Ритус познакомился с домашними, оценил обстановку, пролистал написанное… Наконец, вечером они уединились на кухне. За очередной чашкой чая Татьяна спросила:
– Так что?
– Не знаю. Честно. Так плохо мне еще не было.
– Давай разберемся во всем по порядку. Первое – это Юли и его заморочки. Артур. Иоганн. Катя. Наташа…
– А что Наташа? – перебил Ритус.
– Она, конечно, не знает, что Соня – твоя дочь?
– А ты-то с чего взяла, что она моя дочь?
– Ну, если ты приехал поесть торт, то он съеден, а я хочу спать, а не выслушивать бред умопомешанного…
– Не понял, объясни, черт возьми! – взорвался Ритус.
– Что ты просишь объяснить, братец? Ты, вероятно, забыл, что мы в какой-то степени, действительно, брат и сестра, а значит, можем чувствовать друг друга…
– Нет, не забыл. Я, во всяком случае, не читаю твоих мыслей.
– Можешь прочесть, ничего страшного.
– Меня сейчас интересует, что делать с мальчиком, которого спасла Наташа.
– По-моему, надо поговорить с Иоганом. Что за дурость – отпустить жену. Она, видите ли, страдает. А он нет? Да и вообще настойчивее надо быть. Я это по своей жизни знаю. Если бы не смалодушничала, сейчас не сидела бы здесь.
– Помочь? – спросил Ритус.
– Пока не знаю. Попробую сама. Если уж совсем ничего не получится, тогда позаботишься о детях.
– Кто из них?
– Что кто? Ах, кто будущий Мастер? Не знаю. Раньше казалось, что средний. Теперь на распутье – возможно, и старший. Не знаю. Не могу определить. Как-то все перемешалось в жизни.
– У тебя здесь нет друзей.
– У меня их никогда и не было, не считая тебя.
– Я же предлагал тебе пойти в ЭСВ.
– Хотелось сделать что-то самой.
– Ты уже сделала. У тебя трое сыновей. Нас прославишь.
– Ты думаешь, люди поверят в ваше существование?
– Не знаю. Во всяком случае, задумаются. И знаешь что, не говори, что все однотипно и финал только хороший. Вспомни Риту, Виталия…
– Не могу писать о смерти.
– Почему?
– Слишком больно переживать. Ты же знаешь: самому умереть легче.
– Да. Так значит, от помощи отказываешься. Может, телефон оставить?
– Нет. У меня сразу появится соблазн воспользоваться твоей помощью, что я и сделаю бессовестным образом.
– А так будешь жалеть…
– Разумеется. Я всегда сожалею о том, что не сделала, а тем более о том, что сделала…
Они рассмеялись…
Часть 1
ЭСВ
Как это началось, уже никто не помнил.
В 1981 году в село Б…, что находится в центре Черноземья, Станислав Карлович Бланки привёз десятилетнего сына, который… должен был умереть. У жены Бланки, Светланы Юрьевны, не было сил, ни физических, ни моральных, наблюдать за тем, как на её глазах умирает ребёнок, ещё один. Врачи ничего не могли сделать. Всё, что им удалось, – частично восстановить зрение.
Бланки попросил обычную русскую старушку по имени баба Катя присмотреть за умирающим, оставил номер телефона, пообещал приехать при первой необходимости, дал денег. Он вернулся через месяц. К своему удивлению, обнаружил, что сыну хуже не стало. Баба Катя поинтересовалась, можно ли ей полечить ребёнка травками. Ещё через месяц сын делал первые неуверенные шаги. Станислав Карлович боялся сглазить, решил не говорить жене раньше времени.
В свой третий приезд мужчина познакомился с несколькими мальчишками и девчонками, подружившимися с сыном. Они не замечали его недостатков. По вечерам допоздна засиживались около костра в ожидании пёкшейся картошки или варящейся ухи; рассказывали, как водится у детей, страшные, на их взгляд, истории, хохотали до упада, пели песни, иногда сочиняли их сами, упражнялись в меткости (картошкой по пустым банкам) – одним словом, дурачились.
Знал ли кто-нибудь из сидящих возле костерка, что ждёт их впереди?! А если знал, выбрал бы тот путь?! Кто знает.
Станислав Карлович через полгода понял, что сыну стало лучше, причём настолько, что тот пошёл в школу. Врач, приехавший осмотреть ребёнка, развёл руками:
– Не знаю, что и сказать. Надо провести обследования.
Бланки наотрез отказался. Виктор Вениаминович спрашивал у бабы Кати, чем она лечила мальчика.
– Да чем лечила? На всё ведь воля Господа. В церковь сходила, сорокоуст за здравие заказала, водичкой из святого колодзика умывала утром и вечером. Пил он водичку-то эту, потому как пользительная она. Ноги с позвонками парила – хвою собирала в лесу и парила. Бульончик варила. Черничкой кормила да черничный отвар давала – для глаз дюже пользительный. Да к бабке мы водили его. Сливала она… Вода-то была чёрная, словно уголь; три раза водили, и все три раза вода угольная. Большой на нём наговор, дабре большой. Ещё надо бы, да бабушка, которая сливала-то, после него дюже болеет – она ж наговор на себя берёт. Обождать надобно… А так болей ничего. Вы-то вот, поди, и в бога не верите, а я ему крестик повесила на шею, что в святой воде свячёный. Он защитит от дурного глаза.
Ещё через два с половиной года Ритус Бланки – а был это именно он – ходил без посторонней помощи, даже поднимал ведро с водой. Жил он по-прежнему в семье бабы Кати, которая состояла из пяти человек: её дочери и троих внуков. Младшая внучка училась с Ритусом в одном классе.
У Ритуса за эти три года появилось много друзей, кто чуть старше, кто одного возраста. По чистой случайности, у многих из них родители оказались военными, как, впрочем, и у самого Ритуса. В лесу, который окружал село со всех сторон, находился полигон.
Естественно, больше всего мальчишкам нравились военные игры: с паролями, заданиями, явками, стычками с врагом. Ребята придумали себе врага, разработали диспозиции (свои и вражеские), сшили экипировку. У них появился штаб со всеми военными регалиями, чины, несколько отличные от армейских.
Станислав Карлович посмеивался над их затеей, но видел в глазах сына огонь – желание жить, чтобы играть в эту новую (нет, далеко не тимуровскую) игру. Познакомился с начальником полигона – подполковником Москвиным Алексеем Ивановичем. Его дети (Олег и Рита) учились в одном классе с Ритусом.
– Эти игры могут плохо закончиться… для меня, – как-то вечером, сидя на крыльце собственного дома и закуривая сигарету, произнес Алексей Иванович.
– Что случилось? – спросил Станислав Карлович.