Девочка-хамелеон. Жизнь с психическим заболеванием, а также история излечения

Для меня стало огромным сюрпризом, что Аманда с пониманием приняла мое желание отступить от начальной темы и поговорить о чем-то другом. Во время следующих двух сессий мы беседовали о роли алкоголя в моей жизни и саморазрушении.

От чего я бегу? Почему пытаюсь изменить свое сознание? Что я пытаюсь забыть? Что я пытаюсь не чувствовать? Почему я выбирала алкоголь, секс, ночевки у незнакомых людей, работу, где всегда находился кто-то, кто нальет? От чего я тогда бежала? От чего я бегу до сих пор?

Не знаю! Я знаю лишь то, что в данный конкретный момент, когда Аманда задает мне эти идиотские вопросы, во мне бушует существо, живущее в моей груди. Оно безжалостно раздирает меня на мелкие кусочки как шмат мяса и пытается вырваться на свободу.

Комментарий специалистов:

Отрицание психотравматического опыта и отказ говорить о нем со специалистом – опасный и деструктивный путь. Мы призываем людей, столкнувшихся с психотравматическим событием, искать поддержку и помощь как можно быстрее – даже если о случившемся трудно говорить. Откровенный разговор требует огромного доверия, но эмоциональное облегчение и поддержка, которую можно получить, чрезвычайно нужны и полезны для того, чтобы прийти в себя. Кроме того, можно смело воспользоваться помощью по кризисному телефону.

Кира:

– Через две недели мне нужно сдать курсовую работу. Я не могу увязнуть в депрессии или жалости к себе, я не готова продолжить традицию своей семьи и остаться всего лишь выпускницей средней школы. Мне нужно достичь чего-то большего. Я не имею права капитулировать. Когда будет сдана сессия и получен диплом – вот тогда и наступит время для срыва крыши.

Я с большим мастерством сотворила на лице улыбающуюся пластиковую маску, раскрасила ее во все цвета радуги, высушила, примерила и, удовлетворенная результатом, отправилась на очередную лекцию к 8:00, чтобы в течение нескольких следующих часов изображать счастливого, довольного жизнью человека.

Это будет невыносимо, так как на данный момент я совсем не такая. Я хочу залечь на дно и спать до тех пор, пока все не закончится, пока я опять не буду чувствовать себя хорошо. Я в ужасе от того, как я себя чувствую, я без понятия, как это остановить, и не уверена, возможно ли это вообще… И самое худшее в этом всем то, что я не знаю, как об этом говорить. У меня нет слов, чтобы описать все, что со мной сейчас творится. Вот и остается строить из себя клоуна с замерзшей улыбкой на лице, чтобы никто и не вздумал спросить, что со мной не так.

Сон о страшной девочке

– Меня бросили в новостройке. Ко мне подходит страшная девочка с длинными черными, закрывающими все лицо волосами. Она смотрит на меня в упор холодным пугающим взглядом, от которого по всему телу бегут мурашки. Она наступает, чтобы войти в меня. Я чувствую острый страх, ужас смерти и просыпаюсь.

Кира:

– Я больше не могу это выдержать, мне так больно, хочется кричать, бить посуду, рвать волосы на голове, чтобы хотя бы на миг стало не так больно. Все внутренности переворачиваются на 360 градусов, будто на карусели, – снова, снова и снова. Я заблудилась в тумане, погрузилась в вакуум, в беззвучную темноту, где есть только пугающий стук сердца и ненависть, которая пожирает меня без остатка.

Я стараюсь удержаться и не споткнуться, чтобы не перерезать себе горло тонким тросом, на котором я пытаюсь балансировать, чтобы не поскользнуться и не утонуть в дерьме, которое плещется там, внизу… Там, где все остальные – гниющие трупы, которые сдались, позволили себе утонуть, упасть, вскрыться или умереть. Заморыши, слабаки, лузеры, жертвы, обесчещенные насильниками, избитые, изнасилованные, униженные, убитые…

Комментарий специалистов:

Кира находится в фазе сильного отрицания. У нее нет доступа к осознанному пониманию того, почему она испытывает эмоциональные страдания. Этот недостающий кусочек мозаики заставляет девушку мучиться все сильнее и сильнее, потому что ей кажется, что невыносимые чувства возникли без причины. Признавать травму тяжело и больно, однако отрицание реальности не может унять эмоциональные страдания. Кира попала в западню, где эмоции хлещут через край, но снизить интенсивность чувств привычными методами невозможно.

Кира:

– Как я хочу есть! Это просто наваждение: адский голод, живот урчит, я не могу ни о чем больше думать. Молоко? Колбаса? Хлеб? Суп? Крабовые палочки или холодные котлеты? Мне все равно! Пожалуйста, набей мой желудок чем угодно, лишь бы только смятение утихло, а пустота заполнились. Чтобы голос в моей голове перестал кричать и выть в агонии, не давая мне заснуть. Набей меня продуктами, полуфабрикатами и сахаром, лишь бы только это закончилось. «Ешь! Ты хочешь есть! Горячее! Мягкое! Что-нибудь, что тебя успокоит!»

Комментарий специалистов:

Способность идентифицировать, распознавать и чувствовать эмоции жизненно важна. Если человек на это не способен, то в кризисных ситуациях он может регрессировать, то есть психически вернуться на самые ранние стадии развития и начать путать эмоциональную потребность в безопасности, наполненности или поддержке с физическими ощущениями, например, с голодом, который он будет стремиться утолить едой, алкоголем или одурманивающими веществами. В таких случаях истинная потребность подменяется суррогатом, который проще получить, однако в большинстве случаев он не дает психоэмоционального облегчения надолго.

Глава 3. Тайны, порождённые стыдом

Кира:

– Однажды Аманда задала мне вопрос о том, испытывала ли я раньше такой сильный стыд, и мне на память внезапно пришло воспоминание из детства…

Мне 12 лет, я чувствую сильный удар в бедро и, оторвавшись от земли, кувыркаюсь в воздухе. Я знаю, что меня сбила машина, и что может быть я умру. Я вспоминаю о своих крысках, которые останутся без присмотра, о любимых куклах, которых никто не приголубит. Затем я чувствую сильный удар по голове, тело падает, бьется обо что-то твердое, я чувствую, как в голове что-то хлюпает – бульк! – как пузырь в чайнике, когда вода кипит. Уши закладывает, в глазах легкий туман. Я думаю: «Ой-ой! Какой стыд! Я лежу посреди дороги, растрепанная, в грязной одежде… Ужас! Ну я и с-в-и-н-ь-я! Что скажет мама?»

Я поднимаюсь, отряхиваю песок с одежды, привожу в порядок волосы. Я готова идти дальше, но вдруг меня охватывает ужас – мама подумает, что я виновата в том, что случилось. «Никто не должен узнать, что меня сбила машина! Маме ни слова!»

Внезапно я забываю о том, что меня сбила машина – во мне что-то взрывается, меня охватывает невыносимое чувство стыда, которое уже через мгновение опутывает меня полностью и держит в своих оковах. Я стою посреди дороги, растрепанная, вся в крови, не имея сил двинуться с места. Я не чувствую боли – меня парализовал стыд.

Я не побежала к маме за утешением и поддержкой и тогда, когда меня, пятилетнюю, дворовые мальчишки крепко прижали к дереву и выпороли крапивой.

Я не искала утешения, когда во времена учебы в начальной школе умерла моя любимая морская свинка. Заливаясь слезами, я отчаянно пыталась разглядеть линии в рабочей тетради, чтобы закончить домашнюю работу.

Мне не пришло в голову искать у мамы защиты и утешения после очередного раза, когда отец меня выпорол. Все мое детство само собой разумеющимся было не плакать, не искать ласки и помощи.

Когда отец бросил семью, я решила стать мамой своей матери. Почему? Черт его знает! Мне было всего 11 лет, но я была уверена, что у меня нет другого выбора. Я была уверена, что смогу облегчить мамины страдания, если не буду плакать, не буду ничего хотеть и ничего просить.

Это не помогло – ей был нужен алкоголь, чтобы притупить боль. Мне не удалось уберечь ее от страданий, я провалила свою миссию и от осознания этого чувствовала себя ни на что не годной.

Я старалась приглушить чувство беспомощности, успокаивая себя тем, что по крайней мере избавила ее от себя, от своей боли и своих потребностей. Но однажды вечером, когда мы обе были на кухне, я поняла, что даже с такой крошечной обязанностью я не смогла достаточно хорошо справиться. Мама некоторое время молча стояла у плиты, затем взяла кухонный нож и попыталась вскрыть себе вены.

Я не смогла спасти маму от чувств, от себя и от нее самой. С того дня чувства стали моим самым главным врагом. Они вселяли ужас, особенно если я видела мамины слезы, злость, разочарование. Они рвали мою грудную клетку на клочки. Ужас и беспомощность парализовали меня, стыд, вызванный невозможностью спасти маму, вызывал желание провалиться сквозь землю или испариться.

Комментарий специалистов:

Самоубийство или попытка самоубийства родителей – экстремальный и, пожалуй, наиболее травматичный для детской психики опыт. Так как ребенок неспособен понять попытку матери/отца убить себя, его психика в поисках объяснений искажает реальность. В большинстве случаев ребенок приходит к выводу, что виноват именно он: «Я такой ужасный и невыносимый, что мама/папа лучше умрут, чем будут жить со мной» или «Мои чувства настолько невыносимы и опасны, что могут убить моих родных людей».

Опираясь на искаженное восприятие реальности, ребенок может взять на себя роль спасителя матери/отца, отказаться от своих потребностей и идентичности, стать настолько удобным и приятным, насколько это возможно. Злость, которая является естественной и здоровой реакцией при попытке родителей покончить с собой, подвергается цензуре: «Мне нельзя злиться, это уничтожит маму/папу или, что ещё хуже, заставит их еще раз попытаться себя убить».

Зачастую злость проглатывается и направляется на себя: «Я себя ненавижу, потому что был плохим ребенком». Со временем подобное отношение способно трансформироваться в активное саморазрушение – например, ребенок может царапать, кусать и жечь собственные руки или даже предпринять попытку самоубийства.

Кира:

– Я помню, что была самым счастливым ребенком на свете, когда, заболев, в полусонном состоянии чувствовала мамину ладонь на своем лбу или её губы, когда, как будто в поцелуе, она прижимала их к моему лбу, пытаясь определить, есть ли у меня температура. Я чувствовала себя в безопасности, ее прикосновения погружали меня в любовь и сон.

Сон о грязном тунеле

Ночь. Я недалеко от дома, но мне страшно туда идти, потому что у меня на окнах нет занавесок. К тому же я боюсь, что убийца меня увидит. Я вползаю на четвереньках в подворотню. Вижу маленькую арку, туннельчик под старым соседским домом, ведущий в сторону моего дома. Заползаю туда. Грязь, холод, узкий проход и темнота, я с ног до головы в грязи. Долгое время я лежу в туннеле, карауля и дожидаясь, чтобы убийца ушел, хотя даже не знаю, есть ли он там. А когда наконец оказываюсь дома, испытываю такой ужас, что не могу говорить о том, что произошло.

Кира:

– Мама рассказывала мне, что рожала меня тяжело. Она так устала, что отказалась меня рожать, и врачам пришлось давить ей на живот, чтобы вытолкнуть меня, как пробку из бутылки шампанского. Я родилась синевато-зеленой, потому что к этому моменту уже начала задыхаться.

Иногда кажется, что я так и не научилась дышать. Я продолжаю задыхаться, потому что мама так и не смогла родить меня по-настоящему. Я тону в околоплодных водах. Неужели я так и умру, никогда по-настоящему не родившись?

Комментарий специалистов:

С помощью снов в процессе терапии мы можем создать связь с более ранними событиями нашей жизни. В этом сне отразился родовой опыт Киры и связанный с ним ужас, который на сознательном уровне запомнить невозможно.

Такой сон, который, казалось бы, не связан с настоящим временем, на самом деле может указывать на эмоциональную регрессию, на возвращение и актуализацию тех эмоций, которые не были преодолены в раннем возрасте. Следует подчеркнуть, что младенец без помощи родителя неспособен справиться со своими чувствами. Предположительно, этот сон показывает беспомощность Киры, ее ужас и потребность в ком-то, кто сможет о ней позаботиться.

Кира:

– Я никогда не была достойна маминой любви, не была достаточно ценна, достаточно хороша для того, чтобы меня любить. В детстве я постоянно слышала, что все время ленюсь, что я плохая, неаккуратная, избалованная. Что во мне живут плохие гены отца.

Я могла согрешить, даже не зная, в чем. Грехи были как микробы, они копошились во всех углах нашего дома.