Что-то отвлекло его внимание, какой-то непонятный не то звук, не то шорох за спиной. Недовольно нахмурившись, Ян тряхнул головой, постаравшись отделаться от этого мимолетного ощущения, и вернулся к вычитке документа на экране монитора.
Но назойливая, неугомонная мыслишка, зацепившая край сознания, навязчиво напоминала о непонятном, еле уловимом шорохе, как предательски вылезший из подошвы гвоздь в ботинке терзает несчастную пятку. Понимая, что хрен он отделается от глупого беспокойства, раз обратил внимание на необъяснимую странность, раздосадованный Ян резко развернул кресло и…
И откровенно офигел, увидев маленького человечка.
Совсем маленький человек, одетый в яркий спортивный теплый комбинезон и курточку, дутые короткие сапожки и рыжую шапку с помпоном, сильно съехавшую набок под таким критическим углом, что готова была вот-вот и вовсе свалиться с головы. Сложив ладони замочком у груди, он стоял метрах в трех от Яна и молча смотрел на него тревожным, напряженным взглядом.
– Ага… – от неожиданности произнес Ян.
И только сейчас сообразил, что это всего лишь ребенок. Мальчик. Незнакомый ему ребенок мужского пола, появившийся столь тихо и неожиданно, словно в его доме случился акт некой материализации, перенесший парнишку из какой-то иной реальности. Ну, не совсем тихо, какой-то звук он все-таки произвел, раз его уловило и отметило сознание Яна, отвлекаясь от работы. Но, видимо, совсем тихий звук.
– Ты кто? – спросил он у мальчика.
– Кирилл, – представился ребенок.
– И как ты здесь оказался, Кирилл? – спросил хозяин дома у нежданного гостя.
– Бармалея ловлю, – махнув неопределенно ручонкой в сторону, ответил тот с таким видом, словно объяснил нечто совершенно очевидное и понятное всем и каждому.
– У меня дома? – подивился Ян.
– Ага, – интенсивно кивнул парень, подтверждая догадку хозяина, – потому что он здесь.
– Угу, – принял информацию Стаховский, – бармалея, значит. А бабайку вместе с ним не ловишь?
– Не, – рассмеялся мальчуган, – бабаек не ловят, ими детей пугают. Но я не боюсь, потому что я уже большой ребенок, меня вообще никогда бабайкой не пугали. Это старая глупость.
– Понятно, – кивнул, соглашаясь, Ян, ничего не поняв из данного объяснения, – значит, бабайка – это у нас глупость не актуальная, устаревшая, а бармалей – это глупость современная. Молодая. Так, что ли?
Пацан звонко, заливисто и задорно расхохотался, откинув голову назад, отчего его накренившаяся шапка слетела окончательно, упав на пол.
– Нет, – покрутил мальчишка усердно-отрицательно головой, даже не подумав поднимать свой головной убор, – бабайка – это просто так говорят. А Бармалей – это наш кот. – И принялся объяснять, помогая себе активной жестикуляцией: – Калитка была совсем чуть-чуть открыта, и Бармалей в нее шастнул и убежал, а я побежал его догонять. Звал, звал, но он меня не слушал и бежал, бежал, улепетывал прямо по дороге. А тут ваши ворота открыты, и он в них раз – и юркнул. Я его почти схватил, – размахивая ручонками, присел он на корточки, изображая, как почти поймал кота-беглеца. – А он вырвался и в дом скакнул.
Мальчик взял шапку, типа: ну, раз уж я тут присел, то можно и шапку прихватить, поднялся с корточек и махнул рукой куда-то себе за спину.
– Там дверь тоже открыта. – И свел ладошки, помогая себе мимикой, показал, насколько была открыта дверь: – На маленькую щелочку, но Бармалей протиснулся, а я за ним.
– Тоже протиснулся? – спросил Стаховский.
– Не, – снова звонко рассмеялся пацан, – прошел, Бармалей, когда пролезал, дверь открыл.
Так. Ну теперь понятно, как ребенок проник в дом. Михаил повез Веронику в Москву, а в это время курьер доставил продукты, заказанные Стаховским. Он открыл калитку и дверь в дом с дистанционного пульта, принял заказ, а уходя, тот, по всей видимости, двери не захлопнул, а лишь прикрыл за собой.
Способ материализации ребенка в доме выяснили. Теперь бы выявить, стреножить и удалить причину этого самого появления. Не в конечном смысле «удалить», в более гуманном – всего лишь изловить котяру, вернуть хозяину и выдворить.
– Ну так позови своего Бармалея, – предложил самый логичный и простой вариант обнаружения животного Ян.
– Не-а, – покрутил головой мальчик, – он не придет. – И добавил после паузы, старательно выговаривая: – Проигнорирует.
– Непослушный? – уточнил Стаховский, начиная тихо посмеиваться.
– Свободолюбивый, – с небольшой запинкой, но достаточно твердо произнес еще одно непростое, явно специально заученное слово пацан и дополнил характеристику животного: – Мама говорит, что он слишком высокого о себе мнения, чтобы подчиняться кому-то. – И, тяжко вздохнув от безнадежности, оповестил: – Придется ловить.
– Ну, охотник из меня нынче неважный, – предупредил Ян, – разве только комара сытого прибить.
– Потому что у вас нет ног? – спросил ребенок, указав ручонкой на пустую подножку инвалидного кресла-каталки, в котором сидел хозяин дома.
– Точно. Это ты верно заметил, – подтвердил Стаховский.
– А куда они делись? – с большим интересом расспрашивал мальчик.
– Сломались, – попытался обойтись простым, коротким объяснением Ян.
– Надо было их починить, – порекомендовал ребенок, сочувственно вздохнув.
– Ты когда-нибудь ломал игрушки так, что их потом никак нельзя было выправить и починить? – спросил Ян.
– Случалось, – не очень охотно, но честно признался мальчонка. – Тогда игрушки приходилось выбрасывать.
– Вот и мои ноги сломались так, что их невозможно было починить.
– И вы их выбросили? – уставившись на мужчину расширившимися от потрясения глазешками, перепуганным шепотом спросил пацан, видимо красочно представив себе момент утилизации испорченных конечностей.
– Не то чтобы выбросил, но отрезать их пришлось, – поспешил Стаховский хоть как-то нивелировать произведенное несколько жесткими жизненными откровениями негативное впечатление на ребенка.
– Хорошо, что не выбросили, – подумав, поделился размышлениями на эту тему мальчонка, – потом, может, и починят.
– Может, и починят, – согласился Ян и быстренько сменил тему беседы: – Так. Давай по делу, Кирилл. Если ваш Бармалей на зов приходить не торопится и вообще не чешется слушать чьи бы то ни было приказы и команды, а поймать его непросто, тогда, может, стоит попробовать его приманить? – И поинтересовался: – Что он у вас любит?
– Корм для котов и консерву Шеву, – старательно вспоминая, принялся перечислять пацан, загибая пальчики, мгновенно позабыв о безнадежно сломанных и выброшенных куда-то ногах соседа, – докторскую колбаску из «хозяйства Власова», свежую говяжью печенку… – Задумался на пару мгновений и, явно вспомнив еще нечто важное из жизни кота Бармалея, обрадованно добавил пункт четвертый: – И соседскую кошку Клеопатру.
– Гурман, эстет и охочий до женского полу котяра, значит. Ну что, все знакомо, – хмыкнул Стаховский и предложил: – Что ж, за неимением соблазнительной Клеопатры и кошачьей консервы премиум-класса, прибегнем к тому, что имеем в наличии. Так что, Кирилл, двигаем в кухню, посмотрим, что у нас есть на предмет приманивания кошачьих.
– Двигаем, – с энтузиазмом согласился мальчик.
Обследовав содержимое холодильника и посовещавшись, они пришли к единому мнению, что кусок парной телятины, которую вот только что доставил вместе с остальными продуктами курьер, позабывший закрыть за собой дверь в дом и калитку, будет прекрасным соблазнением-приманкой для кота Бармалея.
Отрезать большой шмат мяса, как предлагал щедрый мальчик Кирилл, Стаховский не согласился, резонно рассудив, что для охотничьей приманки вполне хватит и небольшого кусочка. Ну, ладно, пары-тройки небольших кусочков.
Телятину нарезали, выложили на одноразовую тарелку, нашедшуюся в хозяйстве Стаховского, категорически отказавшегося потчевать вломившегося в его дом соседского кота со своей фарфоровой посуды.
Тарелку с приманкой поставили на пол в кухне, и мальчик Кирилл приступил к зазыванию животного:
– Кис-кис-кис… – звал он, опустившись рядом с кошачьим лакомством на коленки. – Бармалейчик, иди сюда скорей, посмотри, какое тут мясо вкусное! Кис-кис-кис…
Кот появился минут через пять.
Да какой там кот! Здоровенный, килограммов на семь, не меньше, толстый, пушистый серый, с крайне наглой, высокомерной мордой, котяра не прибежал на зов и запах – не-а. Он появился из-за угла коридора, неспешно, величественно выступая, неся себя прекрасного, и к мясу бросаться не спешил, как оголодавший помоечный собрат. Неторопливо – вот ей-богу: совершенно надменно осмотрелся, принюхался… лениво проделал еще несколько шагов и, так уж и быть, снизошел до предложенного мяса, предварительно старательно обнюхав угощение и только после этого ухватив один из кусков с тарелки.