Дневник Рыжего

– Есть. Перед отъездом Нина написала его на фотке. Но, пап, это так далеко.

Папа фыркнул.

– Далеко? Не смеши меня. Километров двести, не больше. Только скажи, точно прям торкнуло, хочешь её увидеть?

Я не сомневался.

– Хочу!

– Собирайся. И цветы купи. Какие она любит?

– Понятия не имею.

– Значит, купим красные розы – классика.

И мы реально поехали в тот же день, сначала заскочили в музыкалку, предупредили маму. Папа в этот раз меня не сдал, про Нину не упомянул. Что-то наплел про друга и срочную поездку за деталями. Цветы купили по пути. Чем ближе подъезжали, тем сильнее меня трясло от нетерпения и едва сдерживаемой радости. Папа поглядывал в мою сторону и многозначительно цокал языком. Немного полечил мозги насчет того, как следует с ней говорить и как себя вести. У него, правда, советы не слишком отличаются разнообразием, все в рамках «удивляй, наглей и тащи в пещеру».

Нужный дом нашли быстро, станица небольшая. Только вот меня ждало вселенское разочарование. По адресу, что дала Нина, жила пара пенсионеров и ни о какой Нине они не слышали. Я не сразу поверил в такой охрененный облом, обошел ближайшие дома, надеялся, может, она ошиблась или я неправильно прочитал цифры. Но нет. Не ошиблась. Она намеренно дала другой адрес, потому что для неё все уже закончилось, ещё там, в лагере. Она не планировала продолжения и даже не хотела, чтобы я ей писал. Представляю лица старичков, если бы они получили мое письмо. А я себе напридумывал большую любовь, воображал, как она удивится и обрадуется моему приезду. Преодолел расстояние и сделал сюрприз – настоящий мужицкий поступок.

Не могу сказать, что мир рухнул, и рухнула моя вера в женщин, но я был ошарашен. Папа, конечно, молодец. Это я без сарказма. Он не стал злорадствовать или, что ещё хуже, утешать. Купил мне бутылку пива. Приняв мою взрослую мужскую печаль, предложил самое действенное лекарство, с его точки зрения. И, конечно, рассказал очередную историю из своей шальной юности. У него подобных баек целый чердак. Некоторые со временем меняются, в них появляются детали, которых не было раньше. Если сначала он спасал одноклассницу от собаки, то спустя пару лет – от своры собак. Это же была очередная история о качельных отношения родителей. Сначала я не сильно прислушивался, главное, что он так был занят собственными воспоминаниями, что от меня требовалось только кивать.

Чтобы поразить маму, папа одолжил у друга байк и подкатил к ней, когда она выходила из консерватории. Такой весь крутой, в кожанке и с цепями. А мама отказалась сесть на мотоцикл и при всех его отшила. Для папы это было ударом по самолюбию и вообще жутко обидно. Он так старался, а она унизила его и показала, что он ей не пара. Тут я прислушался, потому что знал эту историю от мамы. В тот день она была в коротком платье и постеснялась при всех садиться на мотоцикл, потому что пришлось бы задирать ногу. Вот и все. А папа придумал себе грандиозную обиду. И это ещё один повод задуматься, что чужая душа не то что потемки, а битумный мрак.

Потом он рассказал про гормоны. Добавил, что если я пошел в него, то мне суждено порой путать секс с любовью. Я не в него, кстати. Внешне очень похож на маму, и вообще, нет во мне этой самоуверенной простоты. Я Рыжий. Наивный, доверчивый и влюбчивый придурок. Права Лопата.

На обратном пути я уснул. Сначала притворялся, чтобы не обсуждать свое фиаско. А потом на самом деле задремал.

Цветы подарили маме, не пропадать же добру. Она в сотый раз напомнила папе, что любит белые хризантемы, но букет взяла и выглядела довольной. Покраснела в этот раз от затаенной радости.

Вот такой я лошара. Мне реально казалось, что я нравлюсь Нине. Разве можно так целовать и обнимать, если пофиг? Она и нежности всякие говорила. В основном подшучивала, называла меня апельсином, считала веснушки на носу и до засосов целовала в шею. Зачем все это было? Разве можно так достоверно притворяться? Нинка-скотинка! Ненавижу девушек с короткими волосами!

Наташа отложила дневник и, проведя пальцами по стриженому затылку, усмехнулась. Нинка-скотинка потрепала Рыжему нервы, а на самом деле ничего особенно не случилось. Для Нинки так точно. Действительно, летнее приключение с забавным пареньком. Она себе явно представляла щенячий восторг влюбленности, который горел в его глазах. На такое нельзя не купиться, и для Наташи точно не было секретом, почему эта бессердечная Нинка выбрала Рыжего. Правда, разница в возрасте её смущала, она бы вряд ли обратила внимание на мужчину младше. Желательно старше и лет так на пять. Слишком древней и уставшей она себя порой ощущала. Даже ровесники последнее время ей казались незрелыми и слишком восторженными.

Наташа взяла дневник и уже собралась уходить в дом, когда увидела на дороге мужчину с сумкой через плечо. И он явно шел в её сторону. Даже издалека его пламенеющая шевелюра выделялась на фоне сочной изумрудной зелени полей. Надо же, Рыжий!

Наташа спустилась по ступеням во двор, не забывая выглядывать индюка. Это уже вошло в привычку, как проверять время на телефоне или заправлять за уши несуществующие пряди. Где-то ходит её сердечный приступ, а значит, осторожность не помешает. Она подошла к калитке и остановилась. Упираясь сложенными руками в перекладину, молча смотрела, как приближается рыжий незнакомец. Высокий, плечистый и в очках. Последняя деталь придавала его несколько медвежьему облику налет интеллигентности.

Он остановился у соседнего дома и принялся копаться в сумке. Не поворачивался, хотя пристальное внимание к своей персоне, конечно же, заметил. Сунув корреспонденцию в ящик, наконец развернулся, сияя широкой улыбкой.

– Привет.

– Привет, – Наташа впервые забыла о своем нежелании знакомиться с местными и даже улыбнулась в ответ, хотя несколько напряженно. А вдруг этот тот самый Рыжий?

Он приблизился к калитке. Остановился в двух шагах и немного смущенно попросил:

– Угостишь холодной водичкой? Жарко сегодня.

Наташа отмерла, чуть отступила.

– Угощу. Только у меня не холодная. Обычная.

– А в колодце холодная, – незнакомец показал взглядом куда-то за её спину. – Кузьма.

Наташа недоуменно переспросила:

– Кузьма?

– Меня так зовут. Я местный почтальон. А тебя Наташа, я уже знаю. Все о тебе знают. Как тебе дом, кстати, деревня?

Наташа пожала плечами.

– Нормально. Тихо, спокойно.

– Спокойно?

– Ну да. Дом последний на улице, впереди сплошные виноградники, сзади лес, а сосед в отъезде. – Она спохватилась: – Погоди. Ты же воды просил. Сейчас.

Оставив Кузьму у забора, она вернулась в дом. Взяв на кухне ковш и эмалированное ведро, обошла веранду. Колодцем явно пользовались, но вот крышка ему бы не помешала, а так ещё непонятно, что там плавает. Может, это кладбище рассеянных индюков, и раньше их тут стадо бродило, стался один, обозленный одиночеством. Подцепив ведро, Наташа опустила его вниз на веревке, услышав гулкий всплеск, немного подождала и подняла. Набралась всего треть воды, но, слава богу, чистой и, судя по запотевшему ведру, ледяной. Зачерпнув ковшом, она оставила ведро у колодца и вернулась к калитке. Кузьма ждал её, обмахиваясь листом лопуха. Смотрел, как она приближается, склонив голову, явно любопытствовал и не скрывал этого. Наташа даже немного смутилась. Не привыкла, чтобы на неё так глазели, знала, что не тянет на леди-вамп. Невысокая, теперь ещё и исхудавшая, а в сочетании с короткой стрижкой она напоминала скорее подростка, стащившего у мамы взрослую одежду. Немного выручали яркие серьги и каблуки. Но сейчас она была босая, а на ушах оставила только серебряные каффы с тонкими цепочками.

Передав ковш над калиткой, она предупредила:

– Вода ледяная.

Кузьма словно не услышал, начал пить жадно, большими глотками. У Наташи свело зубы от одного взгляда на этот процесс. Он же не маленький, должен понимать, что так можно простудиться, да и вообще, в мозг ударит.

Так и случилось. Кузьма допил до дна и, прижав большой палец к переносице над перемычкой очков, сморщился.

– Жжёт, будто в лоб копытом получил.

Переждав болезненный спазм, он тряхнул головой и снова улыбнулся.

– Так ты надолго в наших краях?

– Не знаю ещё, – Наташа все не могла избавиться от фантастического предположения, что это может быть тот самый Рыжик, неосознанно симпатизировала новому знакомому и въедливо рассматривала. Заметив её интерес, Кузьма даже приосанился. В вороте рубашки виднелась густая рыжая поросль, торс немного раздался, потерял гибкость, но вся это основательность хорошо вписывалась в облик рыжего медведя. Наташа задумалась. Если это дневниковый Рыжий, то он, видимо, питался не просто местным жирным молоком, а ел коров целиком. Хотя, может, наконец-то пошел в папу полуклассического качка и просто перерос подростковую угловатость.

Она отвела взгляд и не очень вежливо добавила:

– Глушь тут, конечно. Для отпуска подходит, а для жизни вряд ли.

Кузьма отреагировал как Вика, искренне обиделся за поселок.

– Вообще не глушь. С тех пор как глава открыл при винодельне комплекс для туристов, к нам из города едут на экскурсию по подвалам и виноградникам. И это только начало!

Наташа равнодушно пожала плечами.

– Интернета нет.

Кузьма бросил взгляд на соседний дом.