Без названия. Книга 2

Пройдут годы, много лет, но она не изменится, не привыкнет к мысли о необходимости водворения зла во имя справедливости. Она останется верна своей вере, потому что очарована ей. Знаете, и в детстве, и сейчас она входит в церковь, как в дом Божий. Во время службы она разговаривает с НИМ – не с людьми. Сможете ли вы принять такую Марию? Думаю, не стоит спешить. Вам надо хорошо обдумать свое решение, постараться понять Марию, привыкнуть, в конце концов, к ее необычности.

– Ей тоже нужно время? – спросил Борис.

– Нет. Она приняла вас сразу и безоговорочно. Она сделает все, о чем вы попросите, просто скажете, прикажете, в какой бы форме это не прозвучало, все, кроме одного – не предаст веры.

Борис сжал виски – было от чего.

– Она полностью в вашей власти.

– Да мне не нужна эта власть. Я…

Борис замолчал: что сказать…

– Вам нужно время, чтобы научиться не пользоваться своим правом над ней.

– Да. – Борис качал головой – может уйти вся жизнь на это: характер у него не простой.

Борис испугался не на шутку. Если в твоей власти находится человек, полностью, безоговорочно, то это дает огромные возможности. Но он не хотел пользоваться никакими возможностями. Он хотел находиться с ней рядом, слышать ее голос, видеть ее. А как хотелось обнять, поцеловать… Не пользоваться своими желаниями – легко сказать!

Мария рассматривала себя в зеркало. В дверь комнаты легонько постучали – мама.

– Машенька! – она недоумевающе смотрела на полураздетую дочь.

– Прости, мама. – Мария поспешила одеться.

– Что-то случилось?

– Ничего худого.

– Почему ты грустишь? Борис обидел?

– Нет, что ты, мама. Он хороший, замечательный, правда. Это я, вероятно, слишком плоха для него. – Мария подавила вздох и отвернулась к окну, чтобы мать не увидела навернувшихся слез.

– Машенька, с чего ты взяла…

– Мама, я уродина?

– Нет.

– Хотя зачем я спрашиваю. Ни одна мать не скажет своему дитя, что он урод.

Девушка села на стул, опустив плечи…

Когда Борис пришел вечером того же дня, ему открыла не Мария – матушка. Они поздоровались, и матушка пригласила его на кухню.

– Присаживайтесь.

Борис по виду встревоженной матери понял – что-то не так.

– Маша здорова?

Матушка кивнула головой.

– Борис, у вас есть родственники?

– Да. Мать и сестра.

– Хорошо. Вы с Машенькой все здесь да здесь. Может, съездите куда-нибудь – к друзьям или родственникам?

Матушка смотрела на мужчину, грустно улыбаясь.

– Машенька считает себя уродкой. Сегодня я застала ее перед зеркалом – она рассматривала себя и осталась недовольна.

Борис сжал кулаки, даже стукнул по столу пару раз.

– Скажите, а когда пост закончится? – зло спросил он, хмуря брови.

– Через четыре недели.

– Дьявол! – Он снова стукнул по столу.

Вошла Мария.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Он посмотрел на нее и остался недоволен собой: бледная, видно, плакала. Дьявол! Дьявол! Когда она села за стол, начал пристально ее рассматривать. Она смутилась еще больше, даже пошла красными пятнами.

– Дмитрий Александрович дома?

– Да, – в один голос ответили женщины.

Человек предполагает, а Бог располагает. Эту поговорку знает каждый. Она проговаривается человеком скорее по инерции, нежели по понятию всей глубины ее смысла. Он тоже предполагал, как станет жить со своей женой, сколько детей у них будет, как она будет ждать его, как он научит ее руководить собой. Ничему из предположений не суждено было воплотиться в жизнь. А ведь его предупреждали: не делать выбора между ним и ее верой и не подвергать себя опасности. Вера. Она осталась с ней до конца. До самого последнего вздоха.

Смерть всегда неожиданна, даже если умирает тяжелобольной или старый человек. Она неожиданна, хотя человек, лукавя, говорит, что готов к ней, что думал о ней, предполагал ее приход. Ничего подобного. Где-то, наверное, имеется свиток, в котором указаны даты ее прихода ко всем людям. Хорошо, что мы не знаем этой даты. Плохо, что мы не знаем этой даты. Человек переходит в другой мир с мыслями о мире этом.

Теперь она была красавицей. Она всегда была красавицей. Борис все еще держал ее на руках, не чувствуя усталости, боли. Он находился вне времени и пространства. Какие-то люди сновали вокруг него, но он их не слышал. Кто-то попытался забрать ее у него – не отдал. Он все смотрел на нее – зачем она уснула посреди дня. У них столько дел – им еще ехать и ехать: дома ждет его мать и сестра. Наконец-то он познакомит их. Мать будет рада за непутевого сына. Он разглядывал ее лицо: спокойное, умиротворенное, радостное. Шапка съехала набок – небольшое пятнышко сбоку, как раз на виске. Надо его вытереть, разбудить ее, и они продолжат путь.

Черная пустота затягивала… Не различая дороги, не понимая, где он, в каком мире, что он сам такое, Борис не знал – жив он или нет. Сознание вернулось лишь тогда, когда увидел перед собой черноту – слава всевышнему, пришла и за ним. Нет, ошибся. Он разочарованно осмотрел – всего лишь ряса, а не костлявая.

– Борис, нам надо поговорить.

Дмитрий Александрович прошелся по комнате, заложив руки за спину. На лице боль утраты, она теперь навсегда поселилась там. Ему предстояло самое трудное: попробовать убедить атеиста в правильности выбора Бога, хотя в последние несколько дней он и сам был на грани отвержения веры.

– Я в первый наш разговор был с тобой не совсем честен. Наверное, мне хотелось думать, что если утаю это от тебя, то смогу обмануть смерть, но ее обмануть нельзя.

Машенька наш последний ребенок и единственная дочь. Сказать, что мы ее очень любили – ничего не сказать. Как с женой мы хотели, чтобы у нее сложилась судьба, чтобы она была счастлива. Она и была таковой, потому что, во-первых, обладала верой, а во-вторых, смогла полюбить и ушла, не растеряв своих чувств.