Жизнь на общем языке

Тот же молодой человек, что впустил их в квартиру, принес меню и, ловко сервировав стол под полноценный обед и приняв заказ, скрылся за дверью комнаты.

– Поскольку мы все же ограничены во времени, предлагаю тебе, Матвей Андреевич, приступить к обещанному рассказу о Монголии и о том, каким образом ваша семья там очутилась и как вам там жилось, – предложила Клавдия и призналась: – Я честно порывалась несколько раз посмотреть в интернете информацию об этой стране, но, к сожалению, была настолько занята эти дни, что увы, так мне и не удалось прочитать ни строчки. Поэтому придется тебе взять на себя функции энциклопедии и сделать хотя бы небольшой экскурс в историю, поскольку я вообще не в теме.

– А ты, Клавдия, реально считаешь, что можно изучить какую-то страну и ее историю по информации, собранной в интернете? – спросил Матвей с едва улавливаемой иронией в голосе.

– Нет, не считаю. Но когда не имеешь возможности там побывать и у тебя нет нескольких лет, чтобы что-то про нее понять и узнать, изучая всерьез и лучше всего изнутри, то хотя бы так.

– Да, хоть так, – подумав-помолчав, согласился он.

Вернулся официант, принес салаты и холодные закуски. Расставил, пожелал приятного аппетита и удалился.

В затянувшемся молчании, поразительным образом нисколько не тяготившем их обоих, справились с салатами, запив каждый своим напитком: Клавдия – зеленым чаем, Ладожский – простой водой с лимоном.

– Впрочем, я зря тебя поучаю, – нарушил тишину Матвей. – Прожив в Монголии восемь лет и будучи плотно связанным с ней все эти годы, я не могу похвастать, что досконально изучил эту страну, – признался он и, переключившись на более деловой тон, спросил: – Значит, говоришь, экскурс в историю…

Помолчал, задумавшись, видимо, выстраивая мысленно факты по порядку и решая, что и как рассказывать.

– Тогда надо начать с довольно далекого исторического периода.

На протяжении долгих веков Монголия являлась частью Китая, его дальней окраиной, и этот размеренный и устоявшийся порядок государственности порушил и изменил не кто иной, как российский барон Унгерн, бежавший от Гражданской войны в России и от участи быть наголову разгромленным частями Красной армии, хорошенько надававшей его бойцам.

Прибежал, значит, себе барон этот лихой, оккупировал своим белогвардейским войском Монголию, находившуюся в то время под протекторатом Китая, и своим указом и волей восстановил где-то там давным-давно во времени утраченную ханскую власть в стране.

Правда, длилось это «счастье», свалившееся на монголов, недолго, поскольку довольно быстро Красная армия все же разгромила войско барона и освободила территорию Монголии. А самого барона фон Унгерна-Штернберга судили в Новосибирске, тогда еще Новониколаевске, и по приговору Чрезвычайного трибунала, не парясь сомнениями и рефлексией любого рода, благополучно расстреляли. Но менять государственный уклад не стали – ну ханская власть, да и Будда с вами. Зато в тысяча девятьсот двадцать первом году большевистская республика установила с этой страной дипломатические отношения.

Поцарствовать от души и с размахом последнему монарху Монголии Богдо-хану не довелось, ибо помер он через три года после восседания на ханство, в тысяча девятьсот двадцать четвертом году. А вот тут-то молодая Советская Республика не сплоховала, и под ее влиянием… не путать с давлением, ни в коем случае! Реально, на самом деле грамотная дипломатическая работа и просто доброе человеческое отношение – под влиянием этого и была провозглашена Монгольская Народная Республика, энергично взявшаяся строить социалистическое государство.

И никакого сарказма – без Советского Союза эта страна до сих пор пребывала бы в родоплеменном укладе, не имея никакой цивилизации.

Понятно, что мы помогали и поддерживали новую страну во всем и всем, чем могли. В тысяча девятьсот тридцать девятом году Монголия, при самой активной поддержке и помощи СССР, отразила вторжение японцев на реке Халкин-Гол, в котором участвовали советские военспецы, как их называли в те времена. Кстати, большинство из русских военных специалистов, принимавших участие в той военной кампании, до этого воевали в Испании, где испанские товарищи частенько называли и обращались к ним «компанеро». Этим же словом красные командиры обращались друг к другу во время монгольского сражения. Ну а монголы переиначили слово «компанеро» на свой лад и долгие годы всех советских специалистов, прибывавших в их страну, называли не иначе как «компанами».

Причем, что характерно, в Монголии осело довольно много русских, бежавших от революции и Гражданской войны: бывшие белогвардейцы, старообрядцы, казаки-семеновцы и церковные служители, которые, между прочим, советских товарищей весьма-а-а недолюбливали, но в открытое столкновение не вступали. Сторонились, старались вовсе не общаться и пересекаться по минимуму, избегая эксцессов, – опасались. Так вот их компанами местные жители никогда не называли, только приехавших из Союза.

Ну, это так, ремарка. Имеющая некоторое отношение к жизни Матвея Ладожского. Продолжим.

Советский Союз в прямом смысле создал с нуля национальную промышленность Монголии, как и многоэтажные дома, дороги, современную по тем временам медицину и армию, обучая и готовя монгольских специалистов, новый пласт интеллигенции страны, в Союзе. А в тысяча девятьсот сорок первом году советскими учеными был разработан и введен в обиход письменный язык на основе кириллицы, взамен устаревшей старомонгольской графики, недоступной простым людям.

Это были очень тесные и дружеские связи. Очень. Долгие годы Монголию называли шестнадцатой республикой Советского Союза.

Во время Великой Отечественной войны Монголия помогала Советскому Союзу всем, чем могла, первой из всех стран предложив свою помощь. На фронт были отправлены сотни тысяч монгольских лошадей, продукты, одежда, а собранных жителями Монголии материальных средств хватило, чтобы сформировать танковую колонну и авиационную эскадрилью. Монгольские добровольцы участвовали в той войне как первоклассные снайперы, а в конце ее сражались с Японией.

Люто сражались, не щадя себя. Помнили старые обиды.

Монголия обратилась к правительству СССР и лично к Сталину в сорок четвертом году с просьбой принять ее в состав страны в качестве одной из республик. Но, к сожалению, правительство вынуждено было отказать, потому что на тот момент независимость Монголии признавала одна-единственная страна в мире – Советский Союз. А портить тогда отношения с Китаем, под протекторатом которого номинально находилась Монголия, было недальновидно и ой как нежелательно.

Но, даже не став частью Советского Союза, Монголия долгие годы была настоящим другом и добрым соседом России.

В тысяча девятьсот шестьдесят первом году, при помощи и мощной поддержке Советского Союза, Монголия вступила в ООН.

– Такой краткой исторической справки достаточно? – спросил, усмехнувшись, Ладожский у откровенно увлеченной его рассказом Клавдии.

– Нет, – вздохнула она, вынужденно смиряясь с обстоятельствами, – но, учитывая, что у нас не так много времени, ограничусь на первый раз и этой сжатой, будем считать вступительной инфой. А ты переходи к повествованию о том, как ваша семья оказалась в Монголии.

– Да вот оказалась, – вздохнул Матвей, задумавшись. – В восемьдесят пятом году, когда мы с мамой приехали туда к отцу, для большей части населения Союза такая вот командировка на работу за границей считалась чем-то чудесным, главным призовым выигрышем всей жизни.

Разумеется, наиболее престижной и недосягаемо желанной даже в самых смелых мечтах для подавляющего большинства граждан, живших в Советском Союзе, за так называемым железным занавесом, являлась возможность работать в развитых капиталистических странах, в Европе, США, в Южной Америке и так далее, по убывающей значимости благосостояния и политического влияния государства.

Монголия в том списке престижных государств находилась где-то на самых последних строчках, ибо по уровню товарной скудности опережала все страны социалистического лагеря и самого СССР. Но!

Но советским специалистам, работавшим в Монголии, платили зарплаты в так называемых инвалютных рублях, проще говоря, в «чеках», или «бичиках», как чаще всего называли инвалютные рубли советские специалисты в Монголии. В переводе на местную валюту эта зарплата достигала восьмисот-девятисот тугриков, что, на минуточку, составляло приблизительно оклад заместителя министра Монголии и в несколько раз превышало среднюю заработную плату в самом Союзе.

Но даже не эти, сумасшедшие по тем временам, оклады составляли главную замануху работы там, а возможности, которые давала работа советским гражданам в этой стране. В Улан-Баторе, столице Монголии, работали элитные, недоступные местным жителям магазины, между прочим, с правом экстерриториальности, то бишь выведенные из-под монгольского законодательства и считающиеся юридически и практически территорией СССР.

И в этих дивных, чудных магазинах (например, в известном «номер двадцать» и «Военторге», по большей части сгруппированных в пятнадцатом микрорайоне, относящемся к «Русскому кварталу», продавались сделанные по высшему разряду и категории промышленные товары, предназначенные на экспорт, и различные деликатесы, которые невозможно было купить на родине, да и достать из-под полы нереально: осетрина, икра, разнообразные великолепные колбасы и сыры, вино, фрукты-овощи и прочая, прочая…

Попасть в этот торговый рай могли только советские граждане и руководители Монголии. В какой-то момент на входе в эти магазины даже поставили советских солдат, дабы оградить от попыток местных товарищей проникнуть туда. Вообще, сегрегация местных жителей и разница в социальном статусе совспецов и монголов была совершенно очевидной. И это неравенство, кстати, в семидесятые-восьмидесятые годы вызвало серьезные антисоветские настроения, кое-где и националистические выступления и даже нападения.

Конечно, влияние Советского Союза в Монголии было огромным. Например, в Улан-Баторе был выстроен уже упомянутый «Русский квартал», где жили только советские граждане, работавшие в Монголии, – «Проспект Мира» назывался. Да и в самом городе было немало зданий и сооружений, выведенных из-под юрисдикции страны и принадлежащих Советскому Союзу. По некоторым данным, в лучшие времена, в том числе в семидесятые-восьмидесятые годы, в Монголии работали до ста тысяч советских специалистов. А наши войска прочно стояли в стране, отстроив полноценные военные объекты, имея артиллерию, самолеты-вертолеты и насчитывая около пятидесяти тысяч военнослужащих.

И все это добро в девяностые годы… Войска вывели полностью, а всю матчасть, с домами и сооружениями безвозмездно, то есть даром, как говорилось в известном мультике, передали Монголии.

Такая вот фигня.

Но это в девяностые, а в семидесятых-восьмидесятых годах советские специалисты мечтали попасть на работу в Монголию, хотя бы на год-два, чтобы заработать весьма приличные деньги, качественно прибарахлиться да круто приподняться в социальном статусе. Такие «везунчики» в обществе считались элитой, кем-то исключительным, кому необычайно, ну просто необычайно подфартило.

Андрей Васильевич Ладожский владел не просто редкой, востребованной профессией горного инженера, но и накопил уникальный опыт, до назначения в Монголию успев поработать в нескольких странах социалистического лагеря и в некоторых капиталистических, из разряда так называемых «сочувствующих» советскому строю.

– Место, где мы жили, называлось Дорнод, как и весь аймак, реже его называли монгольским названием Эрдес, – помолчав пару мгновений, от общих сведений перешел к личной истории Ладожский. – Собственно, название поселку дало Дорнодское урановое месторождение, расположенное в Северо-Чойбалсанском районе, приблизительно в ста километрах от административного центра. Его открыли советские геологи еще в сороковых годах. – Он вздохнул задумчиво и сделал акцент на главном: – Определяющее слово в данном случае – «урановое».

В восемьдесят пятом году инженер Ладожский с женой (получившей вместе с мужем направление на службу учителем математики и физики в первую отстроенную к тому времени школу поселка) с их пятилетним сыном Матвеем прибыли по месту своего нового назначения: на возводящиеся с нуля посреди голой, бескрайней, продуваемой всеми ветрами степи горнодобывающее предприятие, шахты и поселок возле него.