Бабушка сказала, что мы тоже не бедствуем, и Люба помогает нам. Тётя Люба помогала нам хорошо и приезжала часто, и деньги бабушке присылала, а звонила, почти каждый день.
Как бы, не хотела бабушка уезжать, а пришлось.
Мы позвонили тёте Любе. Она заохала, сказала, что приедет завтра, уладит всё и заберёт нас.
На другой день к вечеру, они, приехали на машине с дядь Сашей, это её муж. И через три дня, мы все уехали в Питер, как я считала, навсегда.
Глава 2. Артур Егоров.
Сколько помню себя, всегда жил с какими то тётками, почему, родители так не любили меня, не знаю. Может и любили, но, как то равнодушно, сыт, одет и ладно, остальное не их дело. Мы жили в Москве и там всё время у меня няньки какие- то были, когда постарше стал, с домработницами оставался
Меня, убивало равнодушное отношение отца и матери, ко мне. Даже, папа и мама не могу их назвать.
Учился я в элитной школе, как же, родители бизнесмены, сыночек один, куда его ещё? Учился я, ни шатко, ни валко, на зло родителям, думал, может, так хоть, обратят на меня внимание. Нет, их и это не трогало. Отвалит отец, N-ую, сумму школе и я обеспечен положительными оценками.
У отца, бизнес, сначала на двоих с партнёром был, потом как я узнал, партнёр его погиб и весь бизнес к отцу перешёл. Как он сумел так подсуетиться? Не знаю, наследников, что ли, не было у того партнёра?
Мне лет десять тогда было.
Так вот, после гибели этого партнёра, как я узнал он погиб вместе с женой, у отца откудо то появился дом в деревне, практически рядом с Москвой. Дом большой, двухэтажный, красивый и я стал бывать там, не так часто, в основном на выходные меня привозили и на каникулы, а так, всегда в Москве, с тётей Сашей жил, она, то ли, домработница наша была, то ли, няня моя. Впрочем она постоянно жила вместе со мной в квартире.
Когда мне сказали, что я в деревню ездить буду к отцу с матерью, я обрадовался, думал с родителями больше общаться буду. Рано радовался, куда там, и в деревне больше с домработницей тётей Галей жил, родители, то в командировке то, за границей отдыхали, меня с собой не брали никогда.
Зол я был на весь белый свет. Ну, почему так, другие родители любят своих детей, а меня нет, не любят мои родители.
Рядом с нашим домом, стоял небольшой домик, в нём жили бабка Евдокия, со своей внучкой Варькой. Так вот, у этой Вари, ни папы, ни мамы, бабка только, но, как эта бабка, внучку свою любила, я завидовал даже.
Надо же, идёт с продлёнки, маленькая, из под рюкзака не видать, как она, этот рюкзак носила, удивлялся, но, сил хватало, наверное. Худая была, эта Варька, смешная, с двумя косичками. И, вот такую любят, а меня нет, а мне уже одиннадцать было, я всё-таки рослый был, одет всегда как хлыщ городской. Ума только не было, злость одна, вот я и срывал её, эту злость, на Варьке.
Называл её, дохлая, и ещё крысой обзывал, дом их, с бабкой, крысятником и курятником, обещал, придушить одним мизинцем эту Варьку, Она хоть и боялась, видать, но, огрызалась иногда, однажды я назвал её Шушерой, а она меня богатеньким Буратино, я разозлился, и в грязь её толкнул, сам пошёл домой.
Девчонка поднялась, и тоже с рёвом домой пошла, минут через десять, бабка её пришла, ругала меня, даже за чуб схватила, больно. Ну, подумал, дохлая, я тебе наябедничаю ещё, получишь ты у меня.
Снова, на другой день, девчонку встретил, а-а-а, говорю, ты, дохлая, ещё бабке своей жаловаться на меня вздумала, крыса.
Она, то ли, от страха орать начала, я, аж попятился, сам ты, дохлый, орёт, сам ты, крыса, в общем убежала она от меня.
Бабка, видно, больше не рискнула внучку одну отпускать, хотя, школа в деревне была от нас недалеко, она и провожала и встречала Варю, та, сидела дома и старалась не выходить на улицу, когда я приезжал в деревню.
И всё-таки, как то зимой я её снова одну встретил, рюкзак отобрал, дневник достал. Морозова Варя, ну и давай потешаться. Варвара значит ты, любопытной Варваре на базаре нос оторвали, смеялся я, она в слёзы, сама кричит: отдай рюкзак, отдай дневник! Поднял на вытянутую руку Варькины вещи, достань, заучка, ботанка, девчонка прыгала, пытаясь достать. Я ей, хочешь, порву сейчас и рюкзак твой, и дневник?
–Ах, ты озорник.– Я опешил, бабка подошла когда то, я и не видел.– Отдай сейчас же книжки девчонке.
Я бросил и дневник и рюкзак, и дёру. За чуб оттасканным, ещё раз, быть, не хотелось.
Мне хотелось, чтобы она родителям моим пожаловалась, может, тогда бы, они обратили внимание на меня но, баб Дуся, никогда не жаловалась. Так и жил я, в деревне у меня друзей не было, одно развлечение, издевательство над Варей и я изводил её, как мог, смешную девчонку, с двумя косичками.
Она же, старалась обходить меня стороной, а я караулил её, надо поиздеваться было над ней.
Приближались Новогодние каникулы… в школе у нас утренник был, все с родителями приехали, я как обычно, с тёть Сашей, и праздник не праздник, другие дети рады с родителями отдыхать поедут кто, куда, а мои уже уехали и про меня не вспоминают, меня, после утренника в деревню отвезли к тёть Гале. Там я и проводил свои каникулы. Болтался по деревне, в снегу кувыркался, одним словом сам себя развлекал.
Девчонка на улице не показывалась, а мне, без неё, скучно было. Как то шёл, снежки лепил, кидал их, куда, в общем то, полетят, смотрю, баб Дуся в магазин пошла, прохожу мимо их забора, о, Варька во дворе, песенки какие-то мурлычет.
Думаю, зайду, дверь торкнул, никак, закрыто, я через забор, Варька снеговика слепила. Ты смотри, как же она такие комья, друг на друга клала, бабка помогала наверное.
Ну, я и спросил у неё, дохлая, ты, концерт, что ли снеговику устроила? Певица из крысиного подъезда.
Она, испуганно посмотрела на меня, прогонять стала, а я в ответ, щасс прям, говорю, слепил снежок, влепил ей в плечо, девчонка ойкнула, а я в наступление перешёл, начал снеговика крушить.
Варька отталкивать меня стала. В результате борьбы, я снеговика разрушил, ведро что было у него на голове, Варьке на голову надел, а морковка, нос снеговика, как у неё в руке оказалась, не знаю.
Варька верещала, я держал ведро, снимать ей не давал, со смеху умирал. Ты говорю в этом ведре, как рыцарь в шлеме, крысиный рыцарь, с мечом в руке. Морковка длинная такая была.
Тут, бабка пришла, стучится, я, на забор, Варька ведро сняла, открыла дверь, сама ревёт.
– Ах, ты негодник! Ну, что к девчонке привязался?!– Негодовала баб Дуся.
Я же со смеху, аж с забора упал, на улицу, в снег и убежал домой.
А как, на санках её однажды прокатил, она в снег, а я её, ещё и обвинил во всём, и разозлился, за то, что она, меня дебилом назвала, а кто я? И правда, вёл себя как дебил, как будто, Варька в моих бедах виновата.
Тогда, я её насильно на санки повалил, она лёгкая и попёр по дорожке, резко развернул их и Варька носом в снег загудела, еле встала, никак не отдышится, и тогда сказала на меня, дебил, я за это ещё раз её в снег сунул, и домой пошёл. Она с рёвом встала и тоже домой пошла.
Сейчас ругаю себя, а тогда, развлечение для меня было.
На весенних каникулах, с ног до головы грязной водой её искупал, да, что только не творил, и капюшон на голову спереди, чуть ли не до груди напяливал, в грязный снег толкал, идиот.
Девчонка терпела, пряталась от меня, а я, всё равно, её, где нибудь, да поймаю, она молчит, а я ей ты что человеческого языка не понимаешь, что ли? А-а-а-а, ты, только, крысиный язык понимаешь, дохлая, хочешь скажу, почему ты такая, заучка потому что, зубрилка, целый день зубришь, и поесть тебе некогда.
В общем такие я ей устраивал, как сейчас говорят пранки. А по русски сказать, подлянки.
Всё закончилось летом, как то, вышел гулять, смотрю они с девчонками в куклы играют. Подошёл, Маша и Вика, вроде зовут девчонок, убежали, и кукол своих забыли, а Варя нет. То ли с места не могла сдвинуться.
Ну, я, что то, ей про многодетную мамашу заливал, что, подружки деток своих, на неё бросили, сбежали, чей то телефон пиликнул, о, говорю, и телефоны побросали. Варя собрала игрушки и телефоны, сложила в рюкзачок.
– Отойди.
Я не уходил, загораживал дорогу не пускал её, она вдруг толкнула меня.
– Ты, дохлая, ты хоть, понимаешь, что попала? Ты реально, не догоняешь, что я с тобой сейчас сделаю? Толкается она ещё.
Варя снова попыталась толкнуть меня, я схватился за кофту у неё на груди, тры-ы-ык, пуговички полетели к ногам, грудь воробьиная оголилась. То, что, я увидел у Вари на груди, повергло меня в шок, её грудь была, как будто, зашита, шрамы. Я оторопел, даже, мне, одиннадцатилетнему мальчишке, стало дурно.
Девчонка обозвала как то, меня я не понял сам, кое как, прикрыла грудь, отбежала, что то, подняла с земли и кинула в меня. Я стоял, не двигаясь с места, лоб обожгло, голова дёрнулась и тогда я пришёл в себя. Схватился за лоб, на пальцах кровь, ни фига себе, вот это Варька жахнула. Я молча пошёл домой.
Тёть Галя запричитала, да как же так? Да, кто же это?
Упал, соврал я, тогда, она промыла ранку заклеила пластырем, а я всё думал, откуда у Варьки шрамы такие? Её что? Порезал, кто то?