Вернись!

Варя возмутилась:

– Надо же! Раиса, я же всегда на связи.

– Варь, извини, что я забыла. Можно, я немедленно поеду к нему? Мне надо. Очень!

– Ну, конечно! Давай, поезжай, а я приеду чуть позже. Там и увидимся. Будем вас мирить, – и положила трубку.

Взволнованная разговором, я забыла обо всём на свете, и о письме в том числе, оставив его лежать на кухонном столе.

Стремглав принарядившись, я перед уходом оглядела себя в зеркало, и, не найдя изъянов, в спешке пролив на себя пол флакона духов, незамедлительно бросилась к машине. Это была удача. Судьба кинула мне кость, и я как оголодавший пёс бросилась на неё. Предчувствие подсказывало, что моим мучениям пришёл конец, и сегодня я покончу с неопределённостью.

Я верила, что впереди нас ждала жизнь с чистого листа, если, конечно, Адам не будет возражать. Я решила вернуть его себе во что бы то ни стало, хотя в желании Адама я не была столь уверена.

Мотор «Subaru Forester» зашуршал, колёса взвизгнули и, сорвавшись с места, полетели по дороге с лёгким шелестом шин. Щеки пылали, взгляд горел, я стремилась резво преодолеть расстояние.

Предвкушая встречу с Адамом, я мечтала о примирении, строила воздушные замки и вдруг вспомнила, что оставила на столе письмо. На выдохе моё лицо обожгли миллионы иголок. Ведь в нём все доводы и доказательства моей любви. Что же я ему скажу?.. Объясняться словами сложно, ляпнешь лишнее, выскажешь обиду и понеслась ругань, обвинения, скандал. После пары затяжек, я успокоилась и, отбросив беспокойство, погрузилась в динамику музыки, льющейся из колонок. Ноты смешались с моментами прожитой жизни и превратили воспоминания в сладкий коктейль. В душной пробке я угорела от выхлопных газов, и с моим сознанием случились странные метаморфозы, перед глазами поплыли вырванные эпизоды из прошлого. Нестерпимо захотелось вернуться к детям, прижать их светло-русые головы к животу и расцеловать в солнечные макушки. От тоски по малышкам и счастливым будням накатили слёзы.

*

Прошло четверть суток, как я находилась в роддоме. Это были мучительные и болезненные минуты. Мужественно превозмогая боль, я покрикивала в момент схваток. Молодая акушерка заботилась обо мне и о будущем ребёнке. Принимая роды, она будто главнокомандующий отдавала приказы, призывала к рассудку, который то и дело сбегал.

– Давай, тужься! – кричала она. – Уже головка появилась! Не жалей себя! Если не родишь сию минуту, то потеряешь ребёнка… задушишь в проходе. – Она пугала меня различными исходами при родах. – Или начнём всё заново: ставить капельницу и ждать потуг, или на кесарево сечение отправлю.

Нас было двое – готовых разродиться. Как ей удавалось лавировать между обеими, – загадка. Некогда было утешать и думать о нашей боли, она не должна была допустить потерь. Её главная задача, – сберечь жизнь ребёнку и вдохнуть в него душу, чтобы новорождённый встретил в здравии этот чудесный мир. Нет более ответственной и в то же время интересной работы, чем помочь явить на свет человека.

С каждой потугой из меня вырывался здоровый крик, похожий то на скрип тормозов, то на стон бурлаков, тянущих по реке Волге гружёную баржу.

– У-ух! – выкрикивала я, но родить не получалось.

Силы были на исходе. Ещё чуть-чуть и я потеряю сознание. Руки крепко сжимали поручни родового стола, а ноги впивались в металл упора. Мои силы таяли. Теряя сознание после каждой схватки, я страдала от неспособности дать жизнь ребёнку. Зажмурив глаза, чтобы не выскочили из орбит, я сгруппировалась в период покоя, набрала полные лёгкие воздуха и, от страха потерять дитя, с пришедшей схваткой напряглась до вспучивания вен на шее и родила малютку. Акушерка подхватила орущий комочек, подняла надо мной, чтобы я рассмотрела и запомнила личико.

Боль вмиг исчезла, когда я вытолкнула на свет плод нашей любви. Родное личико кривилось, кричало отчаянно громко, потому что кто-то потревожил его долгий девятимесячный сон.

– У вас девочка! Три двести и пятьдесят сантиметров, – констатировала акушерка, приводя в порядок доченьку.

*

Первая встреча с Катюшей стала ярким событием. Ближе и роднее её никого не было. Рождение Даши, – второй дочери, было столь же незабываемым, но более осмысленным событием. Я не помнила лица акушерки, а жаль.

Ком в горле разросся от воспоминаний о трудных родах и захватывающем знакомстве с младенцами. Дети на моей картине жизни сияли разноцветной радугой, которая переливалась в лучах безоблачного семейного счастья. Они обогатили свежими красками весьма нескучную композицию Ад и Рай.

Улетев в рассуждения, я не замечала перемен вокруг себя, и только долгий сигнал джипа выдернул меня из раздумий. Хаотичное движение машин, застрявших в пробке, несколько упорядочилось. Вклиниваясь в соседние ряды, транспортные средства набирали скорость. Я тоже перестроилась и неспешно подвигалась разом с жестяным косяком машин. Вскоре автомобили разъехались по разным сторонам. Я свернула с кольцевой дороги на трассу, ведущую к загородным домам. Вереница поредела. Я даже не заметила, как нарушила скоростной режим, летя навстречу судьбе. Спидометр зашкаливал, и я оставила позади, всех кого обгоняла на своём пути. Об опасности помогли забыть избыточные эмоции. Я мчала к любимому на крыльях страсти. Вокруг видоизменялся мир и крепла уверенность в правильности выбора.

Смеркалось. Тучи запрудили небо. Запахло грозой. Лес вдоль дороги чернел и устрашал непроходимыми дебрями. Посыпался дождь, ухудшив видимость. Дорожная пыль превратила мокрый асфальт в ледовое поле, – скользкое и опасное. Низинный туман густо обложил дорогу, и я включила галогенки. Их свет рубил пространство так, что скорость я почти не снизила.

Внезапно в свете фар из тумана вынырнул силуэт огромной птицы. Она размашисто летела прямо в лобовое стекло и, казалось, столкновения не избежать. Страх обжёг, как огнём. Хорошо, что я не ударила ногой по тормозам, иначе машину вмиг выбросило бы в кювет и, съеденная тьмой, она валялась бы вся искорёженная.