Грани миров и трепетное сердце обывателя. Рассказы

– Обойдутся без вас, ситуация серьёзная.

– Нельзя без меня. Невеста я.

– О-о-о… Когда свадьба?

– Завтра, невеста – я, гости придут.

Чрезвычайно любопытно, сон отступил, но Таню увели в кабинет. Бр-р-р, «вертолёт», гинекологическое кресло противное, Таня его не любила, но надо лезть, привезли-то по скорой, крови много. Врач бодрился: ничего страшного, сейчас почистим, домой поедешь. Стоп. А УЗИ? Вдруг ребёнок жив, спасать надо. Доктор смотрел на дуру с сожалением: что там спасать? УЗИ ночью не делают, только завтра днём. Накрыло холодное чувство, липкое, потустороннее, обволокло Таню: боль уйдёт, страх уйдёт, дома ждут дети, муж голодный, а ты здесь с выкидышем – заканчивай шустрее, тип—топ… Э-э-э, нет, без УЗИ – никакой чистки.

Врач вздохнул: попадаются же дуры безбашенные. Таня написала отказ, получила кровеостанавливающий укол и поселилась в шестиместную палату гинекологического отделения. Ей было плохо: сил нет, и противный насморк, спутник всех беременностей, мучал. К утру сил не прибавилось, но природное любопытство взяло верх. Какие кадры в гинекологии! Вот – лечащий врач, неожиданно мужчина, молодой и красивый, долго по-книжному (наверно, на «отлично» в академии учился) раскладывал тупоголовой пациентке по полочкам проблемы с беременностью, а Таня зависла. Как в детстве её завораживало далёкое от понимания (песни на французском, грузинская вязь, музыка на кончиках пальцев, научные термины), так сейчас она с внутренним восторгом вслушивалась в ручеёк гладко выстроенных фраз, улавливая лишь главную мысль: всё не столь плохо. При этом в голове гулял вопрос: «И чего такого видного мужика в гинекологию понесло? Нет бы в хирурги-травматологи или, на худой случай, в стоматологи…»

Вообще-то странно, она самая старая среди беременных и бывших беременных, ей почти сорок. Одной даме тридцать два, и та до появления Тани на правах мудрейшей руководила коллективом. Таня не стремилась на её место, сил нет, лучше поглазеет. Народ смотрел «Гарри Поттера» на компьютере, глотал пустырник и трясся перед уколами. Таню «Гарри Поттер» пугал, она была спокойна и без пустырника, а уколы дарили надежду на прекращение кровопотери и несли реальное облегчение – она опять не в теме. Зато заметила девочку, совсем молоденькую, двадцать лет, и им интересно вместе, хотя общего – ничего. Девочка – дура или не дура, непонятно – такая, как жизнь вокруг. Сиротка, но семью помнила: восемь человек детей, у папы больное сердце, он умер молодым, за ним – мама, несовершеннолетних раскидали по детдомам, потом они все друг друга искали. А у девушки в её двадцать лет – шесть абортов, теперь с парнем родить хотели, но организм сбросить норовил по привычке. Опять Таня шмыгнула носом – у неё-то трое, все здоровенькие.

Днём звонила мужу с радостной вестью: малыш жив, будут сохранять. Лежала Таня на койке в шестиместной палате гинекологического отделения без сил, без здоровья, без таких необходимых финансов, жилья, даже без житейской хватки, без хитрости – и чувствовала себя до безобразия счастливой.

Ночью привезли молодую, невероятно красивую бабёнку. У неё рвота и бессонница, плаксивила с мужем по телефону, а тот называл любимой, котенькой и заинькой – Тане было слышно. Бабёнке сделали укол, и та заснула. Проснулась перед обходом. Врач объяснил пациентке, что у неё паническая атака, – какой он умный, однако. Таня, желая подбодрить молодуху, решила познакомиться:

– Как тебя зовут?

– Таня.

– И меня Таня.

Они засмеялись, после тёзка ушла на процедуры.

А Таня заблудилась. Её отправили на первый этаж в кабинет, где слушают сердце ребёнка, рассказали, как идти, а она заблудилась. «Наверно, не туда иду,» – подумала, не встретив по пути ни души. Уже собралась повернуть, как одна из дверей открылась и два санитара вывезли в коридор на каталке труп. Таня поняла, что это труп по тому, что он с головой был накрыт простынёй, только голые синие ступни выглядывали омертвевшим слепком. Таню эти ступни загипнотизировали. Она смотрела и смотрела на часть того, кто числился в живых ещё вчера, а, может, и сегодня утром, очень долго, минуту или две.

– Как вы сюда попали? – санитар в маске грустно покачал головой.

Второй выступил вперёд, загородив труп собой, и Таня вздрогнула.

– Уходите.

– Куда? – Таня, наконец, пришла в себя. – Я заблудилась.

Она пошла назад, санитары с каталкой – вперёд по облезлому коридору. Тане вспомнилось, как давно школьницей она лежала в больнице города своего детства и там, в зелёном цветущем парке, услышала диалог медсестёр на перекуре.

– Мерзкая работа, никак не могу привыкнуть.

– Привыкнешь.

– Ведь двойня была бы. Мальчик и девочка.

– И мать здоровая, и эмбрионы без патологии.

– Уж лучше б доносила и родила, потом отказалась в роддоме. Живые зато.

– Привыкну? – медсестра всхлипнула.

Таня сразу забыла подслушанное, а сейчас, встретив смерть, имея жизнь в животе, вспомнила. Почему сейчас? Кто знает…

Семейный портрет

1

Женька, близоруко щуря глаза, разглядывала носок. Мужской, размер примерно сорок пятый, чёрный, один. Такой априори не мог принадлежать их семье, дому. Определённо чужой.

Дело в том, что Добрыня, её муж, подобные не носил. Какие угодно носил: жёлтые, белые, зелёные в полоску, но не чёрные. Бзик такой. Да и размер у его ноги деликатный, всего сорок первый, а других мужчин в квартире не водилось. Жили-то вчетвером: Женька, Добрыня, их девятилетняя дочка Федька и девяностолетняя бабушка, мама «любимой» свекрови, никуда за положенные метражи не выходившая, почти глухая. Квартира принадлежала ей, а Женька с Добрыней ухаживали за немощной старушкой и мечтали, что когда-нибудь жилплощадь достанется им по наследству.

Женя взяла в руки телефон:

– Алло, Добренький, это я.

Муж работал шофёром, на звонки отвечал почти всегда, за исключением случаев, когда дрых в перерывах между рейсами:

– Женька, я не заеду обедать, мне хватит того термоса, который ты собрала.

– Хорошо, тогда выкупаю бабушку и напечатаю статью. Добренький, а откуда у нас дома один чёрный носок?

– Какой?

– Ну, чёрный, с белой полосочкой сверху?

– Грязный?

– Н-нет, вроде почти чистый. Это важно?

– Безусловно. Только я чёрные не ношу, ты же знаешь. И почему один? Женька, ты не следишь за порядком?

– Дык я… под диваном нашла, когда пол мыла. То есть ты не в курсе?

– Слушай, отстань с ерундой – думал, что-то серьёзное, раз трезвонишь. Я на трассе, извини. Пока.

Женька вздохнула, пошла к бабушке:

– Вера Родионовна, вы не знаете, откуда под нашим диваном взялся чужой носок?

Бабушка ей улыбалась и кивала головой:

– Погода сегодня чудесная, но я гулять не пойду, ноги болят, голова кружится; вот дочка навестит и выведет на улицу под яблоньку.

Женька, вздохнув, проворчала:

– Дочка ваша уж два месяца глаз не кажет, а во дворе не яблони, а берёзы с сиренью, – и громче: – Чуть позже мыться пойдём.

Откуда всё-таки носок? Не к Федьке же приставать с расспросами?

2