Черный цветок

– Сказала привести, – старушка развела руками и опустила голову, словно была в чем – то виновата.

Молодая собеседница хотела сказать что-то еще, но словно догадавшись о чем- то, прикрыла ладонью рот и села рядом с матерью. Так они и сидели молча пока в сенях, снова не появилась девочка.

Она заплела ранее растрепанные длинные волосы в аккуратную косу, надела белое платье в мелкий цветочек, поверх которого накинула трикотажную кофточку. Белые колготки и черные школьные туфельки, потому – что других не было, дополняли образ прилежного ребенка.

Радостная улыбка на лице и можно было подумать, что девочка собралась на праздник. Тома бросила на себя оценивающий взгляд, а затем перевела его на пожилую женщину.

– Вижу, что готова. Ну… пойдём.

Тридцать минут медленного ходу с одного конца деревни в другой, казались Томе целой вечностью. Она, то и дело, вырывалась вперед, но тут же останавливалась, чтобы подождать пожилую женщину. В глазах девочки горело желание быстрее дойти до места, но привитое с рождения уважение к старшим, заставляло найти в себе силы и набраться терпения. Если бы только ей разрешили, она бы со всех ног помчалась к родному дому, но раз бабушка сказала привести. Значит, так надо.

То, сжимая крепче, то делая хватку слабее, девочка вцепилась в руку провожатой и до самой калитки не отпускала. Показывая свое послушание и выдержку, хотя этого и не требовалось.

Оказавшись у двери, она подняла глаза на старушку и, получив удовлетворительный кивок, рванула вперед, преодолевая последние метры, разделяющие ее и бабушку.

Подбежав к кровати, девочка резко остановилась, но помедлив минуту, прильнула к женщине и крепко обняла.

– Ну, ну! Будет. Лучше присядь напротив, чтобы я могла тебя видеть.

Тома отстранилась и уверенно кивнула. Она знала, что темнота не в силах им помешать. Подвинув стул ближе к кровати села и, выпрямившись словно струна, внимательно уставилась на бабушку.

– Ты уже совсем большая у меня, – женщина вздохнула и нежно улыбнулась. – Я дала тебе все, что могла. Научила всему, что сама умела. Любила, люблю и буду любить всем сердцем. Помни это Томачка. Люди не живут вечно, да и ты это знаешь. К чему теперь слова.

Старая я уже, час мой пробил. Но ты не бойся… Не боишься? – женщина задала вопрос не уверенно, но увидев, как внучка твердо кивнула, снова улыбнулась. – Вот и молодец. Светлана тебя не обидит. Будь ей помощницей и слушайся во всем. А подрастешь, вернешься в этот дом и будешь хозяйкой, – девочка утвердительно кивнула. – А сейчас, – женщина застонала, пытаясь приподняться на подушке. – Я скажу тебе «наше».

Понимая, что это значит, Тома быстро вскочила со стула и, оказавшись рядом с бабушкой, наклонилась к ней так, чтобы женщина могла шептать ей на ухо. В комнате никого кроме хозяйки и внучки не было, провожатая так и не вошла в избу, а осталась снаружи. И хотя услышать их разговор никто не мог, но словно заговорщики, они привыкли разговаривать о «нашем» так. Шепчась.

Девочка внимательно, как и весь разговор, слушала наставления бабушки. Впитывала их как губка и разлаживала по полочкам в памяти. Запоминала, словно молитву, стараясь не пропустить ни одного слова глубокий смысл, которых был понятен только им двоим.

Тома не боялась. Она знала о смерти все и даже то, что десятилетнему ребенку знать не нужно. Поэтому признание родственницы о скорой кончине не напугало ее. Девочка думала лишь о том, какая ответственность ложится теперь на ее плечи. Принять ее она была готова, бабушка в этом постаралась, но воспринимая как важную контрольную, Тома переживала о том насколько грамотно и правильно она использует свои знания. А когда, закончив, бабушка задала свой главный вопрос, девочка отстранилась, чтобы женщина могла ее видеть, взяла ее за руку, крепко сжала и твердо, в знак согласия, качнула головой.

– Ты уверена? – взволнованно переспросила пожилая женщина, но Тома не колеблясь, снова кивнула настолько сильно и бодро насколько только смогла, лишь бы бабушка не сомневалась в ее решении.

* * *

Тамара бросилась к Степану, села рядом, развязала на платье пояс и, закрутив его чуть выше локтя парня, крепко пережала. Затем бережно, будто собирая осколки дорогого хрусталя, подсунула правую ладонь под пострадавшую руку, сверху накрыла левой и резко развернулась в сторону Марии.

– Томка. Томка не тронь его, – охватив ладонями лицо закричала женщина. Но, то ли проникновенный и упрямый взгляд девушки так подействовал на женщину, то ли включился разум, вдруг произнесла. – Васильевич, Петровна. Скорую. Скорую вызывайте.

– Ешкин… – спохватился Емельян Васильевич. Достал из кармана старенький обшарпанный мобильный и, нажав на клавиши, приложил к уху. – Але! Але! Маринка! Маринка высылай срочно бригаду на ферму. Степка руку себе отшарашил… А, не знаю я… Скорей давай… Ага, – нажав указательным пальцем на сброс, мужчина сунул телефон в карман. – Постараются, сказала.

– Как бы ни старались это ж не рядом, – качая головой, удручающе произнес сын мужчины.

– Да не каркай ты! – махнув на него рукой, гаркнула Мария.

Услышав, что помощь должна подоспеть, Тома повернулась к стонущему Степке. Заглянула в испуганные глаза, отчего тот вдруг перестал дергаться, словно принимая участь, и обмяк. Девушка медленно наклонилась к руке и закрыла глаза.

В памяти вихрем закрутились воспоминания из детства. Бабушкин взгляд, голос, слова, руки. Сознание перебирало все, что она знала, выбирая нужное, а когда нашло, перед глазами остановилась лишь одна картинка.

Тома мысленно шептала сначала медленно, неуверенно, а затем, четко и быстро. Кажется, забытые слова заговора всплыли на поверхности сознания и, повторяясь снова и снова, набирали силу.

Девушка не была уверена, что делает все правильно, хотя очень на это надеялась и всем сердцем хотела помочь горемычному Степке. Ее желание глубоко въелось в сердце, было подпитано словами и доносилось до цели мыслями. Это было самым главным условием.

«Все, что фальшиво никогда не заимеет силу и не будет исполнено» – любила повторять бабушка. «Волна мощи должна идти из сердца и души. Тогда твои старания будут вознаграждены». И в свой первый раз Тома не хотела разочаровать бабушку. Не могла подорвать ее доверие и обещание, данное много лет назад.

Она чувствовала, как руки, передавая тепло рукам Степана, стали горячими. Ладони жгло, но Тома терпела. Даже когда, казалось, невыносимое пламя обжигало кожу. Открыв глаза Тома, увидела, что кровь из раны перестала хлестать и практически остановилась.

«Подействовало!» – возликовала она мысленно, но тут же, стараясь унять расслабляющую эйфорию, снова закрыла глаза и продолжила читать.

Тома даже не заметила, как подъехала машина скорой помощи и из нее выскочили два доктора. Один из них дотронулся до плеча девушки и, только тогда, она открыла глаза.

– Вы молодец, – произнес мужчина в белом халате. – Дальше мы сами!

Тома, соглашаясь, кивнула и начала вставать, но голова закружилась.

– Что ты, что ты дочка! – подхватила ее под руку Мария. – Пойдем, – и, сделав несколько шагов в сторону прошептала. – Э-эх Томка. Вот значит, как!

Тома слышала женщину, словно та была где-то далеко. Слова доносились слабо и обрывисто. Сейчас они не имели значения. Главное, она смогла. Смогла воспользоваться тем, что подарила бабушка. Этот подарок долго спал, дожидаясь полного уничтожения или возрождения. Все, зависело от того какой путь выберет его хозяйка и Тома выбрала.

Целый час Мария и Петровна попеременно заглядывали в вагончик, где сидела Тома, и бросали на нее прищуренные взгляды, пока не выдержали и велели ступать домой, хорошенько отоспаться.

Девушка прекрасно понимала, о чем они думают и надеялась, что женщины не станут сразу болтать о произошедшем. Но, как показала практика, не успеет она дойти до родной хаты, как односельчане уже будут в курсе о ее… О чем? Можно было только догадываться.

Как назовут завтра Тому, она не думала. Это не сможет поменять ее мнения и изменить решение. Девушка не жалела о том, что произошло. Она сделала доброе дело, а добро, как учила бабушка, есть добро и никакими злыми или не злыми сплетнями его не опорочить.

Назад дороги нет, да и сворачивать Тома не собиралась. Какой бы не был этот путь, она выполнит обещание.

Глава 4

Двадцать пять. Так много и так мало. Еще пять лет, и она будет женщиной бальзаковского возраста. А, что она сделала за это время? Чего добилась? Сама! Без помощи отца!?

Пожалуй, ничего кроме репутации ветреной несерьезной девушки, меняющей мужчин, словно надоевшие игрушки. В двадцать пять у каждого человека должна быть стабильность. У нее она есть, но опять – таки только благодаря отцу.

Квартира, машина, работа. Все благодаря ему. Без него Наташа ровным счетом ничего не значила. Пустое место. Она не была способна даже на серьезные отношения, потому – что статус жены ее вообще не интересовал и даже немного пугал.

С чего она вообще об этом задумалась? С чего такие мрачные мысли в день рождения? Нужно встать, навести марафет, пройтись по магазинам, пообедать в ресторане, а вечером пригласить друзей и отправиться в клуб.

Только все это уже было. Из года в год. Хотелось чего- то нового. Необычного. Тряпки, пьяная суматоха. Все надоело.

Почему – то хотелось позвонить отцу и… провести этот день с ним. Еще раз извиниться за ситуацию с машиной и поблагодарить за новый телефон. Только он, скорее всего, не сможет провести с ней целый день. Это она вольна взять выходной, когда вздумается, а у Игоря Сергеевича договора, встречи с партнерами. Но может быть хотя бы обед он сможет уделить дочери?

Наташа села на постели и посмотрела в окно. Яркое солнце пробиралось в комнату, наполняя светом и теплом. Она взглянула на кольцо, с которым не расставалась с тех пор как надела на корпоратив, и встала.

Вспоминая о вечеринке, внутри появился едкий привкус злости, но она постаралась прогнать мысли о новом начальнике торгового отдела.

Парень строил из себя правильного руководителя. Общался с сотрудниками только на темы касающиеся фирмы, а на провокационные вопросы никак не реагировал. Он вообще никак не воспринимал Наташу, хотя та из кожи вон лезла. Приходила на работу в самом лучшем виде, старалась не опаздывать и даже попыталась быть прилежным менеджером.

Александра только удивлялась, как Наташа может быть такой разной внешне и почему она раньше скрывала свою работоспособность? Похоже, перемены в Наталье Заречной заметили все в офисе, кроме Романа Лиманского. И этим парень ее дико бесил, подливая еще больше масла в разбушевавшийся огонь под названием «Он станет моим».