Туман над околицей

Я мечтала бы учиться на курсах сестер милосердия, как моя подруга Зина, чтобы помогать раненым, но матушка говорит, что я пока слишком юна и не гожусь к такой работе… Чтобы быть хоть сколько-нибудь полезными фронту, мы вчетвером – я, матушка, Лиза (наша белошвейка) и Евдокия – шьем одежду для солдат. Я пока шью не очень хорошо, больше вышиваю, а у Евдокии получается прелестно, ее Лиза уже успела обучить. Мы с Евдокией снова проводим много времени вместе, это такая отрада для меня!.. Она – моя родная душа, сестричка моя. Мы с ней будто одно и то же, взращенное в разных условиях. А может, и не в разных. У нас ведь одна на двоих Россия, одна на двоих вера…

Рада слышать о Ваших успехах на службе.

Ах, Дягилев! Мечтала бы я посмотреть и “Золотого петушка”, и другие его постановки! Рада, что у Вас получилось на него сходить.

Митя написал мой портрет, и он вышел очень красивым! Не могу сказать, что “я вышла очень красивой”, ведь эта девушка на картине гораздо красивее. Она больше похожа на Катерину, чем на меня. Интересно, как по-разному видят нас другие люди!..

Ну, на этом прощаюсь. Сейчас время чая на нашей солнечной веранде».

* * *

Через пару недель Мари получила в ответ длинное письмо от Георгия с рассуждениями о войне и судьбах России и мира, где, помимо прочего, было написано следующее:

«Хотел бы и я быть Вам как брат. К сожалению, не получилось этого, друг мой. Как Вам, может быть, стало известно от сестры Вашей, мой дядя поставил условием женитьбы на Катеньке то, что прежде я три года пробуду в Париже. Когда я сообщил ей об этом, она сказала, что ждать так долго не желает. К счастью, на ее судьбу такой поворот событий не повлиял: слышал от сестренки своей, что Катенька очень счастлива с Виктором. Ну, а я надеюсь когда-нибудь стать счастливым тоже. Хотя сейчас на уме у меня только карьера».

Глава 8

– Вот и твой черед пришел, сынок. Служи честно, возвращайся живым и здоровым. – Агафья заплакала.

– Я же не один иду, со мной Василий Берсенев. Не плачь, мама, буду стараться, как тятя, – утешал Николай мать.

– Я вот собрала для тебя. – Агафья положила перед сыном узелок, пахнущий его любимыми пирогами. – Яичек положила тоже. Похристосуешься там с новыми знакомцами.

Жалобно, протяжно завыл колокол. Раздалось несколько ударов: тяжелых, гулких, грозных.

– Да что же это, по ком звонит? – Всплеснула руками Агафья.

– Не по ком. Светлая седмица же, звонят все кому не лень[10 - На Светлой седмице (неделе) звонить в колокола в храмах разрешалось всем желающим.]. Чай, не Никитка наш, который звонарь от Бога. Не умеют эти. Смех один, – отозвалась из угла младшая дочь Агафьи Анна. Рыжий кот, мурлыкавший у ее ног, стал тереться о юбку Агафьи, выпрашивая угощение, но женщина не обращала на него никакого внимания.

Она облегченно вздохнула, вспомнив, что сейчас и правда все без конца залезают на колокольню, но плохое предчувствие не покидало ее. А что если не вернется Колей с войны, как муж? Ну так на все воля Божья. Что поделаешь.

– Да иди же ты, Васька! До тебя ли сейчас? Брысь, вон молоко в миске твоей, еще с утра не доел, – запричитала Агафья, а сама пошла в чулан, чтобы дать коту небольшой кусок оставшегося от обеда мясца. На Светлой неделе в деревне кушали вдоволь, даже если до этого и после приходилось голодать.

Николай мялся в дверях. Было видно, что он хочет еще что-то сказать.

– Мама, хочу Евдокию просить ждать меня, пойду в Пустынь. Их же вроде бы отпускают из епархиального[11 - Имеется в виду епархиальное училище в г. Павлово для девиц из семей духовенства. В такие училища отправляли учиться девочек 10–12 лет. Обучение длилось 6–7 лет.] на Светлой?

Давно заподозрила Агафья, что сын был крепко влюблен в Евдокию, но не ожидала, что все же решится сын подойти к этой девушке, которая здоровалась-то с ним через раз. Столько невест за ним было в деревне! Лиза Медведева – уж на что красавица. А Вера Берсенева, сестра Василия, друга Николая – работящая девка, смышленая, дородная. На сенокосе быстрее всех, наравне с мужиками.

– Нет ее, сынок, дома. Вчера Андревна сказала, что она еще не вернулась из Павлово. – Агафья точно не знала, приехала Евдокия или нет. «Но ходить сейчас к ней Николаю ни к чему», – думала она.

Николай сдвинул брови, снял и снова надел картуз, пригладив волосы. «Не сейчас, так позже. Скоро вернусь», – подумал он.

– Ну, храни тебя Господь. – Агафья перекрестила сына, сунула ему в руку маленькую иконочку Николая Чудотворца и, с глазами, полными слез, показала рукой, мол, иди. Сын бережно положил иконку в карман рубахи и вышел.

В избу влетел свежий апрельский воздух, наполненный запахом первоцветов, согретых солнцем, пением вернувшихся из теплых краев птиц. Природа уже совсем проснулась после долгого сна. Пахло влажной землей, отдохнувшей за зиму и ждущей посевных работ. Агафья подошла к дочери и обняла ее.

– Одни мы с тобой остались, Анна. – Она была близка к тому, чтобы разрыдаться, но какая-то сила удержала ее от этого. Было слышно, как кто-то, здороваясь с увиденным на другой стороне улицы односельчанином, прокричал «Христос Воскресе». «Воистину Воскресе», – отвечал другой голос.

«Вернется», – подумала Агафья.

Глава 9

Из гостиной слышался девичий смех и разговоры. Мари и Евдокия вышивали. Для отправки на фронт было решено подготовить платочки, рубахи, теплую одежду. Разговоры девушек были похожи на общение человека с самим собой: одна только подумала – другая уже сказала. Им хотелось обсудить все на свете и часто бывало так, что они переходили с одной темы на другую и потом, расставшись, все припоминали недоговоренности, недосказанности, думая, что к разговору о том-то и том-то надо бы вернуться. Возвращались, однако, редко: хватало и других тем.

– Ты когда-нибудь видела, как цыгане пляшут? – вдруг спросила подругу Мари. – Мы на прошлой неделе были на ярмарке с матушкой, и там была одна молодая цыганка, такая красивая! Вся в браслетах и кольцах, плечи голые, смуглые, сережки такие с пол-лица – ух!.. А мама мне все: «Только не смотри в глаза, не смотри в глаза…» А мне до жути посмотреть хотелось! Глянула в эти зеленые глазищи – а они куда-то в самое нутро смотрят и насквозь все видят. Она мне тут же и говорит это их обыкновенное: «Позолоти ручку, всю правду расскажу». Я быстрей отвернулась, маму за руку дергаю, пошли, мол. Ну, мы и завернули в суконную лавку. А теперь все думаю, увидеть бы ее еще разок! Посмотреть, как поет, танцует. Красиво, наверное!..