Оценить:
 Рейтинг: 0

Тайные хроники герцога Э

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 ... 8 9 10 11 12
На страницу:
12 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Дон, поторопись. Уходим! – окликнул меня кто–то, и я кинулась собирать то немногое, что осталось от Конда. Еще с вечера обнаружила под кроватью ящик, который в случае необходимости легко превращался в походное бюро. Его глубины явили чернильницу, перо, приличную стопку бумаги и мешочек с засушенной кожурой черных орехов. Хорошо, что мне приходилось готовить чернила в монастыре, иначе я опять попала бы впросак. Правда, в крайнем случае я применила бы сажу. Помнится, Басилия разводила ее водой, когда обнаружилось, что в обители закончились запасы приличных чернил.

Двойная седельная сумка, оставленная Кондом, уместила и ящик, и прочие личные вещи. Статуэтку святой девы я сунула в карман, не забыв предварительно нюхнуть «отравляющее вещество», чтобы вернуть себе скрипучий голос. Мои наблюдения показали, что средство действовало недолго, поэтому его необходимо было держать под рукой. Как–то не хотелось объявлять обет молчания, пока не разберусь, что происходит в армии.

Умывшись, я подправила вчерашний макияж. Сегодня рука не тряслась, и границы черного и белого цветов удалось провести четче, да и кожа уже не так сильно зудела. Я начала привыкать к маске. Удовлетворившись отражением в зеркальце, сложила его и склянки с краской в небольшую наплечную суму, предназначающуюся для кошеля и всякой мелочи (Конд и здесь позаботился о сестре), скрутила на затылке дулю и натянула плащ. Глубокий капюшон надежно спрятал лицо от накрапывающего дождя.

Взвалив на плечо свою поклажу, я отправилась к конюшням искать принадлежащую мне лошадь. Рассуждала так: раз у меня имеется седельная сумка, которую, как я знаю, навешивают на ездовую скотину, значит, и боевой конь у меня тоже должен быть.

Делая вид, что чищу сапоги (брат, подлец, поленился), сильно злилась на Конда, который и словом не обмолвился, как зовут лошадку, или хотя бы где та стоит. А вдруг она страдает от голода и жажды, и я покажу себя никчемным хозяином?

– Ты не пошел есть? – меня окликнул вчерашний конюх–нахал. Он дожевывал что–то пахнущее чесноком. – Неужели тоже перепил вчера?

– Я не пью, – пробурчала я. Хотелось добавить «я только ем», но спросить, где кормят, не решилась. Немного подумав, сообразила, что могу убить сразу двух зайцев. – Друг, не кинешь сумку на моего зверя, а я пойду перекушу. Совсем хворь замучила.

Для наглядности несколько раз покашляла. «Друг» скривился, но пожалел убогого монаха и седельную сумку забрал. Ура! Теперь я узнаю своего коня по багажу.

А я поплелась к главному входу постоялого двора: там видела столы, там пахло едой, значит, туда и дорога.

Хмурые воины плотной стеной шли мне навстречу. Никто не собирался уступать дорогу, и вскоре я была оттеснена к стене и, шаркая по ней спиной, упорно пробивалась к желанной еде.

«Столовая» оказалась полупустой. Кухарка и ее подручные собирали посуду, слышался скрип мочала по пустому котлу, а желудок отчаянно сигналил, что я, дура, пропустила завтрак, и теперь мы умрем от голода. То немногое, что дали в монастыре, я умяла еще ночью, когда изучала хроники.

– Скажите, пожалуйста, а еда осталась? – получилось так жалобно, что я возненавидела себя. Кухарка, видимо, тоже. Потому что обернулась и глянула так, будто перед ней стояла нищенка с протянутой рукой, а не больной монах. – У меня есть деньги. Я заплачу.

Последнее женщине понравилось, и улыбка осветила вспотевшее от усердной работы лицо. Опустив стопку грязной посуды на стол, она вытерла руки о фартук и поспешила на кухню. Вскоре передо мной высилась горка свежих оладий. Чуть позже появились крынка молока и плошка с медом.

На требовательно выставленную ладонь легла серебрушка, что вновь вызвало улыбку кухарки. Ну и мою тоже. Я понятия не имела, сколько следует отвалить. Жаль, что в монастыре не приучали к самостоятельной жизни. Я смело могла назвать цену оберега или статуэтки Святой девы, но никак не жаренного пирожка. Кухарка же, получив достойную плату, расщедрилась и добавила краюху горячего хлеба и горшочек сметаны.

И только я полила нежные оладьи струйкой прозрачного меда и сглотнула вызванную запахами слюну, как напротив меня кто–то брякнулся на скамью.

– Ваша Светлость? – мне пришлось подняться, чтобы поклоном приветствовать герцога. Он хоть и выглядел свежим – буйная ночь не оставила на нем следа, взгляд имел недобрый.

– Почему не по уставу?

Я вжала голову в плечи.

– Бойцу полагается с утра каша, – напомнил он, заглядывая в кувшин.

– Так я не боец, – не зная, что еще сказать, развела руками.

– Я, видимо, тоже, – вдруг согласился он и единым махом выпил молоко, за которое заплатила я. Переживая, что подобная участь постигнет и оладьи, я села и придвинула тарелку ближе к себе. Но властная рука нашла равноудаленную от обоих едоков границу – центр стола. Я никогда не ела так быстро.

– Счет двенадцать–восемь, – весело объявил Их Светлость, и совсем не по–герцогски облизал испачканный в меду палец. А он ничего. В смысле дюк Э. Привлекательный. Особенно, если не сводит брови к переносице. Мед тоже оказался вкусным. Правда, сметану попробовать не удалось. Ее весьма лихо употребил полководец. Краюху хлеба он милостиво разделил на две части, и я быстро убрала свою в наплечную суму.

К конюшне мы шли плечом к плечу. Это выражение такое. На самом деле мы шли плечом к подмышке.

– Дон, не отставай, – широкий шаг герцога заставлял семенить.

Конюшня шокировала. Там стояли всего две животины: конь, укрытой попоной с красными львами, и… осел. Чтобы я случайно не ошиблась, последний был помечен моей седельной сумкой. Ну да, а чего я ждала? Ахалтекинского жеребца?

Глава 8

Армия или только ее часть, судить не берусь, уже двинулась строем. За околицей суетился у телег и повозок сопровождающий армию служебный отряд, еще дальше, почти на границе видимости, готовились к отправлению гражданские – вчерашние ночные бабочки. А я, вспомнив розовую пятку, показавшуюся из–под одеяла, призадумалась: неужели и герцог ест из одного котла с остальными? Или ему подают отдельное блюдо в виде какой–то постоянной любовницы?

Пока я забиралась на осла, предмет моих дум взлетел на коня и умчался вдаль, нисколько не переживая, поспеет ли за ним хронист. А я так и тащилась, всего лишь на шаг опережая хозяйственный обоз. Ослик не дергался, не пытался пробиться вперед, а кучер походной кухни как–то уж слишком привычно завел со мной нудную беседу о боге. И я с досадой усвоила, что хронист никогда не ехал рядом с герцогом. Его место здесь. Под хвостом у последнего боевого коня армии. И сегодняшний завтрак с Их Светлостью, породивший иллюзию некой близости, всего лишь маленькая прихоть «дюка Э».

Ну и ничего, ну и правильно. Мне и здесь хорошо. Рядом с кухней сытнее и безопаснее.

Через полдня пути без намека на отдых, когда интерес глазеть на унылую панораму проплывающих мимо полей иссяк, а отбитая задница ныла, я уже радовалась, что хронист едет не во главе армии. Я тихо перебралась на облучок походной кухни, и только поглядывала, не отвязался ли ослик, переживая больше за свои пожитки, чем за него. Капюшон давно болтался на плечах, духота после дождя заставляла забыть о мерах предосторожности, благо, никто не воскликнул «Караул, подмена!».

– Расскажите мне о герцоге. Какой он? И почему у него такое странное имя?

Ферд – пожилой кучер, оказавшийся истопником, ответственным за горячую воду и отопление походного шатра, если герцог вдруг прикажет разбить лагерь, с готовностью откликнулся.

– Ну вот, отмер! А то все три дня бычился, разговаривать с нами брезговал, – истопник с довольным выражением лица огладил пышные усы.

Бычился? Что это? Гонор принца, не желающего опуститься до общения с чернью, или желание оставить невспаханное поле исследований для меня? Немного поразмыслив, утвердилась в последнем. Странное поведение хрониста определенно вызвало бы недоумение, если бы тот принялся задавать одни и те же вопросы по второму кругу. Ай да Конд!

– Я не брезговал. Плохо мне было. В горле словно колючки засели, – просипела я, старательно следя за окончаниями глаголов. Боялась выдать, что я девчонка. – Ни говорить, ни сглатывать.

– А все от того, что плащ у тебя худой, – откликнулась одна из кухарок. Дородная, краснощекая, отличающаяся яркой, но слегка переспевшей красотой. – Плохо вас в ордене одевают. А еще под дождь на переходе попали. Предлагала же одежку у огня развесить. Но как же! Гордые! Хоть и нищие. Прошли мимо меня, точно я невидимый призрак.

– Разве к тебе обращались, Волюшка? – кучер развернулся всем телом. Уж очень ему хотелось поговорить, а тут слова не давали вставить. – Нет? Вот и молчи. Дай мужикам пообщаться.

– Ой, мужики! – хохотнула девица, присоединившаяся к кухаркам из «гражданского» обоза. – Один – мальчишка неопытный, второй – забывший, когда в последний раз бабу по–настоящему тискал.

– Гоната, уймись! Рот бы тебе поганый зашить, – кучер сплюнул, а я обернулась посмотреть на девушку – возможно одну из тех, о ком говорил Конд. Он же предупреждал о споре по соблазнению монаха?

– Рот зашить? Без работы меня оставить хочешь? – Гоната с вызовем вздернула аккуратный носик. Симпатичная, если бы не слой косметики, которую не смыла с вечера. – Приди еще ко мне со своим «давай по быстрому».

– Не слушай ее, – кучер пихнул меня плечом, – мы с тобой лучше о герцоге поговорим. А бабы пошумят и успокоятся.

Я придвинулась ближе к Ферду, чтобы не пропустить ни слова. «Бабы» же разошлись не на шутку, уже по сотому разу обыгрывая ехидные слова Гонаты и обсмеивая сексуальные пристрастия чуть ли ни каждого воина славной армии герцога Э. Какие времена, такие и нравы. Да.

– Значит так, герцог у нас человек неплохой, – истопник придал своим словам вес, в очередной раз огладив усы. Делал он это основательно, неторопливо, поводя большим и указательным пальцами от носа до самого подбородка, что лишь на мгновение успокаивало буйную поросль. Но усы никак не хотели подчиняться и вновь топорщились, из–за чего истопник делался похожим на моржа. – Можно даже сказать, хозяин у нас хороший. Пусть он из рода узурпатора, отнявшего власть у нашего короля, но правильный. Кто из рыцарей безропотно пошел бы биться с тварями, от войны с которыми нет никакой выгоды, кроме боли и смерти? Герцогу бы уехать на Восток, где несметные богатства сами в руки текут – князьки сдают свои дворцы без боя, но он упорно выполняет грязную работу здесь. Брат велел защищать Рогуверд от всякой мерзопакостной дряни, вот Их Светлость и защищает.

– А кто брат нашего герцога? – о тварях расспрашивать не решилась, хотя было интересно узнать, как они выглядят и чем опасны. Но вдруг за те три дня, что Конд числился хронистом, с монстрами уже бились?

– Как кто? Сам император. По всем законам к нашему герцогу следовало бы обращаться «Ваше Высочество», поскольку он королевских кровей, но герцог не важничает. Сказал: «Светлость я» и на этом все.

– Понятно, – кивнула я, усваивая новую информацию: Конд засунул меня в самую гущу врага. Кто поручится, что вчера меня пнул под зад не убийца прежнего короля?

– И не вздумай ничего плохого об императоре сказать. Вмиг головы лишишься. Из местных здесь только мы, да вот еще блудницы, – кучер кивнул на веселящуюся с товарками Гонату, – остальные сплошь чужаки. Они и с тобой обращаются как с вошью только потому, что все мы для них низшие. А они, стало быть, высшие.

Кучер опять сплюнул.

– Теперь понятно, кого нужно держаться.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 ... 8 9 10 11 12
На страницу:
12 из 12