Танец стрекоз. Найди свою дорогу к счастью

Как-то все закрутилось тогда, одно к одному. Родители с обеих сторон ждали совсем другой свадьбы. Когда он огорошил отца с матерью известием о том, что женится не просто на другой, а на лучшей подруге своей невесты, отец рубанул рукой и сплюнул в его сторону, развернулся и ушел к себе; мать же, которая любила Жанну и общалась с ней во время его службы в армии, звала дочкой, вместе с ней готовила и ходила на рынок, схватилась за сердце, два дня плакала, причитая, что не может поверить в ее измену и скоропалительный отъезд. Отец Жанны как спустил его с лестницы, так больше на порог не пускал, трубку не брал и видеть не хотел.

Вика выступила в роли душевной спасительницы, а он трусливо поверил в тот бред, который она, как потом выяснилось, сочинила. В итоге это был брак двух параллельных, которые никогда не пересекались. Жизнь приводила к Лене разных женщин, которые были готовы даже на непостоянной основе связать свою судьбу с милым большим добряком, вот только добряк не пускал никого в свое сердце, вроде общался, шутил, балагурил, но на расстоянии, соблюдая дистанцию, воспринимая каждую возможную связь как повторное предательство Жанны, достаточно и одного раза. Пока нарыв не вскрылся сам, в результате очередного скандала, учиненного Викой, привыкшей к молчанию мужа.

– А ты теперь крутой, братец Бурый! К одной мчишься, сердце ей несешь, с другой познакомился, сообщения ей шлешь, так еще и с третьей знакомишься, прямо в ударе, – сказал он сам себе при виде приближающейся к нему женщины с подносом, сияющими глазами и танцующей походкой.

– А вот и ваш заказ. – Женщина поставила поднос. – Вы проездом? Далеко путь держите? – спросила она с любопытством и с явно читаемой надеждой в зеленых глазах.

– Спасибо, как все вкусно у вас! В Кисловодск еду. Еще чуть осталось, думаю, где переночевать. Может, отель посоветуете? – ответил Леня и тут же сообразил, что про отель он, видимо, зря.

– Конечно, знаю отель, можно тут у нас недалеко переночевать, буквально десять километров.

– Ой, нет, это слишком мало; думаю, что еще сотню отмахаю сегодня. Ждут меня там. – Леня выдержал паузу, решив, что дает ложные надежды на продолжение знакомства, а ему это ни к чему, да и женщину не хотелось обижать, или он только возомнил себя ловеласом?

– Ну, если ждут, то, конечно, не стоит задерживаться, – ответила женщина, развернулась и ушла, потеряв к нему интерес.

********

В Кисловодск он приехал ранним утром. Спал плохо. Ворочался, волновался, проигрывая во сне и наяву различные сценарии их встречи.

Утром, порядком помятый, но счастливый от ожидания, как жених перед свадьбой, он надел чистую светло-голубую в тонкую бордовую полоску рубашку, самостоятельно погладив ее в отеле. Еще с армейских времен Леня умел все, да и Вика не баловала мужа вниманием к его гардеробу. Надел костюмные брюки и пиджак, которые захватил с собой именно для этого случая, и новые темно-синие итальянские туфли, купленные перед выездом за какие-то нездоровые деньги.

«Нужно выглядеть солидно, продумай, в чем поедешь, твои джинсы и футболки тут не подойдут», – напутствовал его друг Игорь, который сподвиг Леонида на эту встречу и искренне переживал за него. «Пусть сам уже не молод, так все остальное должно быть на высоте».

Леня, конечно, изменился за тридцать лет. Он остался таким же крупным, как был еще в школе, хотя нет, стал еще больше, но волновало его не это – теперь он полностью лишился своей былой шевелюры. Лет в тридцать волосы у него начали редеть, обнаружилась небольшая залысина на затылке и над висками. Поначалу Леня пробовал скрывать этот недостаток стрижкой, потом поразмыслил, посмотрел на лысых киноактеров и политиков, купил электробритву и сбрил остатки волос как напоминающие о молодости. Поначалу было необычно: Леня пугался своего отражения в зеркале, а потом, напротив, ему понравилось, но насколько это будет непривычно для Жанны, которая не видела его тридцать лет? «Может сразу и не узнать», – переживал Леня.

Чисто выбритый, элегантно одетый, сверкающий улыбкой и лысиной, которая, кстати, была ему действительно к лицу, Леня выпил пару чашек кофе, взбодрился и пошел завершать дело тридцатилетней давности. Ни много ни мало он собирался сделать Жанне предложение. Оставалось купить цветы и найти ее дом.

Двор утопал в зелени. Хотя что тут говорить, весь город купался в сочной листве деревьев и кустарников, был пропитан ароматом вовсю цветущих в октябре роз, словно их забыли уведомить о наступлении осени и скором приближении зимы.

Трудно представить себе Кисловодск без таких домов из розового туфа – теплого армянского камня. Они появились в городе в пятидесятых годах. Тогда было построено немало подобных красивых по своей архитектуре жилых домов в стиле сталинского классицизма. Архитекторы словно собрали все лучшее сразу. Тут тебе и эпоха Возрождения, и Античность, а иногда и барокко. Самыми красивыми были дома, выстроенные для сотрудников городских здравниц. Теплые дома для теплых людей.

Четырехэтажка с высокими арочными окнами, рельефным фасадом, колоннами при входе в единственный подъезд, с видом на горную гряду и двор, сплошь засаженный пирамидками вечнозеленых туй. Таким был этот дом. Здесь жила его Жанна.

«В Кисловодск столетиями ехали со всей страны за излечением „кислыми водами“ – может быть, и я наконец-то залечу свою старую рану», – подумал Леня, открыв массивную дверь и попав в прохладный полумрак подъезда.

Взлетев по трем первым ступенькам, мужчина резко остановился. Сердце рвалось наружу, гулким уханьем отзываясь внутри. Он осмотрелся и продолжил свой путь не спеша, словно продумывая каждый шаг, поднимался по стертым от времени ступеням, хотя, когда ехал сюда, мечтал, что ворвется к ней, распахнет ее дверь – «Ну наконец-то это ты! Как я ждала!» – услышит с порога, обнимет, зацелует, закружит и больше никогда не отпустит. Оказалось, все гораздо сложнее.

********

Пережитое тянет нас, удерживает. Опыт придавливает, ломает крылья; только отключив мозг, можно стать способным на безрассудства.

Леня испытывал неловкость в новой рубашке, непривычном для него костюме – он всю жизнь в джинсах и толстовке, ну максимум рубашке поло, а тут вырядился по совету друга. Пока торопился и метался по городу в поисках букета, вспотел, то и дело протирал голову платком. Огромный букет из бордовых роз, который он специально выбрал, теперь казался ему чересчур торжественным и нелепым.

Он остановился в первом лестничном пролете. Подъезд удивительно напоминал тот самый, из их юности, где они, отстав от экскурсии и класса, впервые поцеловались. Старые перила, высоченные двери. Звонки с табличками и указанием фамилий жильцов. Тяжело дыша от волнения, он продолжил подниматься вверх, с каждым шагом приближаясь к своей мечте.

Жанна жила на четвертом этаже. Леня остановился между третьим и четвертым.

Задумался, глядя в окно, решив дать себе еще пять минут перед последним шагом до нее. Положил букет на подоконник.

Неожиданно рядом послышались шорохи, шуршание, крик, похожий на птичий, и голос, который кого-то уговаривал шепотом:

– Ну, тихо, тихо, миленькая, потерпи, сейчас я что-нибудь придумаю. – На верхней ступеньке у одной из двух квартир сидел худющий мальчик лет девяти, абсолютно белобрысый, загорелый, с пронзительными серыми глазами. Около него стояла картонная коробка, с которой тот и разговаривал.

– Ой, а вы кто? – спросил паренек, увидев Леню.

– Я Леонид, а ты кто? – Леня подыграл пареньку. Оставив букет на подоконнике, поднялся на пару ступенек ближе к ребенку. Ему не послышалось – рядом с мальчиком на ступеньках стояла картонная коробка, в которой, судя по шорохам и торчащим крыльям, сидела птица.

– Я Славка, к бабушке пришел, а она меня не пускает, – вздохнув, сказал мальчик и показал глазами на коробку, – вот из-за нее.

– Кто это у тебя там? – Леня, поднявшись еще на несколько ступенек, сел рядом с мальчиком и его коробкой.

– Птица, наверное, сойка: видите, у нее головка персиковая, а на крыльях перья синие в горошек; большая она, правда, я с трудом донес до квартиры, а бабушка… – Славка, махнул рукой и заглянул в коробку, потревоженная птица попыталась вырваться, захлопала крыльями, закричала, засвистела, защелкала, возмущаясь или жалуясь.

– Зачем же ты ее домой принес? Ей же летать хочется, да и детки-птенцы ее, поди, ждут голодные. Может, отпустим? – Леня попытался заглянуть в коробку, оттуда на него смотрели маленькие черные бусинки решительных глаз на головке с хохолком персикового цвета.