Последние краски осени

«Огромное! Говори, что у тебя».

«Ты не представляешь, кого я сегодня встретила недалеко от нашего универа!»

«Сальвадора Дали?» – Рита попыталась сострить.

«Почти! Ластовская, ты сидишь? Я встретила Богнера! Богнер в городе».

Рита недоуменно посмотрела на экран телефона, чувствуя, как на лбу моментально выступила испарина. Где бы ни находились поджилки в ее теле, они немедленно затряслись. Ее колотила усиливающаяся внутренняя дрожь. Рита вскочила с места, но почему-то ноги были ватными.

Он в городе. Богнер! Человек из ее снов! Он реален, он существует, он жив, здоров, способен прилететь из Нью-Йорка. Он больше не плод ее воображения, не ее воспоминание, не фантомная боль.

Рита наполнила стакан водой из-под крана и жадно его осушила.

Надо успокоиться. Взять себя в руки. Включить голову. Мыслить логически.

Несмотря на то, что он в городе, он не написал ей. Он не позвонил и ничего не сказал. Он забыл ее, и для него все, что произошло прошлым летом, стало неважно.

Привычная боль раскаленным огнем обожгла ее сердце. Почему слова «Богнер» и «боль» так похожи? Почему они всегда соседствуют, ходя за руку, словно лучшие друзья?

«Богнер, помнишь ли ты обо мне? Наши мгновения, наши чувства, творчество, безумные ночи, твои песни, разукрашенный амбар? Живо ли это в твоем сердце, как в моем?» – стучало в голове у Риты. Словно не было этого года, словно не прикладывала она столько сил, чтобы выкинуть Богнера из своих мыслей, и не собиралась символично сжечь свою шляпу или закопать ее на заднем дворе среди цветов. Богнер предстал перед ней немедленно, словно увеличивающаяся голограмма, заполнив собой всю комнату.

Рита надела сандалии и, схватив свою неизменную холщовую сумку, выскочила из квартиры.

2

Ей надо было чем-то дышать, но кто-то словно сдавил горло мощной рукой, перекрыв доступ к кислороду. Она хватала прохладный вечерний воздух ртом, не имея возможности сделать вдох. Иллюзия спокойной, предсказуемой, уравновешенной жизни разбилась вдребезги, и ее осколки сейчас разлетались по району.

Ничего в жизни Рита не желала больше, чем увидеть Богнера и привычным жестом запустить руки в его мягкие курчавые волосы, погреть озябшие ладони о его жаркую кожу, пряча их под мягкой тканью его бархатистой на ощупь толстовки, утонуть в бездонных синих глазах. Прошел год, а она до сих пор любила его больше всего существующего в этой вселенной, разве что рисование могло соперничать с Богнером по силе подаренных эмоций и неотвратимости притяжения. Да, тогда, год назад, ее решение было основано исключительно на этой всепоглощающей любви, на ее бездонном, как глаза Алекса, желании, чтобы тот был здоров. Долгое время Рита была уверена, что закончить их отношения было единственным правильным и возможным решением, спасающим их жизни. Ради этого она готова была страдать, склеивать заново себя и свою жизнь, пытаться убедить безутешное и израненное сердце в том, что во всех этих муках скрыт огромный смысл. Ей даже в какой-то момент практически удалось убедить себя, что Алекс был иллюзией, прекрасным сном, которому никогда не суждено воплотиться наяву, однако Рита очнулась в тот же момент, когда получила сообщение от Лурдес. Это ее теперешняя жизнь в светлой квартире с переоборудованной в мастерскую спальней, с кофе в постель по утрам и велосипедными прогулками на выходных была иллюзией. Фантомом, насквозь пронизанным воспоминаниями о сочных красках прошлого лета, как изъеденное изнутри дерево. Она держалась на плаву только благодаря творчеству, которое приобрело с Богнером новую форму и смыслы, вспыхнувшие вместе с первой свечой в темном и сыром амбаре.

Она взяла телефон в руки и нашла их давнюю переписку. Последнее сообщение было датировано сентябрем прошлого года. Интересно, он сохранил тот же самый номер? Дрожащими руками она набрала текст:

«Богнер, это Рита. Я знаю, что ты в городе, и хочу увидеть тебя».

Отправив сообщение, Рите, наконец, удалось вздохнуть полной грудью, словно рука, держащая ее за горло, неожиданно ослабла. Она медленно выдохнула, потом повторила действие: глубокий вдох и медленный выдох. Еще, потом еще раз. Голова немного закружилась, но она почувствовала себя гораздо лучше. Она села на деревянную скамью, стоящую вдоль пешеходной дороги, плотно прижав стопы к земле, чтобы не потерять связь с реальностью. Разум, который покинул Риту после получения сообщения от Лурдес, потихоньку возвращался, давая понять, что она сейчас делает невероятную глупость, поддавшись эмоциям. Что, если Богнер все так же болен или его состояние ухудшилось? Что, если встречи с Ритой, способные всколыхнуть волну эмоций, опасны для него? Почему он не позвонил ей сам ни разу с тех пор, как покинул Швейцарию? С чего она взяла, что с его стороны все так же и по-прежнему взаимно? Отдает ли Рита себе отчет в том, что она сейчас готова поставить на карту свое будущее ради красивой картинки отношений с человеком с наркозависимостью и психическими отклонениями, которого она знала от силы полгода?

Рита все больше ощущала связь с землей под своими ступнями. Она почувствовала вечернюю прохладу и зябко поежилась. Она возвращалась на землю и уже жалела о сообщении, отправленном на эмоциях.

Девушка поднялась на ноги и, отдышавшись, направилась к дому. Зайдя в подъезд и поднявшись по лестнице до двери квартиры, она обнаружила, что та не заперта, а Рене по-прежнему нет дома. Это означало, что, поглощенная своими эмоциями, она просто забыла закрыть входную дверь, чего ни разу не случалось с ней до этого. Она потеряла контроль.

Рита сбросила с себя одежду, шмыгнула под одеяло и накрылась им с головой, надеясь уснуть до прихода Рене. Чувствовала она себя на редкость паршиво.

***

Несмотря на все свои старания, Рите не спалось до глубокой ночи. Без сомнения, она слышала, как пришел Рене, щелкнув дверным замком и аккуратно ступая по деревянному полу коридора, который все же предательски скрипнул. Она слышала плеск воды в душе и внутренне сжималась оттого, что Рене сейчас окажется в их постели, в двадцати сантиметрах от нее. Конечно, так было не всегда. Вначале их отношения носили некий оттенок свежести и уюта, но сегодня этот карточный домик рухнул. Интересно, у ее папы были похожие чувства за долгие годы его брака с мамой? Что ни говори, Рита была истинной дочерью своего отца: скрытной, упрямой, подавляющей свои настоящие чувства – терпеть, стиснув зубы, и делать хорошую мину при плохой игре. Наверное, рисование было ее единственной возможностью прикоснуться к себе настоящей в моменты, когда можно было сбросить маски. Однако, даже оставшись наедине с холстом и красками, она частенько контролировала себя сильнее, чем требовалось, делая упор больше на технику, чем на смысл, вкладываемый в произведение. Так продолжалось до того момента, пока в ее жизни не появился Богнер. Тогда Рита однозначно поняла, что ни один контроль не властен над чувствами к Богнеру, рвущимися на свободу из глубины ее души, завладевая всем – ее творчеством и жизнью. Так, миру явилась новая Рита.Интересно, Надюша, пассия ее отца, помогла ему открыть в себе что-то неизведаное, доселе спрятанное от всех?

Дверь в спальню приоткрылась, и Рита съежилась под одеялом, стараясь не выдать себя, однако Рене был очень уставшим и мирно засопел практически в ту же минуту, как его голова коснулась подушки. Рита сомкнула глаза ближе к утру и открыла их, когда солнце уже стояло высоко над городом. Она чувствовала себя абсолютно разбитой от нахлынувшего осознания факта, что она до сих пор любит другого мужчину и, пожалуй, пора прекратить создавать иллюзию того, что между ней и Рене все хорошо. Их совместная жизнь была удобной, не более того. Бывало, что она не разговаривала со своим молодым человеком больше суток и не чувствовала такой потребности, вовсе не оттого, что Рене было нечего рассказать. Разгадка была в том, что Рите было неинтересно его слушать. Она видела, какими глазами провожают ее спутника встреченные на улицах женщины всех возрастов, осознавала его истинную цену, ценила надежность и заботу, но не любила. Рита меньше всего хотела повторить судьбу своих родителей, когда они двадцать лет делали вид, что в отношениях все прекрасно, играя в молчанку и считая вымученное продолжение брака своим долгом. К счастью, в случае Рене никто не говорил о свадьбе.

Если Рита хотела предельной честности и искренности с Рене, на которую год назад она, как художник, решилась в отношении своего зрителя, она была обязана рассказать ему все, что было на сердце, и это поднимало целый ряд бытовых вопросов, на которые у девушки не было ответа. Что будет, если она решит уйти? Как жить, когда в собственности у нее один велосипед? На какие деньги снимать квартиру? Куда и как перевозить свою мастерскую и написанные картины, которые она пока не смогла продать?

Однако, как только мысль съехать от Рене пришла ей в голову, несмотря на противно скребущийся в животе страх, Рита, почувствовала неимоверное облегчение. Она словно смогла заново дышать. Она была несказанно благодарна Рене за все, что он для нее сделал, его теплые чувства и мужское плечо, желание делиться и заботиться, но у их отношений не было будущего, а настоящее представлялось очень зыбким, шатким и туманным. Рене заслуживал, чтобы его любили. Он заслуживал честности.

Окрыленная и немного пораженная своей неожиданной смелостью и готовностью сделать шаг в неизвестность, Рита приподнялась на кровати, потянувшись к потолку руками, стряхивая с себя остатки сна и чувствуя прилив энергии и облегчения от принятого решения. Затем она потянулась к телефону, лежащему на белой тумбочке.

«Я надеялся, что ты напишешь. Готов встретиться в любой момент, у меня нет планов».

Рита мгновенно вскочила на ноги, вглядываясь в экран телефона и не веря своим глазам, готовая прыгать от счастья. Какая разница, что она будет есть и где спать завтра, если сегодня она увидит Богнера!

«В 13.00 на смотровой площадке перед парламентом?»

«В нашем месте, где я стал счастливым обладателем твоего номера телефона! Я буду там».

Это было невероятно, у Риты словно выросли крылья, такие же белые, как стены спальни Рене, она физически чувствовала их трепетание и шелест за своими плечами. Жаль, что нельзя было взмахнуть ими и прямо сейчас оказаться на летней площади перед парламентом, где уже вовсю работали бьющие из-под земли струи фонтана, среди сверкающих на солнце брызг которых бегали счастливые босоногие дети.

Рита недолго поразмышляла, что надеть, но, поскольку выбор был небольшой, остановилась на новом черном сарафане с юбкой в пол и соломенной шляпе с черной лентой. В этом образе она выглядела невообразимо женственно и романтично, отдаленно напоминая себе женщин, изображенных на полотнах великого Клода Моне. Пожалуй, для полного сходства ей не хватало только ажурного зонтика в руке.

3

Рита решила доехать до центра на общественном транспорте. В автобусе она сняла с головы шляпу, комкала ее в руках и всю дорогу, сидя на мягком сиденье, нервно дергала ногой. Она понятия не имела, чем закончится ее встреча с Богнером сегодня, но одно понимала точно: она куда-то сильно влипла и, скорее всего, это был не мед. Скоро ей предстояло стать нищим, бездомным и безработным художником, Классика жанра! Чтобы унять волнение, она написала Лурдес о своих планах расстаться с Рене.

«Ты чокнутая, – моментально ответила подруга. – Однако я с радостью могу махнуться с тобой местами: я начну жить с перспективным и сексуальным мужчиной, а ты переедешь обратно в нашу перенаселенную квартиру и ночами напролет будешь слушать вопли ребенка, которого заделали люди, не умеющие предохраняться». В целом, Рита с удовольствием бы вернулась в большую белую квартиру, с синим диваном в гостиной и фикусом, прозванным талантливым мистером Рипли, молчаливым, наряженным в гирлянду свидетелем любовных сцен (если он до сих пор был жив, так как привычка поливать его была только у нее).

Тем временем автобус подвез девушку прямо к зданию парламента, и она выпорхнула из салона. Через несколько шагов подол платья стал серым от пыли.

Рита прошла в сторону величественного здания с куполом, выложенным мозаикой с изображением гербов всех кантонов страны, пересекла площадь Бундесплац перед ним, где жизнерадостно били из-под земли фонтаны, в дымке брызг которых сияла многоцветная радуга. Рите подумалось, что это место было наполнено живительной энергией в любое время года, умея приготовить подарок для любого посетителя. В виде летних веселых фонтанов или ноябрьского лукового рынка с его терпкими запахами, либо сказочных, нарядных рождественских мероприятий с традиционной, богато украшенной, переливающейся елкой и разносящимся повсюду ароматом горячего вина, сваренного со специями. Как бы она хотела когда-нибудь прийти сюда вместе с Богнером в четвертый понедельник ноября, кутаясь в длинные пушистые шарфы, разглядывая прилавки и крутя в руках крепкие, шероховатые на ощупь луковицы, а потом купить луковую косичку, чтобы повесить ее как украшение себе на шею, и пойти лакомиться ароматным луковым пирогом. Этот образ был так реален, что ей даже хотелось потрогать его, пока он не растаял в воздухе. Рита мотнула головой, стараясь отогнать свои фантазии подальше: она даже не знала, что ей сегодня скажет Богнер, как отреагирует на ее появление в своей жизни!

Девушка обогнула здание парламента, чтобы выйти на смотровую площадку, где сразу почувствовала порыв ветра и схватилась за шляпу, чтобы удержать ее на месте. Перед ее глазами возник любимый город с высоты крутого берега молочно-голубой реки Ааре на фоне яркой зелени, покрывавшей склоны невысокой горы Гуртен. Сколько раз Рита приходила писать этот вид, и никогда результат ее работы не мог приблизиться к столь прекрасному оригиналу.

Она увидела Богнера сразу, узнав его со спины. Он стоял прямо, расправив широкие плечи и немного расставив ноги, и смотрел перед собой, словно завороженный раскинувшимся перед ним пейзажем. Богнер, как всегда, был одет во что-то размашисто-широкое, спортивное, его голову венчала белая кепка, из-под которой, как заметила Рита, достаточно приблизившись к молодому человеку, игриво выглядывали отросшие золотые кудри. Как же образ Богнера контрастировал с видом Рене в облегающих велосипедных шортах! Несмотря на волнение, эта мысль развеселила и приободрила девушку. Она жадно разглядывала Богнера, буквально пожирая его глазами, желая сохранить этот момент в памяти, умоляя мироздание о том, чтобы он не обернулся. Рита хотела любоваться его гордым профилем, идеально прямым носом, острыми скулами и чувственными губами.

– Маргарита? – Конечно, он не мог вечность не замечать ее, стоящую в двух метрах, – его глаза цвета воды в реке Ааре сверкнули из-под белого козырька. – Иди ко мне, девочка.

В следующий момент Рита уже оказалась в его объятиях, вдыхая знакомый запах его туалетной воды, которую, слава Богам, он не сменил. Она почувствовала, как привычно крепко он прижимает ее к себе, ощущая, что не может сделать вдох: то ли от силы обхвативших ее железным кольцом рук, не позволяющих пошевелиться, то ли от нахлынувших на нее водопадом эмоций. Ее шляпа свалилась с головы и безжизненно упала на землю, но это, как и все на свете, перестало быть важным, так привычно, уютно, тепло было в этих объятиях. Рита почувствовала его дыхание на своих волосах, и жаркая волна разлилась по ее телу. Неужели эти моменты можно было сравнить с объятиями мужчины, обтянутого спандексом? Она улыбнулась сама себе. Богнер ослабил объятия и, резко подняв ее шляпу с земли, протянул Рите. Рита водрузила ее на голову, убирая мешающуюся каштановую прядь за спину. Богнер буравил ее взглядом, но они по-прежнему не произнесли ни слова. Все происходило как в немом кино с красивой цветной картинкой.

– Хм, – произнесла Рита, пока кураж, вызванный размышлениями о мужчинах в облегающих одеждах, не покинул ее. – Привет, Богнер.

– Да, наверное, нужно поздороваться. – Богнер кивнул головой в знак согласия. Он метнул в нее очередной пронзительный взгляд. – Ты прекрасно выглядишь, Маргарита. Стала еще красивее. И я не знаю ни одного человека в целой вселенной, кроме покойной королевы Елизаветы, который бы так любил шляпы.

Он обнажил белые зубы в привычной открытой улыбке. Рита подумала, что он тоже в великолепной форме: отдохнувший, загорелый, со слегка отросшими волнистыми волосами, напоминающий теннисиста на Ролан-Гаррос. Рите даже показалось, что он стал шире в плечах и более накачанным, чем она запомнила его. Как бы это проверить? Как бы сорвать с него эту футболку, прямо разорвать на груди, чтобы прижаться к его голой коже? Рита покраснела и отвела глаза. Возможно, это не входило в планы Богнера, и она должна остановиться мечтать.

– Это будет моим фирменным знаком, когда я стану знаменитой художницей… Художница в шляпе!

Богнер опять пристально посмотрел на нее, на его губах играла улыбка. Он словно зондировал почву для следующего шага. В конце концов, он мягко дотронулся до ее ниспадающих из-под шляпы волос, убрав их за ухо, провокационно провел пальцами по ее шее, спускаясь к обнаженному плечу и внимательно следя за ее реакцией.

«Да, Богнер, да! – кричало все внутри Риты. – Я на все согласна, не убирай руку!» Однако ее беззвучная мольба осталась неуслышанной. Богнер убрал ладонь в карман.

– Кофе? Лимонад? Пиво? Думаю, мне не стоит повторять, что я не пью.

– Лимонад – отличная идея, здесь есть открытый бар неподалеку, – Рита с трудом сдержала вздох разочарования.