История последнего Жреца

Например, Руфацил к своей первой тысячи лет не интересовался ничем, кроме открытий из мира людей, при этом сами смертные его совершенно не интересовали, ни их жизни, ни проблемы и уж тем более ни мольбы.

Исис же изначально не особо замечавшая смертных со временем все больше разочаровывалась в людях, которые уничтожали все что создавалось ее рукой, будь то прекрасный лес, или даже просто поле цветов. Люди жестоки к творениям природы, даже если это дело рук богини.

Саанулит с годами становился все более жестоким и резким к своей пастве. Войны и смерть, несущие ему силу, все больше занимали его мысли и планы. Ожесточение мира влияло на всех остальных богов в той или иной степени, но никто не мог ничего сказать боку Войн, ведь он, как и остальные – делал свою работу.

Старшие и младшие боги тоже с годами менялись и все дальше уходили от простых и понятных нам интересов, все дальше и дальше заполняя Великий Октаэдр своим укладом. Одно не менялось с годами, и к первой, ни к третьей тысячи лет – большинство богов продолжали ненавидеть того, кто называл себя Анубисом, и именно поэтому истории о нем, являются наиболее яркими и интересными, ведь ненависть и зависть – это самые человеческие чувства, присущие всем смертным…

Пока большинство богов учились как можно меньше прикладывать усилий для получения максимума положительного эффекта для себя, другие боги, чуть чаще сталкивающиеся со смертью, отмечали, что Анубис самолично спускается к каждой душе, не перекладывая свою ношу на кого-либо иного и не пуская все на самотек. Боги не сразу, но поняли, что часть своих обязанностей можно спускать на свои тени, фантомы созданные из силы Бога и исполняющие простые задачи в мире среди смертных. Другие же научились прокладывать прямые каналы силы к храмам или алтарям, чтобы не присутствовать на молитвах людей чтобы получить причитающееся. Да, такие способы не давали полноценного потока, но для ленивого бога и такой расклад был уместен.

Лично же исполнявшие свои роли боги считались по меньшей мере чудаками, или откровенными скрягами. Анубис в этом списке был, но не никто не считал его чудаком. Некоторые сделали неверные выводы, посчитав, что у Бога нижней части Октаэдра нехватка сил или что куда хуже – он копит их для чего-то ужасного. Глупость и страх так же присущи богам, а потому некоторые из них решили дать отпор зарвавшемуся отшельнику, который никому не мешал своей деятельностью.

И вновь у порога мира нелюбимого всеми шакала стояли боги, зачинщиков было не мало, но впереди стоял тот, кто посчитал себя лидером. Имя тому храбрецу было Артанаог, ответственный за самоубийц, жестокий Старший бог совершенно не ценящий людских жизней. На самом деле неудивительно, что именно он пришел к порогу Анубиса. Будучи тесно связанным со смертью, Артанаог часто видел подземного шакала и презирал его только за то, что тот никогда не останавливался для простой беседы с тем, кто по праву является его коллегой. По мнению одного из древнейших источников, бог самоубийц выглядел как антропоморфный жук-могильщик, покрытый плотным панцирем, который был создан из предсмертных слов тех, кто прощается со своей жизнью. А ведь сотканное из нематериального, невозможно преодолеть обычным оружием. Была ли то глупость или нет, сейчас никто уже не скажет, возможно, Артанаог не сам решил выйти к вратам в царство Анубиса, но это для нас и не важно, факт был уже свершен тогда, когда прозвучали слова глупца.

«Выйди из своей норы, презренный Анубис, сын шакала и дворовой шавки! К тебе взываю я – Артанаог, бог самоубийц!» – возвестил старший бог и с бесстрашием смотрел как открываются врата мира подпольного, и вздрогнули все, когда услышали какофонию кричащий и стонущих людских голосов, наполненных ужасом и болью. И, как и в первый раз, из норы шакала поднимался темный тяжелый дым восходя все выше и выше, к самому потолку яруса Великого Октаэдра. Такое вот представление, и пока все внимали увиденному и услышанному, из своего царства поднимался Анубис, но поднимался он не один, ведь подле него шел крупный пес с оскаленной головой. Артанаог усмехнулся и выхватил кривую саблю, испещренную всевозможными рубцами и зубьями. Однако больше он не успел ничего, даже рот повторно открыть, чтобы высказаться, чего говорить о том, чтобы блокировать выпад? Голова Артанаога была отделена от тела без звука, без помпы или возвышенных речей. Тело бога самоубийц растеклось грязной водой по полу Великого Октаэдра, а сила, хранимая в голове, отошла победителю. Пес Анубиса злобно рыкнул, фыркнул и вместе с хозяином повернулся для того чтобы вновь скрыться в его чертогах, но вдруг, кто-то еще набрался храбрости, и не промолчал.

«Почему ты столь жесток?!» – задала вопрос Исис, Высшая равная Анубису. Вокруг Богини поспешно расступились прочие создания, позволяя ей вести свой диалог, без их участия. И как ни странно, но Анубис, несший в руках силу Артанаога остановился и обернулся к ней.

«Не стоит путать милость с жестокостью, красотуля» – не оборачиваясь ответил шакал глухим голосом, прозвучавшим из глубины маски и продолжил спускаться, как ни в чем ни бывало.

«Постой и ответь мне, Анубис! За что ты убил Артанаога?» – вновь заговорила та, кого мрачный жнец назвал «Красотулей».

«За дела твои, да воздастся тебе! Он умер за дела свои» – легко ответил Высший, вновь не обернувшись, а затем закрыл лаз в свои чертоги, откуда до сих пор слышались крики и плачь страдающих душ.

Больше никто не осмелился даже вполголоса обсуждать убийцу, но это только в первые мгновения, чуть позже во всем Великом Октаэдре не было места, где бы хоть кто-нибудь не обсудил жестокое божество и его безграничную наглость. И лишь Высший Руфацил Ултуус размышлял на пару с Саанулитом о том, из чего сделана секира Анубиса, если она даже не заметила доспеха Артанаога, сотканного из последних слов, умирающих? Бог войны желал получить это оружие в свои руки, чтобы навести порядок среди равных и избавиться от лишних. Руфацил же в то же время искренне желал разгадать саму загадку сплава и ответить самому себе на незаданный вопрос – в чем секрет этого сукиного сына.

Все Боги так или иначе, но общались между собой, а потому очень многие их изделия и идеи становились общим достоянием, но только два Высших Бога никогда не делились своими успехами или неудачами перед другими. Как нетрудно догадаться, оба они были «над» и «под» остальными, но только вот если до верхнего бога дел никому не было, то нижнего Анубиса не могли просто так оставить в покое.

А пока два Высших решали свои загадки, одинокая кошка-Исис вернулась в свои более чем скромные чертоги, где она бывала не так уж и часто, предпочитая обитать на поверхности планеты, где ее окружают только труды рук ее, и красота пейзажа молодой планеты. Однако сейчас она желала уединения и спокойствия вдали от забот и других богов. Причиной тому стал некто непохожий на других, кто больно ткнул ее и прочих в то, о чем они все давно позабыли. Не нужно иметь и семи пядей во лбу, чтобы понять, на что конкретно были направлены слова Анубиса. В своих раздумьях, Исис вспоминала свою раннюю жизнь, нереально далекую и забытую под гнетом стремительно ускользающего времени, в той жизни она успела познать, что такое самоубийство. Одно лишь воспоминание даже через кромку веков сумело внести смуту в душу богини. Она помнила, как боялась этого и как ненавидела тех, кто до этого доходит. Нет в мире более жестоких эгоистов, чем самоубийцы, оставляющие в горе родных и близких. Так почему же тогда сейчас, она была не на стороне того, кто прекратил существование подлой сволочи, питавшейся чужими смертями и вгоняющий смертных на этот гнусный путь? Кто промыл ей голову и заставил видеть в подлом Артанаогае союзника? Неужели и в отношении других она столь же слепа? Или вопрос лишь в том, что некто впервые за эти столетия, назвал ее Красотулей? Ошибки быть не может, язык богов точен до омерзения, каждый слышит именно то, что хотел сказать оппонент. Так в чем же причина такой смуты? И сколько же еще таких темных лошадок живут рядом с ней?

Все эти размышления, как и должно любому раздумью, приводили Исис к познанию истины, и с каждым новым шагом, она все больше подвергала сомнению то, что ее окружает, и кто говорит с ней снисходительно…

Время шло, и разумеется, после содеянного, Анубис привлек к себе массу ненужного внимания, а потому не долгим был его покой, когда он может быть предоставлен самому себе и своим заботам. Не прошло и полного месяца, как во врата ведущих в царство шакала, вновь застучали пара ног. Очередные безумные храбрецы явись на порог Высшего, но в этот раз они были готовы, а потому пришли с оружием в руках, да с щитами, при доспехах. Все мы знаем истину – агрессия рождает агрессию, но молодые боги этого похоже еще не знали…

И вновь царство подпольного мира темного шакала открывает свои двери перед желающими умереть, выпуская темным смрад и крики страдающих душ. Однако в этот раз из лаза появился не сам владелец половины Великого Октаэдра, а лишь его голос: «Цербер, Фас!». Как итог столь простой фразы: две крупные псины, с клыками, отливающими алым и серым, бросились на двух богов, не зная ни жалости к противнику, ни страха быть убитыми. Атака жутких созданий была молниеносной, клыки со скрипом срезали с доспехов стружку, и ни один из оголенных клинков так и не коснулся двух юрких теней, ибо не ожидавшие подобного боги были напуганы словно дети и не могли оказать достойное сопротивление. Однако стоило Высшему богу, Саанулиту сделать всего один шаг, чтобы прекратить эту охоту, как из тьмы и дыма явился, и хозяин нижней вершины Великого Октаэдра, держащий длинное древко с острым и закругленным лезвием на конце. И в этот раз черный шакал не молчал:

«Еще шаг, Саанулит и ты пострадаешь» – коротко поддел его Анубис, чем и заслужил гнев и ярость бога войны.

С диким криком, оголяя пару клинков сотканных из ярости воинов, Высший бросился на равного, но не дошел до него всего пару шагов, так как две псины подземного бога схватили идущего за ноги. Саанулит повалился вперед и в следующий миг его права кисть была отделена от остальной руки, и не помешало этому ни броня, ни сила воинствующего бога, бывшего до этого момента самым опасным из всех. Две твари бросились за спину своему хозяину, который поднял с пола часть еще живого бога и превратив ее в поток буро-алой силы, оглядев дело рук своих, он сжал в кулаке часть силы Саанулита, где она и исчезла.

«За это нападение, я буду забирать часть твоей силы, чтобы ты впредь думал о том, что собираешься делать и против кого.» – произнес Анубис, глядя на скорчившегося от боли Высшего бога, который до сего момента уже успел и позабыть – что же такое боль. Та часть его руки, которой коснулся клинок, постепенно превращалась в камень, образовывая уродливую культю с острыми краями. Видя все это, к конфликтующим вышел еще один Высший, Руфацил

«Анубис! Это уже беспредел! То как ты себя ведешь, недостойно нашему положению! Ты не смеешь указывать нам и тем более не тебе решать кто и что должен делать!» – произнес бог знаний.

«Так почему же говоря подобные слова, ты смеешь указывать мне?» – иронично спросил, слегка повернул голову черное божество в матовой броне, после чего скрылся в своей части Октаэдра, оставив бога знаний в глубокой задумчивости стоять над страдающим Высшим собратом. Ему было, о чем подумать, ибо его сейчас упрекнули в лицемерии, к которой бог никогда не стремился, но неожиданно для самого себя, был в нем уличен…

Третья

Не стоит недооценивать благо забвения,

ибо только в нем кроется наше спасение…

(Из записей «Последнего Жреца»)

Несмотря на то, что все истории так или иначе касаются лишь известных богов, не стоит полагать, что все истории так или иначе касающиеся Анубиса заканчиваются смертью кого-то из Пантеона. Нередко бывали события, имеющие и более благополучные исходы: Распад семей, потеря душ, детоубийство, ненависть к своему роду и даже желание скорой смерти. Так что не стоит думать, одними лишь стереотипами.

Разумеется, больше всего на свете, Боги ценили свое бессмертие и мало кто решался даже громко говорить рядом со входом в жилище ответственного за сбор людских душ. Однако бывали случаи, когда и сам Анубис выходил в центральную часть Великого Октаэдра, чтобы обратить своё внимание на того, кто ему интересен или нужен. Одно из таких событий, случилось, когда у Бога медицины Авиценны, у Богини милосердия Лаанит, родилась прелестнейшая дочь…

Авицена и Лаанит, два старших Бога, которые очень любили друг друга и долгие годы находились рядом вместе, мечтая так провести всю вечность, а лучше – развивать свою семью. И вот однажды, двое влюбленных решились обратиться к одной лазейки в Законе Бытия, которая была допускала божественное умножение – они решили объединить свои силы для рождения новой сущности. Для реализации своего плана наполненного страстью и любовью, они обратились к Высшей богине Леотиранисе, чтобы попросить ее, даровать им ребенка, так как если она этого не сможет, то и никто иной. В законе четко было сказано, что Боги не могут приумножать свои силы, но нигде не запрещалось богам даровать её своим наследникам. И в один из чудесных дней, при поддержке Леотиранисы, два бога отдали частицы своего могущества, чтобы создать новую жизнь со своей уникальной силой. В тот год в мире бессмертных родилась удивительная девочка с очень сложной судьбой.

Несмотря на желания родителей, их дочь, которую они нарекли Марой, обрела наследством те части их силы, на которые никто и не рассчитывал. Взяв от родителей только худшее – она стала богиней Забвения, богиней Беспамятства и Забывчивости. Сомнительные силы, которые она не выбирала. Как и её мать дарила спокойствие, как её отец спасал людей от душевных болезней, так и Мара научилась обращаться к памяти смертных и уничтожать ее, стирая и хорошее, и плохое.Родители не обрадовались такому мрачном дару, скорбь и печаль заполнили их тихий уголок в одном из уголков Великого Октаэдра. Но несмотря на силы, которые унаследовал их дочь, боги не пренебрегли подарком Леотиранисы и продолжали любите свое чадо, и на протяжении всех лет взросления Мары, они старались окружить ее любовью и заботой, ведь она была первым ребенком богов. Нельзя сказать, что Мара, будучи первой, стала любимицей жителей Октаэдра, так как боги вечны и их интерес угас довольно скоро. Боги привыкли к ребенку, бегающему между ними, привыкли они и к смурной девочке играющей в свои странные игры. Но когда стоило больше всего следить за молодой особой, все слишком уж сильно расслабились. Впервые, когда Мара покинула свою часть Великого Октаэдра, случилось то, чему суждено было произойти – на неё обратил внимание Анубис…

Бог посмертия, ответственный в Великом Октаэдре за души умерших до этого дня ни разу не выходил из своего жилища самостоятельно: его вызывали, его требовали, его просили появится. Когда с успехом, но чаще безрезультатно. Однако сам он никогда не выходил к другим богам, хоть младшим, хоть к равным. В тот же день – это правило было нарушено едва только Мара приблизилась к запретным дверям, куда привело ее любопытство и чувство безнаказанности. Как только молодая богиня оказалась рядом, врата в подпольный мир отворились. Среди стонов, умирающих и страдающих людских душ, выныривая из темного дыма на поверхность, поднялся Анубис в черных матовых доспехах, отражающих лишь суть его божественной души. Мара знала кто такой Анубис, родители говорили ей, что нет в этом мире более злого и коварного божества чем он, как итог – она испугалась и попыталась уйти, но он попросил её оставаться…

– Ты нужна мне, Мара, ты нужна в моём царстве. Будь же моей гостьей! – произнёс Анубис едва только появился перед юной богиней Забвенья, не позволив ей убежать.

– Не слушай его, дитя! – крикнул кто-то со стороны, один из старших богов, который увидел происходящее бесчинство. Спустя какие-то мгновения, зал был полон тех, кто должен был заниматься своими обязанностями в других местах, среди смертных. Однако все эти зеваки предпочли увидеть нечто новое из своего мира, чем вывести труд в мире недоступном, в мире людском.

– Я знаю кто ты, Анубис! – произнесла Мара, молодая, но безликая, не имеющая лица, но уже имеющая женский стан и собственный характер. Так решила не она, а её родители, повлиявшие на и образ, помогающие ей обрести себя в виде хрупкой девы. Однако лица она так и не получила, ведь у забвения нет и быть не может лица, поэтому в ее чертах вместо девичьего или животного лика, как это было принято у остальных бессмертных, лишь клубился туман, густой и непроглядный, плавно стекающий по ее груди и плечам.

– И я знаю кто ты, Мара: властительница забвения, отнимающая воспоминания, скрывающая то, что люди не хотят и не любят помнить. Твоя сила – вот то, что нужно мне. Спустись же со мной и реши сама: помогать мне или нет. Я прошу тебя как равную, прислушайся… – всё так же спокойно вещал Анубис, глядя на безликую.

– Мать и отец предупреждали, что ты захочешь меня обмануть, и убить, если я подойду близко или поверю тебе. Поэтому я никогда не буду тебе помогать, даже под угрозой собственной смерти, злой Анубис! – гордо произнесла та, кто не имела даже собственного мнения. – Родители дали мне жизнь, и я не посрамлю их помощи такому как ты! Лучше умереть!

– А если я поклянусь тебе, что через три дня ты вновь будешь здесь. Свободной от моих слов и мыслей. Полная собственного суждения, без слов и лжи, которую тебе передают родители и соседи по этому залу. Если я поклянусь, что это всего на трое суток и ничего больше. Ты согласишься? – спросил Анубис, начиная действительно просить, а не требовать или приказывать, протягивая руку ладонью вверх. – Я даю тебе клятву своей силой.

– Я слышу обман: ведь звучит твой голос, злой Анубис, – ни мгновения не теряясь произнесла Мара, оборачиваясь плащом, сотканным из тумана забытых желаний. – Я приму свою гибель, если иного варианта у меня нет! Но помогать я не стану! И ты не сломишь меня…

– Я и не стану, но выбор у тебя все же есть, – теперь уже холодно произнес Анубис из-за спины которого вышел трехглавый пес, нагнавший страху на всех присутствующих. С прошлого выхода, эта псина выросла наверно втрое, а три ее головы были совершенно непохожими на головы обычных собак. Хвост же твари был и вовсе похож на змею. Анубис же продолжил глухим и холодным рокотом. – Если ты откажешь мне сейчас, уже завтра я отыщу твоих родителей и убью их. Их сила достанется Церберу, и я сделаю это просто так: для науки, чтобы быть похожим на того, каким вы меня все себе представляете. Ты этого не поймешь, а вот Руфацил да, иные же зеваки испугаются и надолго подожмут свои хвостики. Ты же после этого – проклянешь себя за глупый поступок и гордыню. Так что ты скажешь теперь, Мара? Клятва тебе уже дана.

– Я скажу: что ты чудовище, Анубис. Зрит Вечность: мои родители были правы, – прижав руки к груди, произнесла напуганная Богиня, отпустив полы своего плаща. И было совершенно не важно, что она потомок старших богов, что она в этом мире больше трех десятков лет и даже то, что она изначально считала Анубиса одиноким и несчастным. Анубис же молча обошёл её и смотрел тех, кто стоял вокруг – Богов из высшей и старшей лиги, редко разбавленных самыми слабыми богами.

– Так если я чудовище, что же ты страдаешь? – произнес он достаточно громко, словно для присутствующих. – Подчинись монстру, стань жертвой тирана всего на три дня, а Монстр поклянется, что не тронет тебя и пальцем. Монстр клянется что через три дня ты будешь стоять здесь со своими решениями. Единственное что я внушу тебе, это ответственность за данный выбор, и не более.

– Как же жесток ты и коварен, злой Анубис. Ты лишил меня права выбора, сохраняя иллюзию, что он у меня есть. У меня нет возможности отказать тебе, ведь ты угрожаешь моим достойнейшим родителям, а значит у меня нет варианта, кроме того, как подчиниться чудовищу с Шакальей маской. Но мои родители узнают об этом, и не будет тебе покоя никогда в этом мире и через три дня, и до скончания века.

Анубис молча принял её слава, взял за руку богиню, и вместе они спустились в его царство, в нижнюю сторону Великого Октаэдра. Родители Мары, узнали о случившемся совсем скоро, но ничего уже сделать не смогли. Врата в царство Анубиса как всегда были закрыты, и никто не решился их ломать или штурмовать. И в Великом Октаэдре было всё: страдания родителей, проклятия на голову Анубиса, обещания мести и клятвы на крови отчаявшихся. Авиценна и Лаанит обезумев от горя и собственных страхов совершенно перестали заниматься своими обязанностями и лишь требовали ото всех собраться вместе против единого врага. Как известно, вода и камни точит, а глас богов и не на такое способен – к третьим суткам, боги наконец стали собираться для решительного удара. Правда пришли лишь те, кто посчитал, что выступить группой безопаснее, нежели самостоятельно высказать все Высшему богу. Вот такие и решили объединиться и впервые в жизни ударить сообщать. Однако они не успели совсем немного, а возможно, того большинство и ждали – ведь закончился третий день, на которой распространялась клятва подлого Анубиса.

Час пробил, и все об этом узнали. Ворота, ведущие в логово монстра, открылись в точно назначенный Анубисом миг. И из раскрытого лаза, заполненного дымом и белесым туманом, без единого крика или стона, словно выныривая из темного дыма, в глухой тишине поднялась Мара.

Родители не узнали родную дочь, ведь за эти три дня, она стала совсем другой и даже вид её непостижимо изменился. Если до этого она выглядела как подросток лишенный лица, как дева в миниатюре, то теперь к ним вышла настоящая молодая богиня с присущей ей изяществом и ощутимым запахом силы. Серое платье, черные краски в одежде никому неизвестного доселе кроя, элементы доспехов дополняющие бархатный блеск из черного матового материала. А вместо туманного лица молодой Богини, ее лик украшала маска с изображением миловидного девичьего лица со слегка румяными щеками. Лицо это было полно спокойствия и спокойной грусти, словно тень печали по забытому. И что заметили многие – ранее сила Мары была легка как ветерок, незаметна и невесома. Сейчас же сила ее была плотной словно пар вырывающийся из подземных гейзеров, а запах от нее шел совсем не легкий, а более чем угрожающе удушающий. Мара вышла одна, без сопровождения ужасного пса, без хозяина подземелья, и шла она так, словно она только что стала верховной богиней всего Великого Октаэдра. Мара стала настоящей богиней, перестав быть ребенком. К ней бросились все, кто был сегодня в этом зале, однако она подняла руки и голос её прозвучал, неожиданно спокойно и в то же время твердо и уверенно.

– Я рада вам всем, но я прошу вас. Прошу, пожалуйста, уйдите отсюда. Оставьте в покое эту часть Великого Октаэдра… – заговорила она, но её перебили.

– Мара, дочь моя! – воскликнула богиня спокойствия Лаанит, напрочь лишенная своего собственного спокойствия и бросилась к дочери, прижимая ее к себе, словно боясь потерять навсегда. Богиня забвения не сопротивлялась и охотно обняла мать в ответ. – Что с тобой сделало это чудовище?! О чём ты? Что ты говоришь? Это он заставил тебя, он что-то сделал с тобой, и что за вид, о моя кровь? На кого ты похожа?!

– Мать моя, я благодарна тебе за твою заботу, но она излишняя. Анубис не сделал мне ничего дурного, он просто просил меня о помощи. Я её оказала ему.

– Как он заставил тебя?! – спросил кто-то из старших богов. Мара посмотрела на Руфацила, но ответом его не удостоила, повернулась к матери вновь.