Код Апокалипсиса. Тень Хаоса

– Кондор, я… – меня обрывает мой телефон, требовательно звонящий в сумочке. – Простите.

Отхожу в сторону, достаю свой телефон и отвечаю на вызов. Выслушав полковника, выключаю телефон и спешу еще раз извиниться перед партнером. Сообщаю Эвон о важном деле и покидаю зал.

Не переодевшись, направляюсь в отделение, чтобы присутствовать на допросе человека, у которого нашли черный камень.

В коридоре меня встречает Филипп Романов и оценивающе разглядывает мой внешний вид. Присвистнув, замечает:

– Вид – что надо.

– Что такое, Фил? Никогда не имел дело с женщинами в платьях?

– Имел. И те женщины тебе в подметки не годятся, майор.

Даже не знаю, комплимент ли это…

– Так ужасно?

– Скорее наоборот, – улыбнулся мужчина и вышел вперед.

Я шла за ним, ловя заинтересованные взгляды коллег на себе. И все из-за Эвон и ее убеждений. Теперь я в одежде, которую терпеть не могу. Ненавижу ощущать себя незащищенной и стесненной. Даже в этом свободном платье я чувствую, что задыхаюсь. Лучше уж париться в спецодежде и бронежилете!

Войдя в темную маленькую комнатку, что граничит с комнатой для допроса, я увидела полковника, стоящего у тонированного стекла. Встала рядом.

– Что это на тебе?

– У меня выходной, полковник, – ответила ему, смотря сквозь стекло.

– Знаю. А платье к чему?

– Ходила на танцы, – также равнодушно ответила, смотря перед собой.

– С мужчиной? – просил он, поворачиваясь к стеклу.

– С чего вы взяли?

– От тебя несет мужским одеколоном.

Я принюхалась к своим рукам. И только сейчас учуяла этот аромат на коже. Странно.

Мои пальцы всё ещё хранили едва уловимый запах, смешанный с чем-то терпким. Аромат казался одновременно знакомым и чужим, будто воспоминание из прошлой жизни, которое никак не удавалось поймать. Я поднесла руки ближе к лицу, пытаясь разобрать ноты этого странного запаха. Что-то химическое, но не едкое, скорее мягкое, обволакивающее.

В памяти всплыли слова одного профессора о том, что некоторые соединения могут проявлять свои свойства только при определённых условиях. Но что именно вызвало эту реакцию? И почему сейчас?

– Все же лучше, чем быть одной, – одобрительно выдохнул полковник.

Позже к нам присоединился и Филипп.

Все время, что допрашивали задержанного, мне хотелось войти в кабинет и задать ему свои вопросы, быть более жесткой и требовательной, но полковник не разрешал.

– Так значит, вы утверждаете, что вам подбросили камень? – спросил мужчина в деловом костюме. Он сидел за столом напротив задержанного и записывал информацию в блокнот. – И вы не знаете, что это и кто сделал?

– Не знаю, – отвечает мужчина, на чьем лице полное равнодушие к происходящему.

Его поза была одновременно расслабленной и напряжённой – словно натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Сначала он сидел, откинувшись на спинку стула, его силуэт казался почти неподвижным, словно вырезанным из тени. Но затем что-то неуловимое заставило его податься вперёд, и он придвинулся к столу с грацией хищника, готовящегося к прыжку.

Локти обеих рук опустились на столешницу, а пальцы, длинные и тонкие, как у пианиста, потянулись к подбородку. Правая ладонь накрыла сжатый кулак левой руки, и началось это странное, завораживающее движение – будто он наигрывал невидимую мелодию на костяшках собственных пальцев. Или, может быть, это был не музыкальный мотив, а сложный математический код, который он пытался расшифровать в своём сознании?

Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, сквозь пространство и время. Пустой, отрешённый, словно душа покинула тело, отправившись в путешествие по неведомым мирам. Или же это была не пустота, а глубина, в которой отражались бесконечные галактики и параллельные вселенные?

Я не могла оторвать глаз от его рук. Они двигались в каком-то странном, почти ритуальном танце, отбивая ритм, который слышала только я. Эти пальцы, сильные и изящные одновременно, казались инструментом, способным создавать не только музыку, но и целые миры. В их движении была тайна, загадка, которую так хотелось разгадать.

– Вам знаком Борис Одли?

– Нет, – отрицает мужчина.

– Зачем неизвестный вам Борис Одли перевел на ваш счет большую сумму денег?

Лишь на мгновенье тот поднял глаза на сотрудника, затем снова опустил на стол, но ничего не сказал.

– Это бесполезно, – произношу я, нервничая, а затем прошу полковника: – Прошу, сэр, я должна задать ему вопросы.

На что тот тяжело вздыхает, выжидает несколько секунд и дает разрешение.

– Только накинь что-нибудь на плечи, – просит он, и Фил тут же снимает с себя свой пиджак, чтобы дать мне. – Я попрошу, чтобы его лицо взяли крупным планом.

Я принимаю пиджак, надеваю его и спешно выхожу из темной комнаты. Открываю соседнюю дверь и встречаюсь глазами с задержанным.

– Оставьте нас, пожалуйста, – прошу сотрудника.

Когда за ним закрывается дверь, я сажусь на стул, облокачиваюсь на спинку и скрещиваю руки на груди. Его внимание приковано к моей персоне, а значит, он заинтересован в том, что будет дальше. Заинтересован во мне. Связано ли это с тем, что я женщина?

Молчу. Затем придвигаюсь к столу и принимаю такую же позицию, как и он. Ставлю руки на стол, накрываю ладонью кулак и тоже постукиваю пальцами по костяшкам. Таким образом, я хотела понять смысл этого действия и хоть немного смутить мужчину.

То, что он настукивает, – скорее способ концентрации на себе. Счет, который он ведет в своей голове в такт постукиванию – некая блокировка от внешних факторов. Значит, ему есть что скрывать.

Не отрываюсь от него до тех пор, пока в его глазах не появляется легкое недоумение.

– Вы слишком напряжены. Хотите кофе? – тихо спрашиваю я. Он молчит. Ноль эмоций. – Может, покурить? Знаете, кто такой Борис Одли? – внимательно слежу за глазами и выражением лица. – А кто я? – тут его веки чуть дрогнули.

Хоть что-то. Когда его положение меняется, и он убирает руки со стола, я тут же поднимаюсь на ноги, медленно снимаю с себя пиджак, накидываю на спинку и встаю позади своего стула. Затем подхожу к тонированному стеклу и начинаю демонстративно водить подушечками пальцев по верхней губе, затем по нижней, как бы выравнивая жидкий блеск. Потом начала поправлять реснички. Делая это, я косилась на мужчину, который все это время следил за мной.

– Любите старинные вещи? Стальной корпус, кожаный ремешок, стрелки… – интересуюсь у него, и он тут же смотрит на свои наручные часы. Я поворачиваюсь к нему. – 1980 год, если не ошибаюсь. В наше время таких часов уже не существует. Они не имеют ценности.

Он поправил рукав, спрятав часы под тканью. Долго молчать он все равно не сможет. Нужно было только поднажать. Где-то даже схитрить.

– В ваших вещах нашли снимки с изображениями интересных артефактов, которые сейчас не так просто достать. Некоторые считаются утраченными более ста лет назад. Сначала я подумала, что вы антиквар, имеете свою лавку поддержанных вещей. Но у вас ее нет. И не было. Вы много путешествуете. Куда вероятней, что вы – обычный «маклак». Посредник. Перекупщик краденого и поддержанного. Это объяснило бы наличие снимков. Интересный факт: небольшие денежные переводы поступают на ваш счет перед каждой поездкой, а после возвращения счет пополняется еще.

Мужчина, сощурив глаза, заметно взволновался. Лишь на миг отвел взгляд, но тут же вернул внимание ко мне. Я решила выдать все и сразу.

– Камень, который у вас изъяли… что это? Вы знали, что при лучевой обработке он становится жидкообразным? А то, что он может быть взрывоопасным химическим оружием? Вы ведь слышали о «черных слезах»? – я выдержала паузу и продолжила: – Но переживать не стоит. Ничего общего у этого камня со «слезами» нет. Обычная черная стекляшка с черной жидкой серединой. Знаете, есть такие конфетки с жидкой карамелью внутри… Вас обманули. Или же это вы решили обмануть Бориса Одли? Кто кого нашел первым? Вы Бориса или он вас? В любом случае вы должны были найти камень, отдать Борису и получить оставшуюся сумму. Если так разобраться, то вы в полной заднице. Ни камня, ни денег… Ваш банковский счет час назад был обнулен. Правильнее сказать, ушел в минус. Видимо, Борис решил вернуть себе свои сбережения. Теперь вы ему еще и должны остались.

Я заметила, как расслабляются его плечи и мышцы лица, в глазах появляется растерянность. Наверное, сейчас он в недоумении. Неужели я попала в точку?

После минутного молчания мужчина выдохнул и решил заговорить:

– Это был лишь задаток. Он сказал, что заплатит мне больше. Думал, что найти камни будет легко, стоит упомянуть имя этого человека. Я поздно понял, что стекляшки, которые втюхал черный торговец – фальшивки. Пришлось как-то выходить из ситуации. Нашел мелкого ученого, у которого имелась маленькая лаборатория, заплатили ему и попросили создать что-то похожее на «черные слезы». Конечно же, не имея достаточной информации и знаний, он создал то, что создал…

– А чего вы ожидали? Что вам их на тарелочке преподнесут? Ни один ученый не сможет воссоздать «слезы». Это, мать вашу, невозможно!

– Да, но ходят слухи, что пять камней все же существуют.

– И только? Пустая болтовня. С каких пор Борис делится своими идеями?

– Он говорил только по делу и очень кратко. С ним сложно было вести светские беседы.

– Нам нужны адреса того торговца и горе-ученого. Отсидитесь в камере несколько дней, пока их ищут, а там посмотрим…

– Уходя, я услышал, как он кому-то говорил о брате…

– Юргасе Одли?

Тот пожал плечами.

Юргас – диктатор. Во всех смыслах. Остров «Сокол» – его детище. После ряда жестоких преступлений Юргаса поместили в самую охраняемую колонию в космосе, а его место занял чуть менее кровожадный Борис, у которого был свой взгляд на правление островом.

Нужно будет позвонить, узнать крепко ли запирают двери и окна в колонии. Уж не знаю, зачем Борис интересуется братом… Не думаю, что он хочет, чтобы Юргас был на свободе. А может, он задумал его убить? Ведь пока тот жив, он имеет право вернуть «Сокол» себе. Даже сейчас, находясь там, Юргас все еще имеет влияние. А вернуть правление Юргасу – значит снова быть его собачонкой.

Без машины камни – лишь камни. Обычная машина на «слезы» не воздействует. Чтобы отстроить такую, нужно быть гением в квантовой физике. Тот человек, который создал эту машину, умер очень давно. И вряд ли кому-то удастся сотворить точную ее копию без схем и нужных материалов.

Насколько мне известно, ее разобрали и уничтожили. Должны были уничтожить.

– Я должен был отдать камень его человеку здесь, на этой стороне, – сообщает мужчина.

– Кому? Когда? – я вернулась на стул.

– Вчера вечером. В торговом квартале. Я с ним ни разу не виделся лично, только по телефону пару раз общался. Он сказал, что я обязан быть на месте в нужное время. Если не появлюсь, то выждет десять минут и уйдет.

Вся эта информация бесполезна. Я не могу предъявить Борису Одли никаких обвинений. Не могу проверить был ли тот человек на месте, не зная, как он выглядит. К тому же этот квартал кишит разными людьми, и разобрать, кто есть кто – очень трудно. Ему нужны камни? Я буду начеку.

Цокнув языком и легонько хлопнув ладонями по столу, произнесла:

– Так. Если у нас все, то можно расходиться.

– Камней у Бориса нет, – полковник искал что-то в своем супер навороченном телефоне.

– Как и машины, – заметил Фил.

– Ее ведь уничтожили? – настороженно спросила я у полковника.

– Я лично не присутствовал при этом, Эн. Генерал-майор был на месте. Он должен был проконтролировать процесс и убедиться в том, что ее больше нет. Всю информацию о машине стерли. Нет никаких файлов, следов, кодов, чтобы отследить…

– Но Искра?..

– Взломать Искру невозможно. Все что внутри нее – доступно только ей одной.

– Если нет машины, тогда зачем ему камни?

– Мы с этим разберемся, Эн. Твое дело – таинственный подрывник, – полковник отвлекся от гаджета и посмотрел на меня. – Оставь Одли для более подходящего времени. Сейчас он не несет опасности.

Дверь в комнату открывается и входит сотрудница в полицейской форме.

– Простите, Эн, вы просили найти японскую лошадку с подбитым глазом…

И протягивает мне листок с информацией. Я пробегаюсь глазами по черному шрифту. Фил тоже заинтересованно всматривается в листок.

– Что-то больно он староват, – замечает Филипп.

– Тут написано, что он прикован к креслу. Значит, автомобилем пользуются сын или внуки.

– Поедешь сейчас? В таком виде?

– А что не так? Черт, совсем забыла, – выдыхаю понуро, смотря на свое платье.

Я уже и забыла, что на мне этот ужасный красный наряд. Да еще и пахну чужим запахом.

– Я могу одолжить вам свою запасную форму, – вдруг предлагает девушка, затем смотрит на мои туфли. – И кроссовки.

И ни секунды не медля, спешу за ней в раздевалку. И пока я снимала с себя платье, Ники стояла за дверцей, прислонившись спиной к шкафчику. Наверное, на уровне энергетики я уловила ее волнение и, выглянув из-за дверцы, спросила:

– У тебя все хорошо?

Она кивнула, смотря в пол. Я вернулась к полочкам.

– Ник, я знаю, что у твоего брата проблемы, – решилась затронуть больную тему для Ник. – Если тебе нужна помощь, ты можешь попросить.

– Мой брат – бунтарь. Изгой. А я служу в Департаменте, – она говорила негромко, чтобы разговор не выходил за пределы комнаты. – Мне его не остановить.

– Быть бунтарем – не так плохо. Хуже – быть никем вообще.

– Уж лучше никем. Вы часто бываете в том бедном районе, – зашептала девушка, подняв на меня свои голубые глаза. – Я вас видела.

Я закрыла дверцу. Меня вдруг заинтриговало ее замечание. Никто не знает о том, что я по вечерам прогуливаюсь в бедном квартале.

– Ты живешь там?

Эта девушка была бы кстати.

– Подруга живет, – шепнула она.

Я только сейчас заметила темные крапинки в ее красивых больших глазах. Веснушки и еле заметную родинку над верхней губой. Молодая девушка хотела сказать, что переживает за брата и не знает, как помочь ему.

– А еще вы помогаете им… – еще тише произнесла та, заставляя меня прислушаться к тишине вокруг.

Так она хочет знать причину?

– Нам лучше оставить этот разговор на потом, Ник. Быть может, за чашечкой кофе. Согласна?

Ники кивнула.