Странница

Впрочем, Ольга, обернувшись законной женой Вадима Журавлева, и сама догадается подыскать для надоевшей «племянницы» школу-интернат.

* * *

– Внимание! Напоминаем, что поезд проследует мимо станции «Фрунзенская», не останавливаясь. Станция закрыта на ремонт… – механический голос потонул в грохоте вагонов, увлекаемых в тоннель метро.

Люба растерянно заморгала, убирая мобильный телефон, с которого читала фэнтези-роман, глубоко в сумку. Быстро вскочив с места, она направилась к выходу.

«Кто бы знал, что пересадкой на Сокольническую здесь не обойдется! Эх, если б я встала пораньше, сейчас не боялась бы опоздать! Ведь нужно еще отметиться у администратора, переодеться, накраситься… В чем-то Михайловна права, какая же я несобранная! Даже о том, что моя станция закрыта, узнала в последний момент! И что теперь делать? Двигаться к наземке? Кажется, здесь останавливается двадцать восьмой троллейбус, который довезет до Фрунзенской».

Мысли о троллейбусе номер двадцать восемь повлекли за собой неизбежные печальные воспоминания о репетиторе по математике, которого Люба дважды в неделю посещала в прошлом году.

А причиной этих встреч оказалась математичка Говорова, которая, выставив ей семь двоек в журнале за нежелание отвечать у доски, потребовала срочной беседы с родственниками. Дядя, после этого «душевного» разговора, пришел домой красным от негодования. И, скрепя сердце, отправил Любу к репетитору, а потом контролировал выполнение домашних заданий. То, что ей в будущем математика не понадобится, Вадима не волновало.

…Стоило девочке выйти из метро, как зарядил мелкий, но частый дождь. А зонт Люба с собой не захватила. Оставалось радоваться, что прическа для выступления у нее простая и не пострадает от капризов погоды.

«Нет, правда, о чем я думала? Синоптики же обещали дождь», – размышляла Люба, вздыхая о забытом дома зонтике. С шестого этажа, где жили Журавлевы, небо с утра казалось безоблачным. Но в Москве всегда так. В одной части города люди могут изнывать от жары, а в другой – жалеть о том, что не натянули с утра резиновые сапоги.

«Менеджер Катя сейчас сказала бы, что я напрасно дуюсь на погоду. Мол, у нас – как в Нью-Йорке, если не нравится погода – просто подожди пятнадцать минут. Но сегодня, как назло, этих минут у меня нет!»

– Доченька, давно троллейбуса не было?

Негромкий голос заставил ее оглянуться. Рядом стояла старушка, суетливо убиравшая в сумку потрепанный зонтик. Люба в ответ вздохнула:

– Я минут пять назад подошла. А здесь троллейбусы часто ходят? Мне нужно на Фрунзенскую, а станцию закрыли…

– Не переживай, здесь еще бесплатный автобус «нулевой» ходит. На нем тоже можно доехать. Какой первым прикатит, на тот и садись.

Журавлева слегка кивнула и замолчала. Ей хотелось повторить мысленно текст песни, с которой она выступает. Песня была из тех, что традиционно считаются «русскими народными». Но ее менеджер решила, что для конкурса «Барышня», где оценивались не только внешность и вокальные данные, но и обаяние кандидаток, песня подходит лучше всего.

«На Муромской дорожке…» – затянула про себя Люба. Тут рядом с ней послышался громкий топот. Девочка с удивлением уставилась на подбежавшую к остановке троицу – симпатичную женщину и двоих детей-погодок.

– Пока мост переходили, под дождь попали, – смущенно заметила женщина. Она пыталась встать под крышей остановки так, чтобы оказаться вместе с детьми на отрезке сухого асфальта. Любе пришлось потесниться, чтобы и бабуля, и новенькие, смогли укрыться от шумного ливня, в который за несколько минут успела превратиться противная морось. – Зато хорошо покатались на карусельках, правда, Боренька?

Любе вдруг показалось, что ей не хватает воздуха. Перед глазами потемнело. Машинально вцепившись в ручку висевшей на плече сумки, она пыталась понять, почему так реагирует на одно упоминание о каруселях.

«Ну да, с детства их терпеть не могу, и что такого? Кстати, именно в этот детский парк нас возили прошлой осенью. Подарок от агентства. Но я даже не смогла выйти из автобуса. Сидела, дрожала. И, сейчас, при одном воспоминании о каруселях, мурашки бегут по коже… Хуже, чем от любой «страшилки» в сети! И почему я снова здесь оказалась?! Сегодня явно не мой день!»

Любу отвлек от невеселых мыслей мальчик, указавший рукой за ее спину:

– Мама, а это что? Что на бумажке написано?

– Объявление, – снова смущенно улыбнулась женщина, явно надеявшаяся до прихода автобуса или троллейбуса просто помолчать, не привлекая внимания.

– И что там написано? – не унимался малыш.

– Предлагают стрижку домашних животных, – улыбнулась ему Люба.

– Мама, а давай мы нашу Лапку подстрижем? – тут же оживились ребята.

Женщина иронично выгнула бровь:

– И как вы это себе представляете? Она же у нас гладкошерстная кошка! Ее, разве что, можно покрасить. Но не думаю, что стоит причинять ей беспокойство.

Дети угрюмо замолчали. Люба зачарованно следила за чужой беседой, забыв о том, что нужно повторять песню. Ей вдруг тоже захотелось, чтобы у нее была обычная семья. Чтобы были мама, папа, брат, сестра и кошка… или собака. Вадим не позволял завести питомца из-за аллергии на шерсть.

«Если бы папа с мамой не погибли в автокатастрофе в Италии, какой была бы моя жизнь? Посещая парк с родителями, я бы точно не боялась аттракционов. И в конкурсе участвовала бы с большей радостью. Ведь они обязательно пришли бы за меня «поболеть!» – тоскливо размышляла Люба, носком туфли размазывая грязный песок по асфальту.

Да, дядя Вадим слишком занят, чтобы прийти и поддержать племянницу. На этот раз уехал на неделю в командировку. И, когда Люба выйдет на сцену «Московского шелка», ей опять будет одиноко, несмотря на присутствие соперниц, жюри и прессы. Так одиноко, точно во всем мире она осталась совершенно одна.

* * *

Наконец, к остановке подъехал троллейбус, под завязку забитый людьми. Но ждать следующего Люба не могла. Следовало поторопиться – до начала конкурса оставалось чуть больше двух часов.

Прижатая толпой к мужчине, от которого несло дешевыми сигаретами, Люба с тоской думала о том, что сегодня – двадцать пятое июня две тысячи шестнадцатого года, давно двадцать первый век на дворе, а жизнь-то совсем не меняется!

Нет бы, придумали ученые надувные шары, вроде тех, что используют в зорбинге, которые могли бы передвигаться по воздуху. И тогда уж проблема с «пробками» в Москве сразу исчезла бы! Словно техника «Парка Юрского периода», но только наяву… Нет, пример неважный. Там все плохо закончилось из-за динозавров.

Ну, а если не шары, а флаеры? Совсем как в книгах Кира Булычева про Алису Селезневу! Серию про «Алису» Люба очень уважала.

Тогда все точно обошлось бы без жертв. А если взрослым нравится толкаться и ездить в автобусах, пусть сами этим занимаются. Школьникам же, разумеется, за исключением первоклассников, очень пригодился бы такой транспорт! Имея собственный флаер, она бы точно никуда не опаздывала.

Глава 2. Соперницы

Прикрывая голову полиэтиленовым пакетом, Люба спешила к входу в банкетный комплекс «Московский шелк». По пути она слышала дребезжание мобильного телефона, но даже и не думала отвечать. До места назначения ей оставалось шагов пятьдесят. Не стоило отвлекаться…

Когда перед девочкой замаячило высокое крыльцо, ведущее к зеркальным дверям, Журавлева перевела дыхание. Наконец-то, добралась!

– Где же тебя носит, Люба!

Услышав этот резкий голос, Люба вздрогнула. Она узнала менеджера по кадрам из дядиного агентства – Вику Зорину. Та, видимо, скрывалась за дверями от дождя, но выпрыгнула на крыльцо, едва завидев подопечную.

– Вы меня ждали? – запыхавшаяся Люба пыталась перевести дыхание. Да, она знала, что кто-то должен был передать ей одежду для конкурса. Но, чтобы сама Виктория этим занималась! В агентстве Журавлевой пообещали, что вещи от спонсоров привезут за пару часов до представления и оставят в гардеробе на первом этаже «Шелка».

– Где же ты была? Через час твой выход на сцену! Девочки сейчас «прогоняют» номера. А ты? – хмурая Вика поправила слипшиеся от капель дождя короткие волосы, уложенные так, что напоминали беличий хвост – пышный и чуть-чуть растрепанный. В порывистых движениях менеджера было что-то от белки. Она всегда куда-то спешила.

– Но «Фрунзенскую» закрыли, – Люба с виноватым видом посмотрела на Вику.

– И что?

– Ехала от «Парка культуры» наземкой, потом пешком… – Журавлева по голосу Вики угадала какой-то подвох, но не могла понять, в чем он состоит.

– Любаша, с тобой все ясно. Если ты еще слишком маленькая, чтобы пользоваться метро, попросила бы Ольгу Михайловну тебя сопровождать! Тебе просто следовало доехать до Спортивной, а там отсюда рукой подать… Но, ты не ищешь легких путей, да? – покачала головой девушка, вручая Любе два тяжелых пакета. – Ладно, что уж теперь. Вот, держи. Здесь твой костюм. Иди скорее, переодевайся. Ступай прямо, пока не увидишь лестницу. По правую сторону – главный зал. При входе, с одной стороны, барная стойка, с другой – гримерка.

– А вы со мной не пойдете?

Виктория смущенно прижала наманикюренный пальчик к пухлым, явно сдобренным силиконом, губам:

– Малыш, я не могу остаться. Уж, прости. Я не на работе, просто завезла вещи. Более того, у меня свидание! Мужчина мечты уже заждался в машине… Хорошо хоть парковка здесь бесплатная. Ну, я пойду, о’кей? Держись молодцом, «Аленушка»! Не посрами наш «Звездный компас»! Пока-пока! – чмокнув Любу в щеку, тем самым заставив в полной мере оценить аромат из весенней коллекции «Шанель», Вика бодро зацокала каблучками блестящих лодочек к выходу.