестнице послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла девушка. За ее спиной в прихожей по-прежнему топталась Джессика. Сунув в рот прядь волос, Джессика смотрела на нас.

– Что случилось? – запыхавшись, спросила девушка. – О господи. С Кэти что-то случилось?

Ответа не последовало. Маргарет прижала кулак к губам, и рыдания превратились в страшные хриплые вздохи. Девушка переводила взгляд с одного лица на другое. Высокая и худощавая, с рассыпанными по плечам каштановыми кудряшками. Восемнадцать ей или двадцать, сказать было сложно, однако накрасилась она не по-подростковому умело, да и одета была дорого: черные брюки по фигуре, туфли на высоких каблуках, белая рубашка, на шее шелковый сиреневый шарф. Она буквально излучала витальность, наэлектризовывая ею все вокруг. В этом доме она казалась поразительно не к месту.

– Пожалуйста. – Она обращалась ко мне. Голос был высокий, чистый и выразительный, а выговор как у диктора, совсем не похожий на мягкий провинциальный говор Джонатана и Маргарет. – Что случилось?

– Розалинд, – сказал Джонатан хрипло и откашлялся. – Они нашли Кэти. Мертвую. Ее убили.

Джессика издала тихий невнятный звук. Розалинд на секунду задержала взгляд на Девлине, а потом глаза у нее закатились и она пошатнулась, но успела ухватиться за дверной косяк. Кэсси обхватила ее за талию и усадила на диван.

Розалинд откинулась на подушки и наградила Кэсси едва заметной благодарной улыбкой. В ответ Кэсси тоже улыбнулась.

– Можно мне воды? – прошептала девушка.

– Я принесу, – вызвался я.

На кухне – выскобленный линолеум, лакированные стулья и стол в псевдодеревенском стиле – я открыл кран и быстро огляделся. Ничего примечательного, разве что батарея баночек с витаминами на полке буфета, из-за которых выглядывал внушительного размера пузырек с валиумом, если судить по этикетке, выписанным для Маргарет Девлин.

Розалинд сделала глоток воды и глубоко вздохнула, прижимая худую руку к груди.

– Иди наверх и Джесс с собой забери, – сказал Девлин.

– Пожалуйста, можно я останусь? – Розалинд вскинула голову. – Кэти моя сестра, и я хочу знать, что с ней произошло… Я… Я справлюсь. Со мной все в порядке. Простите, что я… Я выдержу, честно.

– Мистер Девлин, позвольте Розалинд и Джессике остаться, – сказал я. – Возможно, им известно что-нибудь, что нам поможет.

– Мы с Кэти очень близки. – Розалинд посмотрела на меня. Глаза она унаследовала от матери – большие и голубые, с поволокой. Потом перевела взгляд мне за спину. – Ох, Джессика, – она протянула руки, – Джессика, родная, иди сюда.

Джессика юркнула мимо меня. Глаза у нее блестели, как у дикого зверька. Она пристроилась на диване рядом с Розалинд.

– Мне очень неловко беспокоить вас в такое время, – сказал я, – но нам необходимо задать вам несколько вопросов, это поможет нам отыскать преступника. Вы сейчас в состоянии ответить на них или нам лучше зайти через несколько часов?

Джонатан Девлин выдвинул из-за стола стул, со стуком переставил его, сел и с трудом сглотнул.

– Давайте сейчас. Спрашивайте.

Мы принялись не спеша задавать вопросы. В последний раз они видели Кэти в понедельник вечером. Два часа – с пяти до семи – она провела в балетной студии в Стиллоргане, что в нескольких милях от центра Дублина. Без четверти восемь Розалинд встретила ее на автобусной остановке и они пошли домой. (“Она сказала, занятия прошли чудесно. – Розалинд уткнулась лбом в сцепленные руки, и волосы волной упали ей на лицо. – Что она прекрасно танцевала… Знаете, ее ведь приняли в Королевское балетное училище. Еще несколько недель – и она бы уехала”. Маргарет всхлипнула, Джонатан вцепился в подлокотники стула.) После Розалинд с Джессикой ушли к живущей на другом конце поселка тетушке Вере, пообщаться с двоюродными сестрами.

Кэти перекусила дома – тост с консервированной фасолью и апельсиновый сок – и отправилась выгуливать соседскую собаку. Она так подрабатывала, копила на жизнь в балетном училище. Вернулась где-то без десяти девять, приняла душ и села смотреть телевизор с родителями. В десять часов, как обычно летом, Кэти пошла спать и успела немного почитать, но потом Маргарет велела ей выключить свет. Джонатан и Маргарет остались смотреть телевизор, а спать легли чуть за полночь. Перед сном Джонатан по привычке проверил, все ли заперто – двери и окна – и накинута ли на входную дверь цепочка.

На следующее утро, в половине восьмого, он встал и уехал на работу – он трудится в банке старшим кассиром. Кэти он утром не видел. Джонатан заметил, что цепочка снята, но предположил, что Кэти, ранняя пташка, уже поднялась и пошла к тетушке, чтобы позавтракать вместе с сестрами. (“Она так иногда делает, – сказала Розалинд, – она любит яичницу с зажаркой, а мама… Мама по утрам плохо себя чувствует и не готовит”. Маргарет душераздирающе зарыдала.) По словам Джонатана, у всех девочек имеются ключи от входной двери, просто на всякий случай. В двадцать минут десятого Маргарет проснулась и пошла будить Кэти, но дочери в комнате не оказалось. Маргарет немного подождала, предположив, как и Джонатан, что Кэти встала пораньше и убежала к тете. Потом она позвонила Вере. Затем обзвонила друзей Кэти. И, наконец, сообщила в полицию.

Мы с Кэсси неловко ерзали в креслах. Маргарет плакала, тихо, но безостановочно. Спустя некоторое время Джонатан принес ей упаковку салфеток. По лестнице спустилась щуплая женщина с глазами навыкате – я предположил, что это тетушка Вера. Сцепив руки, она неуверенно потопталась в прихожей, после чего медленно удалилась на кухню. Розалинд терла обмякшие пальцы Джессики.

По их словам, Кэти была доброй девочкой, в школе училась неплохо, но особыми талантами не обладала, зато обожала балет. Характер у нее был непростой, однако в последнее время ни с друзьями, ни с родными она не ссорилась. Чтобы мы сами в этом удостоверились, нам сообщили имена друзей. Из дома она никогда не убегала – ничего подобного за ней не водилось. Она вообще в последние дни ходила счастливая, еще бы – ее ждет балетное училище. Джонатан сказал, что мальчиками она пока не интересовалась, господи, да ей всего двенадцать, однако тут Розалинд мельком глянула на него и выразительно перевела взгляд на меня, поэтому я отметил про себя, что надо будет поговорить с ней с глазу на глаз.

– Мистер Девлин, какие отношения были у вас с Кэти? – спросил я.

Джонатан уставился на меня.

– Вы что, меня, блядь, обвиняете? – прохрипел он.

Джессика издала громкий истерический смешок, и я подскочил от неожиданности. Розалинд поджала губы и, нахмурившись, покачала головой, потом приобняла сестру и ободряюще улыбнулась ей. Джессика наклонила голову и сунула в рот прядь волос.

– Никто вас ни в чем не обвиняет, – твердо произнесла Кэсси, – но нам нужны основания для того, чтобы исключить какую-либо возможность. Если мы этого не сделаем, то когда найдем этого человека – а мы его найдем, – адвокат защиты выдвинет вполне обоснованные возражения. Подобные вопросы очень болезненны, понимаю, но уверяю вас, мистер Девлин, еще больнее будет, если этого человека оправдают лишь потому, что мы их не задали.

Джонатан втянул носом воздух и немного успокоился.

– У нас с Кэти были потрясающие отношения, она мне рассказывала обо всем. Мы доверяли друг другу. Я… возможно, я слишком баловал ее.

Джессика вздрогнула, Розалинд снова метнула на него взгляд.

– Мы и ссорились тоже, как ссорятся отец с дочерью, но она была прекрасной дочерью и прекрасной девочкой, и я ее любил. – Впервые его голос сорвался, и Джонатан сердито мотнул головой.

– А у вас, миссис Девлин? – спросила Кэсси.

Маргарет рвала салфетку, клочки сыпались ей на колени. С какой-то детской покорностью она посмотрела на нас.

– Они у нас все замечательные, – прошептала она сдавленным, дрожащим голосом, – а в Кэти мы… души не чаяли. И с ней всегда было легко. Не знаю, как мы теперь без нее. – Губы ее дернулись.

Ни Розалинд, ни Джессику никто из нас спрашивать не стал. В присутствии родителей дети редко откровенничают о братьях и сестрах, а единожды соврав, ребенок, особенно маленький и растерянный, как Джессика, склонен цепляться за собственную ложь и загонять правду на самые задворки сознания. Позже мы попробуем добиться от Девлинов разрешения поговорить с Джессикой, да и с Розалинд тоже, если ей еще нет восемнадцати, наедине. Впрочем, что-то мне подсказывало, что это будет непросто.

– Как вы полагаете, кто мог бы желать Кэти зла? – спросил я.

Сперва все молчали. Затем Джонатан резко отодвинул стул и вскочил.

– Господи, – пробормотал он и замотал головой из стороны в сторону, как разъяренный бык, – все эти звонки.

– Звонки? – переспросил я.

– Господи. Я его прикончу. Вы сказали, ее на раскопках нашли?

– Мистер Девлин, – ровно произнесла Кэсси, – прошу вас, сядьте и расскажите нам об этих звонках.

Он посмотрел на нее и постепенно пришел в себя, сел на место. Однако взгляд его остался отстраненным, и я готов был поклясться, что он придумывает, как ему лучше расправиться с тем, кто названивал.

– Вы же знаете, что там, где сейчас раскопки, собираются шоссе пустить? – спросил он. – Местные, почти все, этого не хотят. Некоторые, правда, уже подсчитали, насколько вырастут в цене их дома, если шоссе пройдет прямо возле поселка, но большинство из нас… Этому месту надо присвоить статус культурного наследия. Оно уникально и принадлежит нам, правительство не имеет права его разрушать, причем нас они даже не спросили. Мы в Нокнари проводим кампанию “Стоп шоссе!”, я председатель и все координирую. Мы устраиваем демонстрации возле зданий правительства, пишем политикам письма – несмотря ни на что.