Тайное место

– Дала ему коленом по яйцам. Кстати, если кому интересно, реально работает. А когда мы вернулись в школу, отмывалась в душе хрен знает сколько.

Они помнят тот случай. Никто тогда не связывал это с Джеймсом Гилленом (Джулия походя бросила, мол, не стоило и заморачиваться, все равно как с лабрадором целоваться). Теперь, в свете услышанного, все кажется очевидным и ясным, как пощечина.

– И вот не знаю, как вас, но меня вдруг посетила гениальная догадка, что Джеймс Гиллен не стал рассказывать остальной компании из Колма, что в тот день он получил только разбитую мошонку, а начал трепаться, что я, мол, шлюха ненасытная и похотливая. И вот почему Маркус, мать его, Уайли считает, что я буду в восторге от фотки его члена. И так оно и будет продолжаться, да?

– Да они забудут. Уже через пару недель… – неуверенно начинает Селена.

– Нет. Не забудут.

Тишина и внимательно смотрящая на них луна. Холли мечтает, как бы выведать какой-нибудь мерзкий секрет про Джеймса Гиллена и рассказать всем, чтобы все начинали ржать, едва его увидят, и он в итоге покончил бы с собой. Бекка старается придумать, как подбодрить Джулию – шоколад, забавные стишки… Селена представляет старую пожелтевшую тетрадь, исписанную каллиграфическими строками, негромкое рифмованное песнопение, пучок трав и запах паленых волос; и сияние, окружающее их четверых, делающее их неуязвимыми. Джулия разглядывает облака, похожие на разных зверей, и вонзает ногти в землю, прямо сквозь дерн.

У них нет оружия против этого. Мир избит и изранен, пульсирует черно-белым и вот-вот рассыплется.

Прерывает молчание Джулия, решительно и зло, словно с грохотом захлопывает дверь:

– Пальцем не прикоснусь ни к одному парню из Колма. Никогда.

– Это все равно как сказать, что вообще с парнями общаться не будешь, – возражает Холли. – Мы только с ребятами из Колма и пересекаемся.

– Значит, никаких парней вплоть до колледжа. Пофиг. Лучше так, чем ждать, пока еще один придурок расскажет всей школе, какие у меня сиськи на ощупь.

Бекка опять краснеет.

Селена будто слышит звон, легкое динь! серебром по хрусталю. Она резко садится:

– Тогда я тоже.

Джулия бросает на нее яростный взгляд:

– Я не выделываюсь, типа “ах, мои нежные чувства задеты, поэтому отныне никаких мужиков”. Я серьезно.

– Я тоже, – отвечает Селена спокойно и уверенно.

Днем все было бы иначе. Днем на улице или в комнате с электрическим освещением им бы и в голову такое не пришло. Бессильная, сдерживаемая ярость пустила бы корни. Пятно въелось бы, стало вечным клеймом.

Ветер разгоняет облака, и сверху льется, спиралью закручиваясь вокруг них, чистый лунный свет.

– Я тоже, – говорит Бекка.

Джулия приподнимает бровь в шутливом сомнении. Бекка не знает, как объяснить, что для нее это важно, что, если бы могла, она принесла бы в центр их круга самую грандиозную ценность в мире и сожгла бы ее дотла, чтобы они поняли; но тут Джулия улыбается и подмигивает ей.

Взгляды устремлены на Холли. Она вспоминает отца, его усмешку, когда пытаешься добиться от него прямого ответа: никогда не связывай себя обещаниями, если не уверена, что сможешь их сдержать, и даже тогда не надо.

Три ярких светящихся силуэта на фоне темных деревьев: они ждут.

Мягкая тень под подбородком Селены, узкий излом запястья Бекки, опущенный уголок рта Джулии. Холли будет помнить их и в сто лет, когда весь прочий мир сотрется из памяти. Ладони пульсируют и тянутся к подругам. Болезненная спираль закручивается внутри, чувство похоже на жажду, но нет, оно где-то глубоко в груди. Что-то происходит.

– Я тоже, – говорит она.

– Господи, – вздыхает Джулия, – уже слышу: теперь они скажут, что у нас тут лесбийская секта.

– И что? – спрашивает Селена. – Пускай говорят что угодно. Нам-то что?

Тишина. Они впитывают сказанное. Мысли несутся вскачь. Они видят, как Джоанна кривляется и хихикает в “Корте”, пытаясь подцепить очередного парня из Колма, как Орла беспомощно ревет в подушку, после того как Эндрю Мур с дружками размазали ее по полу, видят, как сами они изо всех сил стараются правильно стоять, правильно ходить, правильно одеваться и правильно говорить, вечно под цепкими взглядами парней, и думают: никогда никогда никогда никогда никогда больше. Вырваться, как супергерой, разрывающий наручники. Кулаком в морду – и наблюдать, как разлетается на куски.

Мое тело, мой разум, как я одеваюсь, как я хожу, как говорю – все мое.

Сила этой мысли, гудящей в их головах, ждущей возможности вырваться на свободу, вызывает дрожь до самых костей.

– Будем как амазонки, – говорит Бекка. – Они тоже мужчин избегали, совсем, и их не волновало, что люди подумают. А если парень пытался с ними позволить себе, он… – Пауза, наполненная свистом стрел и потоками крови.

– Но-но! – К Джулии возвращается ее улыбка, настоящая, та, которой посторонние почти никогда не видят. – Расслабьтесь, это же не навсегда. Только до конца школы, пока не сможем встретиться с нормальными человеческими парнями.

До конца школы еще очень много лет, невообразимо много, это случится так не скоро, что, считай, и вовсе не случится. Так что – навсегда.

– Надо пообещать. Принести клятву, – предлагает Селена.

– Ой, да ладно, – возражает Джулия. – Кто вообще так делает…

Но возражает как-то неуверенно, скорее по привычке, и слова улетают в темноту, бестолковые и никем не услышанные.

Селена вытягивает руку ладонью вниз, над травой и невидимыми тропками насекомых.

– Клянусь, – начинает она.

Вверху, во тьме, пищат летучие мыши. Кипарисы склоняются к ним, внимательно, одобрительно смотрят. Их шепот вдохновляет и воодушевляет девчонок.

– Ладно, – присоединяется Джулия. Получается громче, чем она рассчитывала, так громко, что сама пугается; сердце бьется быстро, словно вот-вот приподнимет ее над землей. – Ладно, давайте.

Она кладет свою руку поверх руки Селены. Легкий шлепок разносится по поляне.

– Клянусь.

Бекка – тоненькая ручка, невесомая, как пушинка одуванчика, на руке Джулии – отчаянно с запозданием жалеет, что не стала смотреть на фотографию и не видела того, что видели остальные.

– Клянусь.

И Холли:

– Клянусь.

Четыре руки сплетаются в узел, обернутый лунным светом, пальцы переплетаются, каждая старается дотянуться до всех остальных сразу. Короткий смешок.

Кипарисы вздыхают. Долгий, удовлетворенный вздох. Луна неподвижно висит в небе.

9

Ребекка О’Мара балансировала на одной ноге в дверях художественной мастерской, зацепившись другой за собственную лодыжку. Длинные каштановые волосы, мягкие и волнистые, завязаны в хвост, никаких попыток их выпрямить. Примерно на дюйм повыше Холли; худая – не болезненно, но кусок пиццы ей бы не помешал. Ее не назовешь красивой – черты лица еще не определились, – но лишь пока. Большие карие глаза настороженно смотрят на Конвей. На Тайное Место даже не покосилась.