Повисла недолгая пауза. Брови барона сдвинулись, но голос был угрожающе спокоен:
– Это моё личное желание, Карл. Сегодня ты должен быть за обедом, и ты придёшь!
Его сын, вздрогнув, отступил на шаг. Он побаивался отца, хоть и пытался это скрыть, и потому, в который уже раз, поспешил признать поражение:
– Как вам будет угодно, отец. Я приду, но не ждите от меня светских бесед и комплиментов – я буду нем как рыба, – он чуть наклонил голову, в знак прощания, и вышел.
Барон насмешливо посмотрел ему вслед:
– Глупец, сам не знает, от чего отказывается. Но: или я совсем ничего не понимаю в жизни, или через месяц он будет от неё без ума.
* * *
Столовая ярко освещалась множеством горящих свеч. Слуги бесшумно скользили вдоль стола, накрытого тонкой скатертью, расставляя серебряную посуду, передвигали мебель. Затем в комнате остался лишь дворецкий и пара молодых слуг, в обязанности которых входило прислуживать за столом. Он с поклоном распахнул тяжелые двери перед бароном и его сыном.
Кресло барона вкатил камердинер. Карл расположился за спиной отца. Его лицо было хмурым и бесстрастным, тонкие губы – недовольно сжаты. В ту же минуту распахнулась дверь в противоположном конце столовой, и дворецкий доложил:
– Леди Азалия де Резни.
«Боже мой! – насмешливо подумал Карл. – Сколько церемоний, чтобы встретить бедную деревенскую девочку!»
Но с отцом были шутки плохи, и Карл медленно повернул голову на звук шагов. И вдруг замер, ослеплённый. К нему приближалась девушка в белом платье, красивая, точно сказочная фея. Длинные волосы, словно золотистая шаль, окутывали плечи, на овальном лице светились чудесные ярко-синие глаза. Азалия присела перед бароном, затем протянула руку Карлу, и тот, словно зачарованный, нежно коснулся её губами.
– Леди, – пробормотал он, – я…
Барон был явно доволен:
– Дитя моё, – обратился он к девушке, – разреши представить тебе моего сына, Карла Нестера.
Нестер низко поклонился, чувствуя на себе внимательный взгляд её проницательных глаз, а затем, предложив руку, повёл к столу. Обед прошел в непринужденной обстановке. Вопреки своему обещанию, Карл говорил много, рассыпался в комплиментах, остроумно шутил, то и дело, обращаясь к своей красивой соседке.
Разговор зашёл о лошадях, и Карл, узнав, что дочь маркиза – хорошая наездница, предложил ей верховую прогулку:
– Я покажу вам всё поместье, всё тропы в лесу. Хочу, чтобы вы чувствовали себя, как дома.
– Благодарю вас, – ответила девушка, – и вы, и ваш отец так добры ко мне.
– Я всегда мечтал иметь дочь, – с чувством сказал барон, – и эта давняя мечта, наконец, сбылась! Ну, что же, ты, Карл, ждёшь, проводи леди Азалию в её покои. А я вернусь к себе – надо немного отдохнуть.
Старик провожал взглядом сына и его спутницу, пока они не скрылись за дверью, затем прошептал: «Дело, кажется, клеится. Но времени терять нельзя. Нужно сообщить госпоже Амальде, чтобы была готова встретить молодых. Но как красива эта девчонка! Словно не было этих двадцати лет, словно я снова вижу перед собой Диану!»
Глава 7. Дочь маркиза и служанка
Как и прежде, когда у неё было тревожно на душе, Азалия достала из шкатулки изящный золотой медальон на тонкой цепочке и раскрыла его. Внутри находился портрет молодой женщины в самом расцвете красоты – это была её мать, которую Азалии, увы, так и не пришлось узнать.
Когда девушка впервые появилась в замке барона, всё здесь казалось ей чужим. Платье из тонкой газовой ткани, напудренные волосы, бесконечно тоскливые уроки истории, пения, танцев, угодливые слуги, величавшие её госпожой, просторные и холодные комнаты замка… Вот на что она сменила скромный маленький домик в чаще леса, а вместе с ним – пусть, тихую и спокойную, но счастливую жизнь.
Но проходил месяц за месяцем, и прошлое затянулось дымкой, отдалилось. Дочь маркиза оказалась способной ученицей, и опекун не мог на неё нахвалиться. Она довольно быстро освоила тот небольшой курс наук, который считался необходимым для девушек из знатных семей: выучила несколько иностранных языков, научилась петь и танцевать, а что касается рукоделия и другой женской работы – то здесь ей просто не было равных. В библиотеке барона нашлось немало книг – и для развлечения, и для серьёзного чтения, – вскоре большинство из них было испещрено пометками на полях, сделанными мелким почерком.
Азалия много и с удовольствием ездила верхом, всё жившие в округе крестьяне знали её, потому что почти каждый день она приезжала в деревню, привозила продукты, старые вещи и раздавала их бедным. Барон, сначала посмеивающийся над её вниманием к бедным, предоставил девушке полную свободу.
«Она – будущая хозяйка этого поместья, – думал старик, – пусть делает, что хочет».
Всё коренным образом изменилось, когда приехал Карл. Случайно или намеренно, он попадался ей на пути, куда бы девушка не пошла. Они вместе выезжали на прогулки, встречались за столом и даже в маленькой церкви, находившейся вблизи замка, она почти каждый день видела его. Со стороны они казались хорошими друзьями. Но Азалия всегда была честна с собой. Слишком гордая, чтобы выдать свои чувства, она была вежлива и любезна с сыном барона, смеялась его шуткам, слушала его бесконечные рассказы о дворе и столице, полные самого нелепого хвастовства, – но не более. Если взгляд её синих глаз и останавливался на Карле, в нём не было не единого намёка на чувство или, хотя бы, увлечение. Молодой Нестер не мог обвинить её в кокетстве – девушка была слишком горда для этого – и, возможно, впервые в жизни сын барона страдал из-за женщины.
Привыкший к лёгким победам, он был удивлён и раздосадован, что все его ухаживания оставляют Азалию равнодушной. Каждый новый день, любуясь её хорошеньким личиком, слушая нежный, мелодичный голос, Карл сам не заметил, что влюбился. Он не осмеливался признаться Азалии, боясь отказа, но стремился выполнить любую её просьбу, часами раздумывая над каждым словом и жестом.
…Азалия нежно поцеловала портрет и прижала его к сердцу. «Матушка, дорогая моя! Если бы ты знала, как мне тяжело одной, как здесь одиноко… Ты знаешь, я старалась забыть его, не думать о нём, но это невозможно. Я не могу сделать того, что от меня требуют, не могу мстить Марьяне Берн и её сыну… О, Боже мой!»
Ниэла, держа в руках платье из голубого шёлка, неслышно вошла в комнату:
– Азалия, посмотри, какое красивое, просто чудо! О, девочка моя, что с тобой? Ты опять плакала?
– Всё хорошо, няня, – ответила Азалия, вытирая глаза. – Я просто…открыла медальон…и…
– Ну, успокойся, дорогая моя! Столько лет прошло! На всё воля Божья! Твоя матушка наверняка следит за тобой с небес. И все, что ты можешь сделать, – это жить так, чтобы ей не было за тебя стыдно.
Раздался негромкий стук в дверь.
– Ох, неужели уже господин Карл. А ты еще даже не переоделась! Что я ему скажу?
Азалия, вздохнув, взяла платье и направилась в другую комнату:
– Попроси его подождать, няня, я быстро.
Старушка раскрыла дверь, но вместо Нестера увидела перед собой миниатюрную девушку в простом сером платье и белом переднике. Толстая черная коса охватывала прелестную головку, на смуглом от загара лице сверкали живые чёрные глаза. Она почтительно присела перед Ниэлой:
– Добрый вечер!
– Добрый, добрый, но кто ты такая? Раньше я тебя не видела, – сказала Ниэла, плотно закрывая дверь.
– Конечно, нет, сударыня, – простодушно ответила девушка, – потому что господин барон взял меня на работу только сегодня. Я – новая горничная госпожи Азалии. Меня зовут – Жанна.
Ниэла внимательно посмотрела на неё:
– Вот как, значит. Ну что ж, пойдём, представлю тебя госпоже.
– Не нужно, няня. Я всё слышала.
Азалия появилась на пороге спальни. Нежно-голубой шарф обвивал её светлые волосы, новое платье, сшитое по последней моде, с изящной расшитой золотом накидкой, выгодно подчеркивало её красоту. Дочь маркиза ласково улыбнулась, и протянула руку смущенной девушке:
– Я рада познакомиться с тобой, Жанна. Ты очень хорошенькая.
– Вы слишком добры, госпожа, ведь я – всего лишь служанка, – ответила девушка. – Я так много слышала о вас, о вашей красоте и доброте, но даже не представляла…
Азалия помрачнела, её лицо стало серьёзным:
– Прошу тебя, не надо лести, Жанна. Порой мне кажется, что никакая я не госпожа и не дочь маркиза, и я бы всё на свете отдала – и это платье, и драгоценности, только за возможность быть свободной и счастливой.